По Южной и Центральной Африке

В южной части страны восточных бамангвато. Царь Кама

Еще до рассвета мы оседлали лошадей и после часа езды по живописной холмистой местности, кое-где засеянной кукурузой, достигли широкой долины Шошонга. На склоне северной цепи холмов Бамангвато, близ устья реки Шошонг, мы увидели город того же названия. Сначала показались белые домики маленького европейского поселка, а затем и самый город, населенный африканцами-банту.

В предыдущий мой приезд хижины города отстояли на несколько сот шагов от жилищ европейцев. Так распорядился Кама, желая поддержать нравственность своих подданных. Приказ его преследовал, в частности, ту цель, чтобы по вечерам ни одна африканка не могла показаться незамеченной на незастроенном пространстве. Однако в правление Камы благосостояние восточных бамангвато настолько возросло, что большинство из них расширило свои дворы, и многие семьи, жившие на равнине, вдалеке от резиденции черного Марка-Аврелия, переселились в Шошонг. Это соответствовало планам Камы. Он хотел сделать Шошонг большим неприступным городом, чтобы в случае нападения матабеле или буров иметь возможность оказать энергичное сопротивление. Шошонг стал быстро расти, но так как на востоке его ограничивали естественные препятствия — горное ущелье, река и скалистые высоты, — он мог расширяться только на запад и юго-восток, то есть в сторону европейского квартала. Объективные условия оказались сильнее царской воли. В настоящее время Шошонг простирается с одной стороны до европейского квартала и, огибая его, подходит к нему и с другой.

Самым важным для Шошонга как в мирное время, так и в тревожные дни войны всегда был вопрос о воде. Как я уже сказал, Шошонг расположен близ устья одноименной реки, которая удовлетворяет его потребность в воде. В окрестностях нет другого водоема, который бы круглый год не пересыхал. Поэтому врагу, стремящемуся захватить Шошонг, достаточно овладеть узким ущельем, по которому протекает река: единственный искусственный колодец, вырытый во дворе дома фирмы Френсис и Кларк, легко может быть засыпан.

Кама уже несколько лет назад разработал план обороны на случай нападения матабеле. Шошонг открыт только со стороны европейского квартала, и здесь царь создал неприступную стену, насадив полосу колючих кустарников шириной до 100 метров. В ней оставлено только несколько проходов. Кама имеет верных союзников, люто ненавидящих общего врага, в лице масарва, которые больше всех страдают от разбойничьих набегов матабеле. Это тем более важно, что масарва — прекрасные разведчики. Даже североамериканский индеец прошлых времен не сумел бы вести разведку хитрее, чем масарва. Получив сообщение о приближении матабеле, Кама быстро укрыл бы в скалах над Шошонгом стада своего племени, обычно пасущиеся в местности Гунова в 17 милях от города и в других районах, где достаточно воды. Вся эта операция может быть закончена через шесть часов, после того как конные гонцы сообщат пастухам царский приказ. За этот же срок женщины перенесли бы на скалистые возвышенности за своими жилищами запасы зерна. Владея стратегически важными пунктами и имея несколько тысяч винтовок, Кама сумел бы дать отпор нападающим.

Матабеле всегда действуют тысячами. В открытом поле они подобны урагану, и все соседние народы с полным основанием страшатся их. Однако матабеле сами всегда боятся голода и жажды. Именно по этой причине они так долго не нападали на Шошонг. О том, что матабеле больше всего боятся жажды, свидетельствует их поход на западных бамангвато, предпринятый незадолго до моего приезда. Пройдя по безводной местности, отряд матабеле вышел к реке Зуга. В этом месте река заболочена и изобилует крокодилами, форсировать ее нелегко. Матабеле шли с севера, а на южном берегу расположилось селение макалака, подданных Камы. Едва завидев воду, матабеле бросились реке, чтобы утолить жажду, хотя на противоположном берегу выстроились вооруженные винтовками макалака. Они очень плохие стрелки, но тем не менее уничтожили ридцать восемь врагов, потому что матабеле вели себя как, словно впереди им ничто не угрожало.

