По Южной и Центральной Африке

Поход в Галулонгу

Тропа вела на северо-восток, к селению Галулонга[73]. Мне хотелось обойти его, ибо я знал, что за близлежащими холмами, заросшими высокой травой, тянутся смертоносные болота. Я шел впереди с обеими собачками, за мной — жена, шествие замыкали козы и ослы, которых погонял Мушемани. На десятом километре мы уперлись в вязкое болото. Не имея возможности перейти через него, мы взяли вправо и наткнулись на двух африканцев, охотившихся в высокой траве: один был машукулумбе, другой сказался, к нашей радости, матока. Мы подарили им стеклянные бусы и попросили указать дорогу на северо-восток. Нам ответили, что нужно держаться тропы — это единственная возможность перебраться через болото. При этом африканцы в один голос утверждали, что селения Массанги можно достигнуть только через Галулонгу. Я считал Галулонгу опасной для нас, да и не хотелось делать крюк, а потому я решил идти прямо через болото.

Близость северной границы, забрезжившая надежда на избавление от мук успокоительно действовали на нервы. Мы преодолели опасения, которые внушала болотная вода, проникавшая в сапоги, и взяли курс прямо на север. Пройдя каких-нибудь двести шагов, я убедился, что ни о какой спешке здесь не может быть и речи, каждый шаг давался нам с величайшим трудом. Глубина воды и ила в совершенно заросшем тростником болоте составляла около 60 сантиметров и все время возрастала. Болото было грязно-коричневого цвета и распространяло зловоние. Каждые 50–60 метров встречались термитники, покрытые кустарником и тростником и напоминавшие острова.

Впереди шла теперь моя жена, я погонял ослов, замыкал шествие Мушемани с козами. Нам было трудно вытаскивать ноги из травы и грязи, а животным с их тонкими ножками — и подавно. Я погрузил на них вдвое меньше поклажи, чем обычно, но и этого было слишком много. С каждым шагом идти вперед становилось труднее. Якоб еще помогал себе, перепрыгивая с кочки на кочку: он был выносливее и сообразительнее. Второй же осел не трогался с места. Мне приходилось переставлять его передние ноги, поднимать верхнюю часть туловища, а затем толкать вперед. Только так его можно было заставить двигаться. Не удивительно, что вскоре с меня полилась не только болотная вода, но и пот. Я до того устал, что едва держался на ногах, и, дрожа всем телом, словно от озноба, был вынужден опираться на ружье, как на палку. Мушемани приходилось легче; он шел по нашим следам и лишь время от времени помогал козам. Наконец я почувствовал, что не в силах больше приподнять животное, и опустился в болотную воду, чтобы немного передохнуть. Только когда жена, испугавшись, подошла и предложила свою помощь, я смог подняться на ноги и сделать несколько шагов. Надо было бросить бедное животное на произвол судьбы. Увидев, что оно шатается наподобие меня самого и под тяжестью ноши опустилось на колени, я снял поклажу, а его втащил на ближайший термитник.

После этого мы двинулись вперед, но невероятно медленно. Каждые несколько минут мне приходилось отдыхать— то прямо в болоте, то на термитнике. Силы мои убывали. Вдруг мне стало тепло, даже жарко: припадок лихорадки. Жар лишил меня последних сил, я чувствовал себя утомленным, как никогда. Я передал жене оба ружья, попросил отнести их на ближайший термитник, а сам остался позади. Ко мне подошел Мушемани, жена тоже поспешила на выручку. С огромным трудом я добрался до места, где Роза положила ружья, но там немедленно свалился.

Мне казалось, что я не переживу ближайшие полчаса. Дышать и без того было трудно, а тут еще отвратительный запах болота, от которого можно было задохнуться. Я взял Розу за руку, попросил простить мне все ужасы и опасности этого путешествия, в которое я ее вовлек, и попрощался с нею. «Меня ненадолго хватит! Воздуха, я задыхаюсь!»

Жена моя — существо не сентиментальное. Она прижала мои горячие руки к своей груди, сорвала с меня рубаху, затем вскочила на ноги. Неужели помощи ждать неоткуда? Роза поднялась выше по термитнику, и вдруг я услышал ее крик, потом второй. Она увидела трех машукулумбе, которые вдали от края болота пасли большое стадо быков.

Я уже не надеялся на спасение и был уверен, что оставшись здесь до ночи, задохнусь в гнилых испарениях болота. Но, оказывается, неподалеку люди! Возможно ли это? Я попытался привстать, чтобы оглядеться вокруг. Наши враги!

