Под крышкой гроба

3

ЛИ ШЕЙ…РАЗМЫШЛЕНИЯ.

О Господи! Если уж со мной приключается беда, то не лезет ни в какие ворота, да еще того и гляди на этих воротах появятся объявления «ФБР разыскивает…» Дело пахнет керосином. Так и слышу гул зрителей, ожидающих возвращения присяжных, стук судейского молотка и лязг тюремных решеток. Каково будет ощутить на завернутых за спину руках никелированные браслеты! Единственный из моих знакомых, побывавший за решеткой, говорил, что еда там отвратная, охранники — садисты, а среди заключенных есть такие, что не приведи Господи.

И вот я сижу как набитый дурак перед старым чемоданом и считаю деньги. Хоть бы банкноты были все старые или все новые, и то лучше. А то все вперемешку. Пока я насчитал два с половиной миллиона, я весь взмок, руки у меня начали дрожать, а живот так схватило, что глаза на лоб полезли от боли. Вокруг было зелено, как на свежескошенном газоне, а в чемодане еще полным-полно.

Откуда эти деньги?

Как ему удалось протащить их через таможню?

Чьи они были?

Этот псих Дог оставил все у меня, далее глазом не моргнув. А у меня на двери только один замок и далее револьвера нет. Я озирался вокруг, соображая куда бы припрятать всю эту кучу. В современных квартирах тайников почему-то не предусмотрено, а в стенном шкафу не выкроишь места и для лишней пары ботинок.

Мы, конечно, друзья, Дог. Ты спас мой хвост, и я тебе обязан, но не до такой лее степени, черт побери!

Когда-то ты был мировой парень, такой покладистый. Всегда готов был оказать услугу: сделать лишний вылет за приятеля, если тому загорелось съездить к девочкам в Лондон; заступался за младших по чину, если на них наседал ротный; заботился о девчонке, если ее любезный не являлся на свидание. Боже, ты был типичный простак. Не знаю, что случилось и почему, но ты изменился. Когда война окончилась, ты почему-то не вернулся, демобилизовался в Европе и исчез где-то на задворках мира, напоминая о себе редкими открытками из какой-то тьмутаракани вроде Алжира или Будапешта. Эрни Киррелу показалось, что он видел тебя в Марселе, но он не был уверен.

Я вдруг вспомнил вчерашние последние известия, где говорили о новых мерах по контролю за производством наркотиков. Турция сокращает посевы опийного мака, Франция будет преследовать всех незаконных производителей, Штаты увеличивают ассигнования на беспощадную борьбу с распространителями. Меня опять прошиб холодный пот. Теперь ясно и с открытками и с деньгами. Дог занимался рэкетом, а теперь пытается выйти из игры прежде, чем они его шлепнут. Ты в своем уме, Дог? Спер чью-то добычу и думаешь, что это законопослушная и добропорядочная публика. Да они выследят тебя и перережут горло, как пить дать.

И я влез в это дело. Сам напросился в заступники. Сдать эти деньги я не могу… выкинуть незаметно тоже невозможно, все равно останутся следы. И думать нечего. Как только обнаружатся деньги или чемодан, я окажусь на сковородке. Выхода никакого.

И все-таки я нашел выход. Собрав все деньги, я затолкал их в чемодан и затянул ремни. Чемодан должен был войти в люк для мусоросжигания, который находился в прихожей.

Весь пропотев в городской жаре, я предвкушал холодный душ. Открыв ключом дверь, я вошел в квартиру Ли. Он стоял посередине гостиной, нервно поддергивая штаны, с бледным и озабоченным лицом. Сунув ноги в шлепанцы и не замечая меня, он поднял мой чемодан и повернулся к двери. Встретившись со мной глазами, он чуть не выронил ношу.

— Куда-то направляешься? — Мне не следовало ухмыляться. Я должен был сразу сказать ему, что знаю, куда он собрался. Его лицо было как открытая книга. Он почти рехнулся со страха, но это был все тот же старина Ли. Уж если он что решил сделать, то лучше уйти с дороги.

— Не останавливай меня, Дог.

Я пожал плечами, отступил в сторону и вытащил из пачки сигарету.

— Кожа слишком толстая. Плохо будет гореть. А потом, вдруг горячий воздух поднимет бумажки вверх по вытяжной трубе и они посыплются на мостовую?