Чем ближе подъезжали мы 24 июля 1885 года к Шопингу, тем больше людей попадалось нам навстречу. Преобладали женщины и девушки, но встречались и старухи. Все они с песнями шли работать на поля и собирать хворост. Одеты они были в короткие, до колен, передники из шкур и перекинутые через плечо накидки, украшенные белыми и черными кружочками, вырезанными из козьих шкур, и нитями стеклянных бус. На головах красовались европейские платочки, пестрые носовые платки или остроконечные соломенные шляпы, искусно изготовляемые и Шошонге. На руках и на икрах виднелись многочисленные украшения толщиной подчас в ладонь, из синих стеклянных бус. В руке или на голове они несли корзины с мотыгами. Женщины выходили из дома утром, а возвращались только к вечеру. Те, кто побогаче, ехал в фургонах, впряженных волами. Веселые и счастливые, африканцы щелкали огромными бичами с такой силой, что наверху откликалось эхо. Почти каждый приветствовал нас словами: Киатумела баас!» Около девяти часов утра мы приехали в Шошонг.

Мы нанесли Каме визит на котле, а жене его Ма-Бесси — матери старшей принцессы, которая при крещении получила имя Бесси (теперь она была уже замужем), — в ее домике. По обычаю бечуанов царица со служанками построила этот домик для себя и своего господина.

Вокруг котлы располагались дворы царя, его приближенных и слуг. Все они имели обычную у бечуанов круглую форму, только были просторнее других хижин. Я принес в подарок Каме револьвер, а царице — красивый шерстяной платок, одеяла и другие вещи. Кама принял меня самым сердечным образом, осведомился о моей судьбе после 1876 года, когда мы виделись в последний раз, и принялся уговаривать, чтобы я не ездил, особенно в сопровождении жены, в область к северу от Замбези, населенную дикими племенами.

Прощаясь, он обещал прислать мне курдючную овцу, что потом и сделал, и напоследок спросил, не потерял ли я седло по дороге к Лимпопо. О благодарности Кама и слышать не хотел. Он только спросил, нужно ли мне седло, а если нет, то не продам ли я его. «С удовольствием, — ответил я, — у нас подохло трое лошадей, а для остальных с избытком хватает седел». Что же я хочу получить взамен может быть, вола? Сегодня утром он видел во дворе дома фирмы Френсис одного моего вола, который находился при последнем издыхании. «Да, хороший упряжной вол мне бы очень пригодился», — ответил я.

Сутки спустя я получил такого вола — чудесное животное.

Кама разрешает европейцам, которые ведут себя безупречно, селиться и строить для себя дома на его земле в упоминавшемся квартале. Если европеец покидает город не оставив распоряжений, собственность его переходит к Каме. Купля и продажа строений, принадлежащих иностранцам, допускаются только с разрешения Камы. Каждый европеец ежемесячно уплачивает Каме 12 гульдено, (фунт стерлингов) в качестве арендной платы за землю на которой стоит его дом (сюда входит также плата за сад и помещения для скота), и еще столько же за пользование колодцем во дворе дома фирмы Френсис и Кларк: Кам купил его у фирмы. Таким образом, оба торговых дома, занимающихся оптовой торговлей (один — Френсиса и Кларка, второй — купца из Наталя), платят царю такие же налоги и сборы, как кузнец или каретник, живущий в настоящей развалине, то есть 24 гульдена. За это им раз решается вести в стране торговлю и, кроме того, держать скот в местах, указанных царем, обрабатывать землю и заготовлять лес для строительства и отопительных целен траву для крыш и т. д.

Царь Кама обращает большое внимание на нравственность как своих подданных, так и европейцев: нарушителей общественной морали он постепенно выслал из страны.

Сейчас я вновь удостоверился в том, что заметил уже во время первого путешествия: царь Кама делает все для того, чтобы цивилизовать бамангвато, и достиг в этом отношении необыкновенных успехов. К счастью, он перенимает от белых только хорошее и старается привить это хорошее своим подданным. Успехи его признают все иностранцы, которые приезжают с юга, где уже посетили другие города бечуанов. Потребовалось бы несколько глав, чтобы рассказать о всех препятствиях, которые пришлось преодолеть Каме. Он заслуживает, чтобы успехи, достигнутые благодаря его железной воле, были описаны в каком-нибудь историческом труде.

