Под крышкой гроба

18

Комната была пыльная, запущенная, но пахло приятно, и когда я продрался через паутину и покоробившиеся доски, мне понравилось и внутри. Здесь мой отец любил мать, и в результате получился я. В комнате, казалось, еще стоял запах их неистовой любви.

Мать говорила мне об этой комнате, но меня никогда к пей не подпускали. А теперь весь дом — мой, и нет деда, а у ворот нет сторожей в ливреях. Мне принадлежит эта комнатка под самой крышей с узенькой девичьей кроватью, где в окно вместе с соленым морским воздухом проникает луч луны и доносится монотонный звук прибоя.

— Привет, ма!

Показалось, прошелестел ответный привет.

— Привет, на!

Ветер донес звук смеха.

— Вот я и дома.

Тишина.

— Я люблю вас. Головорез, и со мной все кончено, но я люблю вас.

Тишина. Да я и не ждал ничего.

Ма?

Ни звука.

Ма?

Ни звука. Ну и черт со всем. Гори все огнем.

Комнатка такая крохотная. Здесь я был зачат из ничего, из простого акта любви. И вот я добрался до трона, я, всеми отверженный, ублюдок, горемычный убийца, и я спрашиваю лишь об одном:

— Ма… но… что же мне делать, черт побери?

Думай, сынок. Они отняли у нас все. Теперь твой черед. Настоящих парней осталось немного.

Я лежал на кровати, и мне было хорошо. Я впервые понял свою мать.

Где-то на воле бродит мой убийца.

Еще посмотрим, кто кого.

Я снял штаны и помог себе разрядиться.

Скучная вещь — дождь, особенно проливной… Но я сказал «чудесно», окунулся в него, подумав, где-то сейчас ошивается Арнольд Белл со своим никелированным орудием с глушителем и каково ему было узнать, что его напарника увезли в морг в пластиковом мешке. Может, они теперь притормозят чуток, как думаешь, Дог?

Дождемся, пока полиция все проверит. У баллистиков сведений о моем стволе нет. А убитый — просто еще один труп, У которого возьмут отпечатки пальцев, а получив информацию, закроют дело, списав все на заморскую мафию. Очень меткий стрелок оказался не на высоте.

Но остался еще один.

Самый меткий.

Арнольд Белл.

Убийца по заказу, и я — его заказ.

Неожиданно выглянуло солнце, и все вокруг засияло, а дождь легким серебристым туманом уполз к северу. Толстая чайка уселась на крышу крыльца за моим окном, и я чуть не сказал ей «привет». Далеко на горизонте поднимались дымы из трех заводских труб, и у меня появилось дурацкое ощущение, что мир прекрасен.

Наконец-то на целых три дня я стану Робинзоном Крузо. Все было чудесно до конца последнего дня. Но когда наступила темнота, я уставился на звезды, и они словно сливались в числа, а мой росток выбросил еще один побег, и цветок должен был вот-вот распуститься.

Я оставил револьвер на кровати. Послышался шелест прибрежной травы, зашуршал песок, и тогда мои руки сомкнулись на его горле и он был в пяти секундах от смерти. Единственное, что огорчило Марвина Гейтса, это то, что я пролил его выпивку.

— С чего это ты на меня навалился?

— А ты не крадись.

— Да я вроде посвистывал, — оправдывался он.

— Ты посасывал.

— Извини, старик.

— В чем дело?

— Плесни в стаканчик.

— В доме только пиво.

— Плебейство. Ладно, сойдет. Давно не бывал в трущобах.

Дуралей меня насмешил. Был на волосок от смерти и не заметил, пьянчужка. Мы развели небольшой костерок и молча сидели, потягивая пиво. Так прошло около часа, огонь потух, и только багряно светились угли.

— Как ты меня нашел?

Открыв новую банку, он ответил, не глядя на меня:

— Тебе больше некуда деться.

— Дом мой.

— Я так и понял.

— Почему?

— Дом куплен. Увидев тебя, я не поверил в канадского дядюшку. Пораскинул мозгами, и вот я здесь.

— Дать бы тебе по шее.

— За что? Я и так врожденный неудачник.

— Однако Пэм за тебя держится.