Такая простая мысль потрясла Ли, и его пальцы разжались. Чемодан шмякнулся на пол.

— Ты, гад, всегда все продумываешь до конца.

Он был в бешенстве, скорее злясь на собственную глупость, затем его гнев обратился на меня.

— Ну и как теперь от этого избавиться?

Он готов был меня протаранить.

— Почему бы не сдать в банк? На противоположной стороне улицы. — Я взглянул на часы. — У нас еще целый час до закрытия.

— Не морочь мне голову, Дог.

— Давай сходим, малыш.

— Хорошо, давай.

Я поднял чемодан, а он, набросив поношенную ветровку, последовал за мной.

Кассир вызвал управляющего, а управляющий вызвал президента банка. Президент пригласил меня в свой кабинет, а Ли остался ждать в приемной. Два банковских охранника наблюдали, как Ли время от времени облизывал свои сухие, потрескавшиеся губы. Когда я вышел из кабинета, рабочее время уже закончилось, но нас торжественно проводили к выходу и долго жали руки на прощание.

Когда мы вышли на улицу, я вручил Ли конверт с двумя чековыми книжками. Он смотрел на них, и у него даже не было слюны, чтобы облизнуть губы.

— Почему так долго? — вот и все, что он смог выдавить.

— Надо было пересчитать.

— Ты сумасшедший, Дог, абсолютно сумасшедший. Они же застукают тебя. Они идут по горячим следам, мы не успеем вернуться домой, как нас там уже будут ждать посетители.

— Почему ты так думаешь?

Он потряс головой, изумленный полным отсутствием понимания с моей стороны.

— Дружище, хорошо, если это чистые деньги, с оплаченными налогами и проверенными источниками поступления. Если это не так, ты в дерьме.

— Самое время принять душ, — ответил я, широко улыбаясь.

— Роза? — спросил я.

— А, Дог, — ответила она сонным голосом, но мой голос узнала.

— Ты мне нужна.

— Я это знала и ждала.

— Извини, что долго.

— Всего день. Пустяки. — Я услышал, как она сладко зевнула, и дал ей время закончить.

— Если ты хочешь, чтобы я тебя окончательно разбудил…

— Постарайся незаметно проскользнуть мимо привратника. — Она решительно повесила трубку, а я пошел и проскользнул. С помощью пятой отмычки замок открылся, и я ввалился в спальню. Секунд пять она лежала не понимая, то ли ее собираются насиловать, то ли грабить. Узнав меня, наконец, она только и смогла сказать:

— А что с привратником?

— Я дал ему сотню.

— Он неподкупный.

— Если бы он не взял, я бы его, пожалуй, убил.

— Он отставной полицейский. Очень честный.

— Тогда я соврал. Я сказал, что я твой любовник.

— Поверил?

— Еще бы. Он сказал, что такие, как я, как раз то, что тебе надо, — ухмыльнулся я. — Он подумал, что я тоже полицейский.

— Но он должен был спросить у тебя удостоверение.

— А я его предъявил.

— Дог… и все это из-за какой-то задницы? Да только пожелай, ты получил бы ее задаром еще вчера…

— Не болтай и одевайся.

— Ты мне скажи… — начала было Роза.

— Нет, — прервал я ее, — Ли не знает, только ты знаешь. Любители здесь ни к чему.

— Сначала выдай то, что мне положено. Ты что-то затеял и. если тебе нужна моя помощь, выдай аванс.

— В каком виде?

В ГОЛОМ.

— А если будет больно?

— Возьмешь детский крем, тогда не будет больно.

Я умею управлять сфинктером.

— Ах ты, гадкая девчонка.

— А ты меня любишь?

— Конечно.

— Ты не будешь меня уверять, что это в первый раз?

— Не буду.

— Я так и думала. Наверное, прибыл со своей смазкой.

— На этот раз забыл.

— Хорошо, что у меня есть.

— Давай твой крем. — Я смазал ее и снял штаны. — Не смотри.

— Я хотела только убедиться, что ты не забыл дома самого главного.

— Детка, я хочу удовлетворить тебя так, чтобы не пострадало твое нежное, хрупкое тельце.

Роза от души рассмеялась. Откинув одеяло, она приняла такую классическую позу, положив голову на руки, что, казалось, забыла, зачем я пришел.

— Валяй, — сказала она.

Я закурил сигарету и сказал:

— Прости, малыш.

