По Южной и Центральной Африке

Из Лакатлонга в Вондерфонтейн

Однажды в марте 1873 года я бродил по полям, засаженным кукурузой и тыквой, стараясь пополнить свои зоологические коллекции полевыми скакунами, и настолько увлекся, что не заметил приближения грозы. Только когда хлынувший дождь промочил меня насквозь, я поспешил к фургону. В этот момент в кукурузное поле, в нескольких стах шагах от меня, ударила молния. Достигнув фургона, я обнаружил, что мои спутники позабыли укрыть образцы! растений, сушившиеся на солнце, и ружья, прислоненные! к кусту. Вскочив в фургон, я вопросил товарищей быстро собрать все, что оставалось снаружи.

Один из них протянул мне растения и уже передавал ружья, как вдруг совсем рядом с фургоном в землю ударила молния. В этот момент я взялся за ствол одного ружья, намереваясь уложить его на место. Друг мой, оглушенный ударом грома, раздавшимся совсем рядом, выпустил приклад двустволки. Один из курков оказался взведенным, и, когда я потянул ружье к себе, правый ствол, заряженный дробью, разрядился. Помню лишь, что молния ярко осветила местность, а за нею последовала вспышка, сопровождавшаяся грохотом. Я почувствовал сильную боль в области левого глаза и, частью от испуга, частью оттого, что был оглушен, потерял равновесие и свалился с фургона. Друзья сочли было меня убитым, но, к счастью, рана оказалась неопасной. Дробинки прошли у меня под мышкой снизу вверх, едва не задев левый висок, и продырявили поля шляпы, причем дырки заполнились моими волосами.

Поскольку, однако, ружье выстрелило у самого моего лица, левый глаз сильно пострадал снаружи. В течение двух дней я им ничего не видел и еще две недели мучился от воспаления век.

Я решил провести несколько дней на берегу речки Клип, чтобы понаблюдать зверей и приобрести для коллекции по одной шкуре животного каждого вида. К сожалению, судьба не дала исполниться даже этому скромному желанию, чему, впрочем, я теперь рад. На берегах Клипа мы оставались до 27 марта. Первый день мы занимались препарированием купленной шкуры гну — это была трудоемкая работа, — весь второй — шли по течению речки, русло которой скорее напоминает ущелье, так как лишь в некоторых, наиболее глубоких местах наполнено водой.

По дороге нам попалось несколько фургонов трансваальских фермеров, которые либо направлялись с зерном в район алмазных разработок, либо возвращались оттуда домой. Под фургонами и на них были привязаны туши убитых животных. Дичь подпускала к себе фургон на расстояние трехсот шагов. Меткие голландские стрелки пользовались этим и, соскочив в траву, били по доверчивым животным. Из каждых трех выстрелов один, как правило, оказывался смертельным. Не удивительно, что тушу прыгуна приобретали за 1–1,5 шиллинга, капской газели — за 2–3 шиллинга, гну — за 7–8. Я купил две туши прыгунов.

Охотничье счастье изменило нам. Три дня прошли без всяких результатов. 27 марта я решил еще раз попытать счастья и предпринял экскурсию вверх по реке.

В предыдущие дня я уже несколько раз ходил в этом направлении и там, где русло значительно расширялось, заприметил углубления, которые, видимо, служили дичи водопоем. Поблизости от них высохшее русло пересекала тропа, по которой животные, в частности гну, судя по следам, переходили на другой берег; по обе стороны тропы тянулись ямы, наполненные водой. Я решил на этой тропе устроить засаду и дождаться появления животных.

После восхода солнца я выбрался из фургона и прополз почти 2 мили: на некоторых участках русло было очень неглубоким, и животные легко могли бы заметить с равнины шагавшего по нему человека. Добрался до места я только к одиннадцати часам. Тропа оказалась узкой, так как с одной стороны заросла тростником. Как я уже сказал, на этом участке русло сильно расширялось и при этом было мельче, чем в других местах. Я пролежал на тропе под палящим солнцем добрый час. Вдруг на северо-востоке послышались выстрелы. Маскируясь высокой травой, я приподнялся и стал смотреть туда, но не заметил ничего, кроме нескольких стад горных скакунов, капских газелей и гну, которые спокойно паслись вдалеке. Мое внимание привлекли гну: двигаясь гуськом, они направлялись, как мне показалось, в мою сторону. Я повернулся к тому берегу, где они находились, и стал целиться. Но гну были еще далеко от меня, шли не торопясь, и я повернул голову в противоположном направлении. К моему удивлению, я увидел большое стадо капских газелей, которые неслись с той стороны, откуда раздались выстрелы. Это стадо было ко мне ближе, чем медленно шествовавшие гну. Мне показалось, что оно тоже выйдет на тропу, я изменил гну и дополз, прижимаясь к земле, до середины высохшего русла; добраться до противоположного берега у меня уже не оставалось времени.

Через несколько секунд я приподнял голову, полагая, что животные уже совсем близко. Но какое разочарование! Капские газели, видимо, заметили опасность и в двухстах шагах от меня обратились в бегство. Стадо замыкала самка с детенышем. Мне особенно хотелось заполучить его живьем, и я решил выстрелом ранить самку, а потом захватить козленка. Пуля попала самке в правую ногу; животное было захромало и замедлило бег, но вскоре побежало с прежней быстротой и вместе с козленком присоединилось к стаду.