— Она — размазня. — Он надолго приник к банке, потом, оторвавшись, широко улыбнулся. — Эх, оказаться бы мне хоть раз на коне! Осточертело жить в помойной яме.

— Чего бы тебе хотелось, Марв?

Что-то произошло с его чертами. Губы сжались, и даже цвет глаз, казалось, изменился.

— Вернуть бы мне мой мужичий конец.

— Будет трепаться, Марв.

— Нет, правда. Олух я, мистер Келли. Некультурно говорю?

— Очень некультурно.

— К моему несчастью, я люблю свою жену даже после того, как вляпался в гнусную историю и в результате потерял все свое мужское достоинство.

— Сам виноват, приятель.

— Да, по не я первый, не я последний.

— Точно. Давай-ка поговорим, Марв. Ведь ты сюда пришел не пиво лакать?

— Альфред и Дэннисон — гомосексуалисты.

— А еще что новенького? — спросил я.

— Так ты знаешь?

Я слегка пожал плечами.

— Откуда ты-то узнал? — спросил я.

— У меня есть… скажем… нестандартные приятели, которые узнают своих с ходу. Они сразу указали на братцев. Ничего определенного, доказать трудно, но я верю их чутью. После твоего первого приезда я навел кое-какие справки. Если парочка и практикует это дело, то очень скрытно. Их друзья — все очень приличные люди, но братья часто исчезают из дома на день, два, якобы в деловые поездки, но по возвращении очень долго и нудно объясняют свое отсутствие. По крайней мере, Дэннисон. Альфред больше помалкивает, если к нему не пристают с расспросами.

— Никто бы не подумал на Альфи, — заметил я. — У Дэнни хоть оправдание есть.

Марвин вопросительно посмотрел на меня.

— В детстве он подцепил триппер от одной потаскушки. Это, наверное, навсегда отпугнуло его от женщин.

— Понятно. Это многое объясняет. Удивительно, что ты знаешь.

— Я не знал. Просто вертелось на уме, как неприличный анекдот, который никак не вспомнить.

— В общем, это не доказательство, просто научная гипотеза. Я подумал, может, это тебе поможет в твоей тяжбе за наследство.

— Смотрю, братишки достали тебя, Гейтс.

Он повернул в руках пивную банку, изучая этикетку.

— Та махинация, на которой я попался, была не совсем моя идея. Долго рассказывать, но втянули меня они.

— Не надо было попадаться на крючок.

— Что теперь говорить. Не очень-то приятно жить на подачки требовательной женщины. На что не пойдешь ради независимости. Меня обвели и вышвырнули, прежде чем я понял, что случилось. С тех пор я веду довольно жалкую жизнь. Да ты и сам, верно, знаешь?

Я кивнул.

— Счастливой охоты. Не хочу занимать твое время. Спасибо за выпивку.

— Заходи в любое время, — пригласил я.

Когда он ушел, я прикончил оставшиеся припасы, прибрался и отправился в Линтон, чтобы встретиться со Стэнли Крамером.

Маленькая собачонка выскочила из темноты и радостно залаяла. Только я подошел к крыльцу, как дверь открылась и меня встретил Крамер.

— Заходи, сынок. Сейчас закончим партию и поговорим.

Крамер познакомил меня со своими приятелями, лысым Джюком и Стоуни. Когда-то все они работали на заводе у деда, но годы взяли свое, и теперь они были не у дел. Каждую неделю они собирались, чтобы поиграть в карты, и это стало их неизменным ритуалом, и хотя я в него не вписывался, все же я был частью их прошлого. Мы провели за мирной беседой около часа, вспоминая разные случаи из заводской жизни, прежде чем Стэнли Крамер перешел к сути.

— Знаешь, когда ты уехал, я стал думать о взрыве и об остальном. Пошел к одному старому инженеру- химику, который тоже работал в то время. Так вот он никак не мог взять в толк, отчего взлетела лаборатория. Правда, во время следствия он промолчал, хотя подумал, что, видимо, это была небрежность персонала в обращении с кислотой: забыли закрыть кран, вот и капало… но раз никто сильно не пострадал, он помалкивал. Но как вырвало сейф из стены — совершенно непонятно.

— Но вы говорили, что в нем ничего не было.