Роза обернулась, ожидая увидеть мое бессилие и услышать невнятные оправдания, но я был в полной боевой готовности. Просто мне захотелось покурить.

— Дог, ну не свинья ли ты?

Прелестная шлюха перевернулась на спину и предстала передо мной во всей своей ослепительной наготе. Пышная грудь и полные бедра, разделенные тонкой талией, а эти чертовски соблазнительные ноги, раскинутые так, что из обольстительной щелки на меня поглядывал одинокий глазок…

Я встал и взял щетку для волос. Есть один отличный способ заставить шлюху болтать, не мешая тебе думать и не требуя твоего внимания. Я стал расчесывать ей волосы.

Она болтала.

Мило и просто, но я узнал кое-что новенькое. Заморские красотки были все разные. Каждая лелеяла свое заветное желание, и каждое их движение имело целью исполнение этого желания. А здесь родная американская шлюха, озабоченная только деньгами.

— Ах ты, моя капиталистка, — заметил я как раз в тот момент, когда щетка довела ее до оргазма.

— Сукин ты сын, — ответила Роза, переводя дыхание.

— Комплимент или критика?

— Нельзя, чтобы мужчина так много знал о женщине. Что будет с девушкой, на которой ты женишься?

— По крайней мере, у нее будет богатая сексуальная жизнь.

— Не сомневаюсь.

— И правильно.

— Могу написать тебе отзыв.

— О щетке?

— Черт побери, Дог. Если ты только щеткой добиваешься таких результатов, то представляю, что будет, если ты пустишь в дело главный товар.

— Давай попробуем. Повернись на животик.

— Негодяй, ты просто хотел поболтать со мной.

— Я хотел тебя умягчить.

— Как будто я в этом нуждаюсь. Это тебя надо умягчать.

— Как ты себя чувствуешь?

— А нельзя чего-нибудь покрепче щетки? — спросила Роза.

Согласно хмыкнув, я дал ей покрепче. Отдышавшись, она взглянула на меня с коварной ухмылкой и заметила:

— Возможно, Ли тебя убьет.

— Он уже пытался.

— Да ну?

— Точно. Поэтому мы и дружим.

— Все вы, мужики, чокнутые.

— Поэтому мы всегда побеждаем. Хочешь быть с нами?

Роза пристально посмотрела на меня, очень выразительно облизнула свой палец и провела им между ног. — Порно?

— Черт, ты знаешь, как завести мужика.

Это была моего поля ягодка.

— Дог-… в тебя когда-нибудь стреляли?

— Милая девушка, я пошел на вторую мировую войну, когда мне было двадцать. Я был летчиком, за четыре года этой мясорубки я не получил ни царапины, по в последующие четыре года на гражданке в меня стреляли четырежды. Есть только один способ увидеть шрамы.

— Наконец-то, Давай побалуемся.

— Но я ведь подлый сукин сын.

— Знаю.

— Все равно хочешь меня?

— Еще как!

— О’кей, переворачивайся.

— Где же ты пропадал, служивый?

— А ты часом не служила в пехоте?

— Нет.

— А почему термин армейский? Может, на флоте?

— Заткнись, ради Бога, и трахай.

— С вашего позволения.

— Выбирай скорее, как, — нетерпеливо приказала Роза.

— Ну кто из нас чокнутый? '

— Ты начнешь наконец?

— Ты же помнишь, что я пришел к тебе по делу.

— Помню.

— Какого же черта ты меня отвлекаешь?

— Заткнись и трахай. О деле потом.

— Все вы, женщины, одинаковые, — подковырнул я.

— Неправда, — возмутилась Роза. И сделала то, чего я добивался. Перевернулась, обругала меня и плотно свела ноги.

— У тебя есть предсмертное желание, негодяй? — спросила она.

— Естественно, — ответил я.

Умяв сковородку с яичницей, я посмотрел на Розу поверх чашки с кофе, которую поднес к губам. Она приоделась в колье и широкий кожаный пояс. Эффект был потрясающий. — Ты всегда так одеваешься?

— Это несколько покороче, чем обычное мини, — улыбнулась она. — Слушай, а ты всегда так обжираешься после женщины?

— Всегда, — кивнул я. — Естественный восстановительный рефлекс.

— Тогда налегай. У меня нет слов, — она закатила глаза. — До чего же ты хорош! Тот редкий случай, когда сама готова заплатить.

