Приготовления были закончены, снаряжение приобретено. Оставалось только принять столь важное для всякого путешественника по Африке решение относительно спутников. Вскоре я отказался от намерения окружить себя одними слугами из числа коренных жителей и решил путешествовать в компании белых. Мой выбор пал на тех двух молодых людей, с которыми я уже совершил экскурсию в Оранжевое Свободное государство. Третьим я пригласил господина Фридриха Эбервальда из Тюрингии, который в дальнейшем стал моим близким другом и принял участие также в моем втором путешествии.
До отъезда необходимо было закрепить за каждым определенные обязанности. Фридрих Эбервальд взялся снабжать нас птицей, подстреленной из его дробовика, а также сторожить фургон. Второй мой спутник по фамилии К. занялся кухней, третий же — Ф. должен был помогать в охоте и сборе коллекций. Я рассчитывал хорошо подготовить его, чтобы он мог постоянно сопровождать меня в путешествиях. Однако все мои усилия кончились ничем из-за его скверного характера.
Итак, мы, четверо белых с пятью лошадьми и пятью собаками, на несколько недель избавились от пыльного воздуха алмазных разработок.
На следующий день мы добрались до поселка племени корана. Он производил удручающее впечатление. Среди корана свирепствуют болезни и алкоголизм. В начале 1877 года в брошюре, посвященной положению коренного населения Южной Африки, я позволил себе посоветовать английскому правительству, чтобы оно запретило продажу спиртных напитков корана. Часть этих людей является его подданными, а другая живет в небольшом независимом государстве, в среднем течении реки Хартс.
Подобно всем готтентотским племенам, корана вымирают. Численность их сократилась наполовину, владения — на 25–75 процентов. Я уверен, что многие мои высокие покровители в Англии, принимающие близко к сердцу положение коренных жителей Южной Африки, никогда не забыли бы зрелища, которое нередко представляется жителям городов Капской колонии, а в районе алмазных разработок является обычным: пьяные, покрытые грязью женщины из племени корана, которые, дико ругаясь, бродят по пыльным улицам.
Достигнув Гонг-Гонга, мы направились на север в сторону реки Хартс. На протяжении тысячелетий эрозия образовала в скалах Голицское ущелье. При исследовании этой местности я сделал интересное открытие: ущелье является истинным заповедником для многих разновидностей животных, а также естественным парником.
В этом эдеме оказались змеи. Я обнаружил не менее семи их разновидностей, в том числе две породы хорошо известной в Южной Африке мамбы. Одну змею я заметил в тот момент, когда в поисках насекомых приподнял тяжелый камень. Сначала мне бросились в глаза остатки неглубокого мышиного гнезда, но солнечный луч, проникший сквозь густую листву, позволил тут же разглядеть блестящую кожу змеи. Подходящего оружия у меня не было, и я застыл на месте, чтобы после бегства змеи обыскать гнездо и собрать мелких насекомых. Ждать пришлось недолго: разбуженное горячими лучами солнца пресмыкающееся длиной свыше 4 футов стало разворачиваться на мягкой постели, где спало, свернувшись в клубок. Оно сразу же заметило меня и, подобно другим мамбам, зашипело, приподняв с земли верхнюю треть туловища. При этом у него раздулась темная шея шириной около 2 дюймов и быстро задвигался раздвоенный язык. Мое поведение, видимо, показалось змее угрожающим, и вскоре она исчезла в густых зарослях.
Еще до этого разведывательного путешествия я и мой спутник Ф., разыскивая в камнях на равнине между Дутойтспаном и Кимберли насекомых и червей, наткнулись однажды на мамбу длиной 5 футов. Это был экземпляр редкой красоты. Не имея под рукой лучшего оружия, я бросился к валявшемуся поблизости бычьему скелету, отломал от него ребро и кинулся за пресмыкающимся. Загнанная в тупик змея вдруг повернулась и прямо передо мной поднялась. Между тем я уже успел нагнуться и не мог отпрыгнуть в сторону. Малейшее колебание — и я погиб. К счастью, присутствие духа не покинуло меня: сильный удар в спину, нанесенный уверенной рукой, — и красивая, но опасная тварь стала моим трофеем. Мы обвили ее труп вокруг бычьего ребра и с триумфом отнесли домой.
Из ядовитых змей Южной Африки я считаю наиболее опасными породы мамбы, которые имеют зеленую, черную или желтую окраску. Мне известны случаи, когда мамбы, принадлежащие к первым двум породам (они встречаются в густых зарослях у побережья, где всего теплее), нападали на людей, как только замечали их. Приведу здесь только один такой случай.
В нескольких стах шагах от дома играли дети. Внезапно они увидели мамбу, выползавшую из зарослей. Зная, как опасна эта змея, они немедленно выскочили на дорогу и бросились бежать. Через некоторое время дети оглянулись и, не обнаружив змеи, замедлили шаг. Однако несколько минут спустя раздался громкий крик. Оказалось, что змея продолжала преследование и укусила мальчика в пятку. Не прошло и четверти часа, как ребенок погиб.
В горах Мапани и на равнине Сибанани, в теплых северных районах центральной части Южной Африки, обитает мамба другой породы — грязно-желтого цвета, свирепого, как и все ее сородичи, нрава. Змей можно встретить на звериных тропах, ведущих к воде, — в тех местах, где соприкасаются густыми кронами два дерева с полыми стволами. Мамбы прячутся в ветвях среди листьев. Заметив живое существо, змея обвивается хвостом вокруг ветки и свешивается вниз, раскачиваясь между стволами. Окраска ее не бросается в глаза (этим она отличается от своих зеленых и черных сестер), а потому люди и прежде всего, конечно, европейцы не замечают мамбу. Это делает ее особенно опасной.