— Мелкие деньги да старые бумаги. Деньги валялись на полу, так что это был явно не грабеж.

— Не помните, что за бумаги?

— Джюк, расскажи ему. — Крамер повернулся к лысому приятелю.

— Старые формулы сплавов. Когда-то производственный секрет. Ко времени взрыва они уже никого не интересовали и, — кстати, тоже лежали на полу. У меня там была припрятана фунтовая жестянка табаку. Все остальное переложили в новый сейф.

Сообщение мне ни о чем не говорило. Я ждал, что они еще скажут. У стариков своя манера.

— Мне бы и ни к чему, если бы Стэн на днях не вспомнил, что неделей позже понадобилось достать что-то из нового сейфа, а наборный запор-то и заело. Позвали специалиста из компании, продавшей сейф. Тот сказал, что в замке кто-то ковырялся, или еще что, не помню. Тогда Альфред и говорит, что, дескать, вчера они что-то там передвигали с помощью вилочного подъемника и, видно, задели сейф.

— Такое возможно? — спросил я.

— Паренек на подъемнике был очень аккуратный. Если б такое случилось, он бы сразу признался. Но он сказал, что ничего такого не было. Альфред задал ему головомойку и уволил. Когда ящик открыли, Альфред и Дэнни прокопались в нем полдня, а когда вышли, вид у них был, словно жабу проглотили.

— Вы не знаете, им известен был шифр к замку?

— Нет. Они его узнали, только когда завещание вступило в силу. До этого комбинацию чисел знали только твой дед и Джимми Мор. Оба уж давно умерли.

— А какой был набор у старого сейфа?

— Нет проблем. Вот Стоуни переделал набор на десять-двадцать-тридцать, чтобы мы все могли легко запомнить. Эту комбинацию человек десять — двенадцать знали. Красть там было нечего, а если бы кто и задумал, то проще ручку повернуть.

— Есть над чем задуматься, а? — заметил Крамер.

— Они провели инвентаризацию второго сейфа?

— А как же! Зарплата наличностью была на месте. Ничего не пропало. Ревизор мисс Торп, она тоже умерла, сверила все папки со своими учетными книгами. Собственно говоря, с твоими братьями был Джимми Мор, когда они перебирали содержимое сейфа. Да и стоило ли красть, если все равно через какое-то время все должно было достаться им.

— Странно, — заметил я, затянувшись сигаретой. — Похоже, что кто-то что-то искал.

— Но не нашел, — согласно кивнул Крамер.

— Что бы это могло быть? — спросил я.

— Вот и нам интересно. Только у нас, старперов, память вся в дырках. Но если мы поднатужимся, может, чего и сообразим. Поспрашиваем приятелей, у которых память получше. А ты долго будешь в Линтоне?

— Знаете старый дом в Мондо Бич?

Они дружно закивали головами.

— Мое убежище, только никому ни слова.

Затем я им рассказал о предстоящих съемках на заводе, что вызвало у них полный восторг.

— Черт побери, красоток-то сколько понаедет! Вот уж посмотрим, когда их голяком будут снимать, как нынче принято, — воскликнул Стоуни.

— Чего расколыхался? Ты свой, чай, и домкратом не поднимешь, — резонно пробурчал плешивый Джюк.

— Еще как подниму! Вот только в прошлом месяце… Он воодушевленно продолжил свой рассказ, а я ушел.

Бенни Саксу неловко было говорить о деле у себя дома. Он был в форме, успев только снять и повесить на спинку стула ремень с револьвером. Выглядел он уставшим. На кухне гремела посудой жена, а двое детишек спали.

Бенни разгреб пятерней волосы и уставился на меня своими дымчатыми глазами.

— Я смотрю, вы собираетесь объявить тотальную войну?

— Пока нет, — ответил я.

— Слушайте, для начала я бы не советовал вам разбрасываться обвинениями в гомосексуализме. Еще неизвестно, на чью мозоль можно случайно наступить.

— Мне всего лишь надо знать, нет ли каких разговоров на эту тему?

— До меня доходят всякие слухи, Келли. Я — не судья по вопросам нравственности, мое дело — обеспечить исполнение законов.