— Уже заплатила, Роза. Хорошо поговорили. Ты дала мне передохнуть от этой вечной спешки во времени и расстояниях.

Она понимающе наклонила голову, внимательно глядя на меня. Отхлебнув кофе, она спросила:

— Ты ведь не только за этим пришел?

— Умница.

— Соображаю кое-что. Конечно, не чета тебе, но признаки читать умею.

— И что же ты прочитала?

Она допила кофе, поставила чашку на блюдце и стала медленно вращать ее пальцем.

— Ты встретился со мной в первый раз, завел меня так, что я вряд ли смогу тебе отказать. Теперь жду, когда ты заиграешь в свою дудку, чтобы начать под нее плясать. Дог, в Нью-Йорке много красивых женщин, почему ты выбрал меня?

— Я знаю, Ли… Он не будет дружить с кем попало. Тебе можно доверять.

Скорчив забавную рожицу, она согласилась;

— Это одна из моих немногих добродетелей. Рада, что заметил. У меня есть основание надеяться, что я еще не совсем потерянная женщина. Выкладывай, что у тебя на уме.

— Хочу тебя использовать.

— Знаю. Как товар или как товарища?

— И так и эдак, тебе от этого никакого вреда не будет. Просто, когда все закончится, ты станешь немного богаче.

Слегка прикусив нижнюю губу, она подняла на меня глаза.

— А что с тобой будет, Дог, когда все закончится?

— Буду удовлетворен. Остались кое-какие дела, которые давно надо было закончить.

— Но кто-то при этом пострадает?

— Без сомнения, красавица. За это я ручаюсь. Они получат по заслугам.

— Ты уверен в своей правоте? — спросила Роза.

Откинувшись на стуле, я немного задумался, прежде чем ответить.

— Малыш, может, глядя на меня, и не подумаешь, но я был прилежный ученик.

— Это месть, Дог?

— Нет, просто необходимость.

— Что-то я тебе не верю.

— Может, я и сам не хочу в это верить. Нет, это не месть. Просто неизбежность.

Наверное с минуту она вращала чашку, прежде чем согласно кивнула головой.

— Хорошо, Дог. В тебе есть что-то необычное, и я хочу разгадать, что это. Я сплю с хмужчинами за деньги, и почти каждый спрашивает, зачем я этим занимаюсь. Я выдумываю что-нибудь, почти никогда не повторяясь. Но мне самой всегда любопытно, почему им нужны платные любовные услуги. Ведь они влюбляются, женятся по любви, а потом начинают таскаться по девкам.

— Животный инстинкт, — заметил я.

— Все-таки они дурные, — возразила Роза. — Если им хочется чего-нибудь остренького, пусть научат своих жен. Баба будет только рада его ублажать. Она и сама выдумает что-нибудь эдакое ему на удивление. Если два человека не жалеют сил, чтобы превратить свою постель в любимое рабочее место, их не отдерешь друг от друга бульдозером. Я знаю двух старых толстячков, которые за сорок лет брака и двух дней не пропустили и настрогали одиннадцать детишек.

— Кто это?

— Мои родители. Помню, в детстве не знала куда деваться от смущения. Если бы они узнали, кем я стала, они бы искренне меня пожалели. Супружество было для них одним счастливым праздником. А мне чего-то не хватает.

— А как же Ли?

— Мы хорошие друзья, Дог. Постельные друзья, так сказать. Ли — большой дружелюбный щенок, который все еще не вырос. И вряд ли вырастет.

— А вдруг вырастет?

— Зачем я ему тогда? Он выберет себе любую.

— Сомневаюсь. Особенно после того, как он прошел у тебя обучение.

— Спасибо, мой друг. Хотелось бы в это верить, но маловероятно.

— Оставила лазейку?

— Как тебя понимать?

— Ты не сказала «невозможно».

— Женское тщеславие, дорогой мой Барбос. Он мне интересен, но ты — больше. Чего же тебе на самом деле надо, признавайся?

— Все еще раздумываю.

— А когда выяснишь?

— Я возьму то, что мне надо.

— Кому бы это ни принадлежало?

,— Без сомнения, киска.

— О’кей, Дог. Меня ты уже получил. Я останусь в игре хотя бы для того, чтобы узнать, чем все это обернется. Не хочешь поцеловать меня и пожелать спокойной ночи?