То, что Кама сделал в Шошонге, беспрецедентно в искорми коренного населения Южной Африки, и об этом нельзя умалчивать, когда речь заходит о способностях африканцев к прогрессу. Рост благосостояния подданных — самое горячее желание Камы, и он уже много лет со нее большей энергией стремится к этой цели. Могущество колдунов в его племени сломлено навсегда, покончено с пирами, на которых местные жители поглощали в огромных количествах бучуалу. «Зимой и летом вы не раз терпели голод, когда обильные дожди не орошали полей, — говорил царь, обращаясь к соседним племенам. — Но вы сами виноваты в том, что голодали, что дети ваши гибли, что у вас трясутся колени и вы едва держитесь на ногах. А почему все это? Разве в прошлом году вы не убрали полей столько сорго и кукурузы, что огромные сосуды (гигантские урны, покоящиеся на подпорках или камнях и вмещающие до полутонны зерна) были полны доверху?» — Да, так было». — «Но большая часть зерна пошла на приготовление бучуалы. Значит, добрую половину запасов вы потратили на полоскание горла. На следующий год дождя не было, сорго не уродилось, запасы в сосудах истощились и среди вас начался голод. Между тем я и мои люди не испытывали нужды».

Европейские спиртные напитки запрещены во всей стране. Даже европейцам потребление их разрешается только в четырех стенах. Белый, замеченный на улице пьяным, прежде подвергался суровой каре, да и теперь его высылают из столицы. «Зачем я стану допускать, чтобы моим людям показывали дурной пример?» — говорит Кама. Десять лет назад путешественники, приезжавшие и Шошонг, пророчествовали, что пьянство недолго удастся держать под запретом, что Кама не сможет оказать сколько-нибудь действенное сопротивление распространению этого зла цивилизации. Но, благодарение богу, предсказания не сбылись. Законы Камы сохраняют силу; хочется надеяться, что они пустили уже достаточно глубокие корни и будущему преемнику Камы придется им следовать.

Некоторые примеры показывают, что Кама проявил себя как дальновидный реформатор во всех областях государственной деятельности. Он научил свой народ пользоваться деньгами, привил ему новые потребности, а также трудолюбие и тем поставил благосостояние своих людей на прочную основу. Он посоветовал расширять площадь посевов и способствовал распространению плуга. Он внушил подданным доверие к лекарствам европейцев, так что, заболев, они сами обращаются за медицинской помощью. Ом улучшил также участь подчиненных племен — масарва и макалахари, но вместе с тем железной рукой выдворил из страны всех, кто нарушал его законы или роптал на них. Кама взял под защиту диких животных своей страны прежде чем белые люди уничтожили их, как во владениях правителей южных бечуанов. Этим он на многие годы обеспечил своих людей мясом, а также шкурами и кожами как источником дохода. Большинство бамангвато одевается теперь по-европейски.

Десять лет назад лишь немногие подданные Камы владели лошадьми, а теперь царь может выставить кавалерийский полк. Конники не имеют, правда, соответствующей холодного оружия, но, подолгу охотясь в дебрях, научились неплохо обращаться с карабином. И если эта кавалерия не может равняться с европейскими гусарами, то даже создание ее является важным шагом вперед в развитии военного искусства бамангвато, ибо в Южной Африке она уступает только коннице басуто на Каледоне. Всадники бамангвато далеко оставляют за собой воинственных матабеле, чья пехота лучшая в Южной Африке.

Все это — творение Камы. Он еще при жизни заслужил памятник. Благородство Камы, в частности по отношению к своим родным, беспредельно. Его брат Камане по крайней мере десять раз организовывал заговоры против царя, но Кама всякий раз прощал его. Хочу надеяться, что Каме не придется раскаиваться в своей чрезмерной снисходительности или даже поплатиться за нее жизнью.

Я очень быстро убедился в успехах санитарного просвещения среди жителей Шошонга. За какую-нибудь неделю проведенную в этом городе, мне пришлось лечить шестьдесят пациентов. В обычное время высшим медицинским авторитетом здесь является мистер Кларк, владелец небольшой аптеки. Однако, не будучи врачом, он ничего не может поделать с главным злом — сифилисом. Этот яд еще более опасный для детей природы, чем для культурных народов, был занесен сюда очень давно теми бамантвато, которые уходили работать на юг.