Я ползком вернулся на прежнее место у западного края тропы и пригнулся к земле, чтобы перезарядить ружье. Но едва успел сделать это, как услышал чье-то сопение. Я поднял голову и… испугался, как, пожалуй, никогда в жизни. Не заметив меня, гну галопом достигли тропы и теперь, наклонив головы и высоко подняв белые хвосты, ураганом неслись в мою сторону. Еще несколько мгновений — и я оказался бы у них под ногами! Не желая ближе познакомиться с рогами и острыми копытами гну, я вскочил, чтобы криками и выстрелами заставить животных остановиться или даже повернуть вспять.

Гну замедлили бег. Лохматые головы обратились ко мне, раздался выстрел, и передний бык. низко опустив голову, с громким ревом сделал два круга, а затем повернул направо. За ним последовало все стадо. Через десять шагов вожак опять сделал поворот и описал еще круг. Стадо снова последовало за ним. Повторяя время от времени этот маневр, животные умчались, задрав хвосты и громко ревя.

Однако, прежде чем они успели описать второй круг, я послал вслед им пулю, тщательно прицелившись в молодое животное. Я был уверен, что пуля вонзилась в тело, но животное продолжало бежать как ни в чем не бывало. Я в поте лица своего преследовал стадо под палящими лучами солнца целых четыре мили. Но все было напрасно: раненое животное шло, правда, последним в стаде, однако расстояние между нами непрестанно увеличивалось. Наконец я настолько устал, что был вынужден отказаться от преследования и, разочарованный, вернулся к фургону.

Подкрепившись, я решил пойти вместе с Гертом[9] по следу подстреленного гну. Найти след было нетрудно, и мы прошли по нему мили на 2 больше, чем я сделал утром (с того времени прошло около пяти часов). Наконец мы обнаружили труп молодого быка гну, уже наполовину объеденный стервятниками, который мы, естественно, оставили им. Неудача так расстроила меня, что я, в тот же день снялся с места и продолжал путешествие в глубь республики Трансвааль.

Следующей целью моего путешествия были вондерфонтейнские горные пещеры в районе верхнего течения реки Мой. Оттуда я собирался пуститься в обратный путь к алмазным россыпям.

Мы ехали весь день и часть ночи, а затем остановились на равнине примерно в 4 милях к северо-востоку от брода через Клип. Ночь выдалась чудесная, было довольно светло; сидя у костра, мы обсуждали свои приключения на берегах этой реки. Время от времени в отдалении раздавалось мычание гну, иной раз слышались тупые удары: то сталкивались рогами кидавшиеся друг на друга задорные самцы.

Мы продолжали путь по лесистой местности, уровень которой постепенно понижался. Реки становились глубже, берега их местами покрывал густой кустарник. В нем встречались цесарки, распространенные от берега океана на юге до Замбези и даже дальше.

Эта дикая птица, родственная курам, несомненно принадлежит к наиболее интересным представителям пернатого мира Африки. Она быстро размножается, несмотря на то что за ней много охотятся. Любимое место обитания цесарок (они селятся группами в тридцать-сорок гнезд) — лесистые и заросшие кустарником берега рек и непересыхающих прудов. От европейских цесарок они отличаются главным образом рогообразным наростом на лбу.

На цесарок лучше всего охотиться за полтора-два часа до захода солнца, когда они спешат с пастбищ, из лесов и зарослей на водопой. После этого они обычно проводят ночь на высоких деревьях. Можно считать установленным, что во все времена года они являются на водопой в четыре часа пополудни, причем обычно по одной и той же тропе. Если спрятаться поблизости от нее и около половины четвертого всмотреться вдаль, то при благоприятном ветре можно заметить приближающееся облако пыли. Несколько минут спустя охотник услышит кудахтанье, но птиц еще не увидит. Облако пыли возникает из-за того, что по пути на водопой птицы продолжают искать в песке или глине насекомых и семена. Я замечал, что в траве высотой 3–5 футов вожаки бегут в десяти-пятнадцати шагах впереди стаи и время от времени взлетают или, вернее, подпрыгивают вверх, чтобы осмотреться. Заметив человека, хищное животное или еще что-либо подозрительное, цесарки, громко кудахча, кидаются прочь, причем бегут с невероятной быстротой. Я знаю лишь немногих птиц, способных бегать так же быстро. Охотник, плохо знакомый с привычками этих пернатых, больше их в этот день не увидит.

Иное дело, если он, зная, как они быстро бегают, пошлет вслед собак или же, умело замаскировавшись, внезапно выйдет из засады, когда они приблизятся. Цесарки взлетают, но полет у них тяжелый, и даже малоискусному стрелку нетрудно одним выстрелом сбить птицу.

Коренные жители этим и другим птицам почти не страшны. Одни лишь корана умеют охотиться на цесарок— они поднимают их собаками, а затем стреляют, но не дробью, а твердыми косточками блю-баста (маленький съедобный фрукт).