— Э, да что там! — вскричала Роза. — Какие враги? Да это же спасители! Они без копий!

— Это пастухи, — в свою очередь воскликнул Мушемани, — и они ничего о нас не знают. Не знают, что произошло в селении, где живет царь. Иначе они не смотрели бы на нас с таким удивлением. Нет, баас, не бойся, они помогут нам. Видишь, как они кивают, чтобы мы не шли дальше, как предупреждают нас!

Даже тень надежды часто совершает чудеса. С помощью Розы и Мушемани я встал на ноги и собственными глазами увидел то, чему прежде не верил. Помощь! Подле нас оказались трое машукулумбе. готовых сделать все, что мы попросим. Один посадил себе на плечо мою жену, двое понесли меня. Наконец мы достигли мелкого места, а затем и северного берега болота. Тут мы расположились на отдых. Машукулумбе же вернулись на болото. Один принес ношу Якоба, другой — седло, третий — двух слабых козочек, Мушемани — ружья. Якоб перебрался без посторонней помощи.

Мы прошли не больше пятисот шагов, как с поворота дороги увидели Галулонгу. А на дороге стоял не кто иной, как Лееб собственной персоной! Рядом громоздилось штук двадцать наших тюков. Прежде всего я щедро вознаградил моих спасителей, которые пообещали доставить нам второго осла и его груз.

Если бы наши девятнадцать слуг не бросили нас, мы бы не попали в такое бедственное положение. Однажды, когда я и мои спутники поминали их не самым уважительным образом, вдруг появились восемь африканцев в набедренниках. Моя жена внимательно вгляделась в них, а потом крикнула:

— Что это значит? Они не машукулумбе! Эмиль, иди сюда скорее. Боже мой, да это же наши люди!

Все мы вскочили с мест, побежали к лагерю и убедились, что Роза права.

Нас разыскали восемь человек из дезертиров. После побега они добрались до доброго царя матока Мо-Панзы. Он с удивлением стал слушать их рассказ, но не дал закончить. Не стесняясь в выражениях, он поносил их за жалкую трусость. Нас, конечно, уже убили… Но и их наверняка ждет смерть, ибо как только царь марутсе Леваника узнает, что они бросили нас среди врагов, он тут же пошлет своих людей, чтобы перебить их всех.

Услышав речь Мо-Панзы, слуги решили вернуться, но трусливый бой убедил одиннадцать человек остаться с ним у Мо-Панзы. Те же восемь, которые очутились теперь перед нами, собрали свои пожитки и отправились на север искать нас. Мо-Панза снабдил их продовольствием. Они разыскали более короткий путь, чем тот, которым мы следовали, и 31 июля нагнали экспедицию.

— Мы спешили добраться до вас, — закончил свой рассказ Мапани, — потому что на равнине между нашим селением и Луэнге нам часто бросались в глаза яркие пятна. Приблизившись, мы увидели машукулумбе, носивших ваш ситец или ваши одежды. Сердца наши наполнились ужасом, ибо мы не могли поверить, что все это вы подарили. Мы решили, что вас уже убили и ограбили.

Порядка ради я отвернулся от слуг, которые присели отдохнуть после трудного пути. Надо было принять самый суровый вид, хотя внутренне я радовался их возвращению. Когда они обратились ко мне, я отошел в сторону и поручил жене выслушать их. Только якобы уступая просьбам Розы и моих спутников, я простил беглецов.

Я стал было упрекать слуг за трусость, но они закричали наперебой:

— Мы бы тебя не оставили, если б не бой, который уже несколько недель шепотом уговаривал нас не идти дальше. Во всем виноват бой! Он отвечает за все!

Их раскаяние было искренним. Как мы узнали из их рассказа, машукулумбе всячески мешали им добраться до нас. Только за право прохода по территории машукулумбе им пришлось отдать свои одеяла, ситец, стеклянные бусы, почти все копья. Их уверяли, что мы уже мертвы. Другие говорили, что нас только двое остались в живых. Третьи сообщали, что у нас все отняли и мы бродим безоружные и нагие.

Однако они не дали сбить себя с толку и шли все вперед. Я поручил жене раздать им, как бы без моего ведома, по нескольку метров ситца, чтобы они смогли купить себе копья у жителей Галулонги. Это и было сделано в тот же день.