В тот самый день, когда в Голицском ущелье я увидел мамбу, один из моих слуг-африканцев был напуган таким же пресмыкающимся. Разыскивая в густых зарослях подстреленную голубку, он вдруг выскочил из кустов и бросился ко мне с криком: «Сэр, змея!» Коренные жители, за исключением врачевателей, слывущих среди зулусов колдунами, очень боятся этих пресмыкающихся; боятся их и обезьяны.
Два дня спустя я застрелил на дне ущелья короткую черную змею с белым пятном на нижней части шеи. Торговец, которому я рассказал о встрече со змеей, в свою очередь сообщил мне интересный случай. Я повторяю здесь его рассказ, в достоверности которого меня потом убедили многие факты.
Один фермер заметил, что его корова, пасшаяся близ ущелья, в течение более чем двух недель возвращается на скотный двор часа на два позднее всего стада (поблизости не было хищных зверей, а потому коровы паслись без присмотра).
Фермер послал слугу узнать, в чем дело, и вскоре услышал крик: «Хозяин, хозяин, бери ружье и беги скорей сюда, на корове висит мамба!». Фермер созвал своих друзей и поспешил к реке. Неподалеку от нее он увидел корову, которая спокойно паслась, в то время как змея, наполовину обвившаяся вокруг ее задних ног, жадно сосала вымя. Она сильно раздулась и походила на огромную пиявку. Прежде чем пораженные зрители успели подойти ближе, змея исчезла в зарослях. На следующий день работникам с фермы удалось подкрасться к зарослям и без всякой опасности для себя убить пресмыкающееся, насосавшееся молока.
Нечто аналогичное произошло за несколько лет до моего посещения Южной Африки в городке Филипполисе (Оранжевое Свободное государство). Мой друг К., с которым я познакомился в районе алмазных россыпей, служил там у одного торговца и жил очень близко от него в кирпичном доме. Однажды после полудня этот приказчик обслуживал нескольких буров. Вдруг прибежала служанка и сообщила, что его ребенку угрожает смертельная опасность. Не зная, что означает это известие, приказчик бросил товары и покупателей и поспешил домой.
Он нашел свою жену в передней. Она оцепенела от страха и не могла вымолвить ни слова. Дочурка же с детской непосредственностью сообщила, что длинная черная кошка пьет молочко из бутылки младенца. К. бросился в детскую и увидел, что ребенок спит, а на полу стоит полупустая бутылка молока с соской вместо пробки.
Тем временем жена его несколько оправилась от смертельного испуга и смогла рассказать, что произошло. Услышав от дочурки о длинной черной кошке, она тотчас же поспешила в детскую. И тут глазам ее представилось зрелище, наполнившее ужасом материнское сердце: рядом с младенцем лежала, свернувшись черная змея и потягивала молоко из полуопрокинутой бутылки, выскользнувшей из ротика ребенка. Женщина выскочила из комнаты с криком, который, очевидно, настолько испугал пресмыкающееся, что оно упало на пол или спряталось в постели. Мать услыхала звук падающей бутылки. Ее охватила при этом такая дрожь, что она не могла вернуться в комнату.
Вбежав в детскую, господин К. прежде всего взглянул под кровать и сразу же увидел, что ему нанес визит опасный гость. Чтобы привлечь змею и вернее нанести ей удар, он подсунул бутылку с соской под кровать, а жена тем временем принесла кирри[8]. Змея не смогла устоять перед соблазном и в следующий же миг была раздавлена вместе с бутылкой. Через несколько лет ребенок узнал, какой опасности он подвергался и какие удивительные «черные кошки» водились прежде в Филипполисе.
Для моих географических исследований большое значение имело измерение глубины рек, через которые я переправлялся. Всюду, где этому не мешали крокодилы, я производил промеры. За неимением лодки и необходимой аппаратуры, я вынужден был определять глубину собственной персоной, но после того как на реке Вааль едва не погиб, отказался от столь рискованных экспериментов.
Расскажу в нескольких словах, как это произошло. Чтобы найти переправу для фургона, необходимо было измерить глубину реки Вааль, которая поблизости от нашего лагеря имела 6–8 метров в ширину. Я отыскал удобное место: высокий сухой берег, глубина 14–16 дюймов давали основание надеяться, что я нашел брод. Перекинув отважным броском на другой берег часть своего платья, я начал переходить реку, но уже после первого шага увяз в грязи. Ступая медленно и осторожно, я достиг середины реки. Толщина слоя грязи достигала здесь 2 футов и с каждым моим шагом становилась больше. Я решил сделать еще один шаг вперед и, если грязи не будет меньше, повернуть назад. Но было уже поздно: я увязал все глубже и глубже, чувствуя при этом, что грязь становится цепкой и плотной.
Звать на помощь было бессмысленно — фургон находился слишком далеко. Признаться, я перепугался. Вода дошла мне уже до подбородка, и казалось, что нет никакой надежды на спасение.
В минуты неотвратимой опасности начинаешь действовать инстинктивно. Сильным рывком я подался вперед, а руками стал имитировать движения пловца. При этом лицо и грудь мои оказались под водой, и я вытянулся на грязевом слое. Ценой огромного усилия мне удалось высвободить из цепкой грязи одну ногу, но теперь мне угрожала опасность задохнуться под водой. Необходимо было держать голову над нею, чтобы иметь возможность дышать. Вместе с тем нельзя было терять ни мгновения, дабы не потерять завоеванного. Я повторил рывок и почувствовал, что мне удалось высвободить также и вторую ногу. Еще рывок— и мои руки уперлись в затвердевшую грязь противоположного берега. Я был спасен. Вряд ли стоит описывать мое физическое и нравственное состояние в тот момент, когда я снова почувствовал под ногами твердую почву.