— У вас будут неприятности, если тронут Бэрринов?

— Ни малейших, мой друг. Если они нарушают закон, будут отвечать как все. Только позвольте мне кое-что добавить. Конечно, отношение к местным гражданам с достойной репутацией будет более снисходительным. Так что не пытайтесь пробить головой стену. Большой беды в том нет, что иногда приходится слегка поступиться служебным рвением ради доброго дела. В таком маленьком городке полицейский не может быть абсолютно беспристрастным и ничем не связанным. Я ведь живу здесь, знаю людей. И они меня знают. А если в городе появляются чужаки, то вы как раз такой и есть.

— Вернемся к моему первоначальному вопросу. Вы, вероятно, знаете о фильме, что будет здесь сниматься?

— Да, уже подана заявка на разрешение.

— Не думайте, что эта затея по вкусу кузенам. Толкач здесь я. Если дело выгорит, город получит большие деньги. Но я на этом не остановлюсь. Линтон должен возродиться…

— Бросьте вы это дело, Келли! Все равно завод…

— Это вы бросьте! С завещанием еще далеко не все ясно. Идет закулисная драка, и закончиться она может весьма неожиданно. Мне не нужна от вас информация, мне нужно мнение. У меня есть другие пути, но нет времени, а вы — самый краткий путь.

Что-то забавное пришло ему в голову, и он усмехнулся:

— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

— Что? — не понял я.

— Старая поговорка, Келли. Королям не надо якшаться с шутами.

— В сторону философию.

Бенни посмотрел на свои руки и потер их.

— Один из наших добропорядочных, но голубеньких граждан был привлечен за нарушение общественной морали. Он был выпущен под залог, получил защитника и был освобожден стараниями неизвестного покровителя. Через год то же самое случилось еще с одним достойным лицом. Нам все было ясно, но на этом дело и кончилось.

— Имен не назовете?

— Делайте собственные выводы, — ответил Бенни. Подумав немного, он снова повернулся ко мне.

— За пять лет у нас было четыре случая крайней жестокости. И каждый раз одинаковая картина — жутко избитая малолетняя проститутка отказывается от всяких обвинений, придумывая всякую чушь, будто бы выпала из окна или что-нибудь в этом роде, а затем уезжает из города с большими деньгами. Последний случай был два года назад.

— Всего четыре случая?

— Только четыре зарегистрированы официально. Шлюхе помяли бока — ничего удивительного. Но когда все четыре девицы одного возраста — это подозрительно.

— Это отголоски прошлого.

— Какие отголоски?

— Так, ничего интересного для вас, мистер Сакс. Я думаю, вы разрушили мои хитроумные предположения.

— Может, и к лучшему.

Голос Хантера звучал устало, когда он внушал мне, что старикам надо спать больше, чем молодым жеребцам, но оживился, когда я спросил, нет ли каких новостей о недавнем уличном убийстве.

— Во всех газетах, Дог…

— Я не видел газет.

— Могу я спросить, почему…

— Его опознали? — прервал я.

— Да. Убитый был связан с европейским подпольем. В стране, кстати, находился нелегально. Французский подданный с богатым уголовным послужным списком.

— Что еще?

— Убийцу не нашли, — ответил он. — Дог, если ты в беде…

— Нет.

— Надеюсь. — Его голос все равно звучал обеспокоенно.

— Послушай, ты не мог бы присутствовать вместо меня на собрании акционеров? — спросил я.

— Я собирался, но вряд ли будет толк. Все без изменений, если не считать, что Макмиллан приобрел еще немного голосов. Он тебя перевешивает. Место в правлении ты получишь, но вожжи будут в его руках.

— А если мне удастся заставить его отступиться?

— Дог, никому еще не удавалось заставить Кросса Макмиллана сделать что-либо против… воли. Он друг— никому и враг многим. Тебя ожидает проигрыш.

— Знаешь, что будет на заводе?

— Ерунда это все, Дог. Временная встряска, а потом все вернется к прежнему. Я иногда жалею, что ты появился здесь вновь.

— Я еще не совсем дома, советник.

— Как это?

— Скажи, я еще на подходе. Остался последний победный рывок.

— Невозможно.

— Попытка — не пытка, — ответил я.