Под крышкой гроба

7

— Мона Мерримен, вы дама занозистая, — заметил я. — Почему бы вам не переключиться на какую-нибудь знаменитость?

— Я уже обо всех все написала. Вы мне интереснее.

— Но я ведь никто.

— Не совсем так, Догерон. Я справлялась о вас у вашего друга Ли Шея. От меня он не посмеет ничего утаивать. То, что вы наследник владений Бэрринов, делает вас достойным внимания.

— Мона, быть наследником еще не значит унаследовать. Я же сказал, что я незаконнорожденный в семье.

— Уже и это новость, — мило улыбнулась она. — Я же веду скандальную хронику.

Я провел пальцами по ее щеке и слегка ущипнул за подбородок.

— Крошка, ты ведь не хочешь, чтобы от тебя остались рожки да ножки?

— Забавно.

— Никаких шуток.

— И что же будет? — спросила она, смеясь.

— А то, что все узнают, сколько тебе лет на самом деле.

— Исключено, — ответила она, ничуть не смутясь и все с тем же смехом.

— Спорим? — предложил я.

Улыбка стала сползать с ее лица.

— Дай мне телефонный аппарат и час времени, и я сообщу тебе место, время и час твоего рождения.

Склонив голову набок, она не совсем уверенно посмотрела на меня.

— Не верю.

— Посмотри в мои глаза, Мона.

— Вижу.

— Теперь понимаешь. В этой игре мне нет равных. Только попробуй меня царапнуть, и я откушу тебе голову.

— Ты и впрямь ублюдок. Разве не так?

— Мне это все говорят.

— Неужели ты и вправду всем скажешь, сколько мне лет… если тебе удастся узнать?

— Только тронь меня.

— Ты интересный человек, Дог. И сколько же мне лет?

— Приблизительно?

— Да.

Я снова пробежал пальцами по ее щеке и почувствовал едва заметные морщинки.

— Двадцать один, — ухмыльнулся я.

— Ладно, давай по-настоящему.

— Шестьдесят два, — ответил я.

— Негодяй, прибавил мне целый год. Я тебя убью, если ты кому-нибудь проговоришься.

— Скажу, что тебе не больше тридцати.

— Трепач. Но все равно ты мне нравишься, подлое чудовище. Теперь я попробую все о тебе разузнать, и тогда берегись.

— Не стоит хлопотать. Спрашивай, о чем хочешь, я сам отвечу.

Мона заглянула в свой полупустой бокал, покружила остатки и посмотрела мне в глаза.

— Ты кого-нибудь убивал?

Я утвердительно кивнул.

— Не хочешь рассказать?

— Нет необходимости.

— Кажется, мне попался огонь мужик. Знаешь, что я хотела бы с тобой сделать?

— Естественно. Мне от вас, соплюшек, отбою нет. Лучше выбери себе ровесника.

— Ну ладно, убивец. Один поцелуйчик, и давай возвращаться в помещение.

Она слегка коснулась меня губами, но в этом прикосновении и в том, как она всем телом прижалась ко мне, я прочитал всю ее жажду и страсть тигрицы. Лет двадцать назад я бы с ней не соскучился.

Ее рука, лежавшая у меня на плече, опустилась вниз и, дотронувшись до меня, вернулась обратно.

— Да ты — просто лед.

— Не совсем, куколка. Просто я сам выбираю время и место.

— Везет мне на негодяев, — улыбнулась она. — Уж я вас разберу на составные части, мистер Келли.

— Уже пытались.

— Эксперты?

— Эксперты.

— Это были только цветочки. Пойдем, хочу познакомить тебя со своими друзьями.

Заметив нас, когда мы входили в шумный от подвыпивших голосов зал, Уолт Джентри помахал нам рукой и, извинившись перед парой, с которой только что беседовал, направился к нам своей размашистой походкой. Он с широкой улыбкой потряс мне руку и подмигнул Моне.

— Рад видеть тебя, Дог. Давненько не виделись.

— Взаимно, Уолт.

— Мона уже успела запустить в тебя коготки?

Она ущипнула его за руку и сделала шутливо обиженное лицо.

— Уолт, тебе надо было подготовить меня к встрече с этим зверем. В нашей компании Дог такая освежающая перемена.

— Потому что я не породистый.

— Насовсем вернулся? — спросил Уолт.

— Возможно.

— Затишье на континенте? Заскучал?

Я пожал плечами, перебирая в памяти последние двадцать с лишним лет.

— То, что раньше казалось необыкновенным, становится со временем заурядным. Я, наверное, как лосось — возвращаюсь метать икру туда, где родился.

— И умереть, — вставила Мона. — Лосось всегда умирает после нереста. Ты поэтому вернулся, Дог?

— Помирать — не мое хобби, мадам. Не сейчас, по крайней мере.

— Возьму на заметку. Значит, вернулся домой метать икру. Кого же собираешься оплодотворить?

Уолт засмеялся и похлопал Мону по плечу:

— Мона, девочка моя, почему ты все видишь в сексуальном плане?

— Занимательный план, мой мальчик. Мои читатели только этого и ждут. На горизонте появился весьма завлекательный холостяк и потенциальный жених. Надо же все разузнать. — Она с улыбкой смотрела на меня. — Вы не ответили на мой вопрос, мистер Келли!

— Еще не думал.

— Может, вас ждет какое-нибудь одинокое сердце?

— Что-то не припоминаю. В основном все радовались, когда я уехал.

Мы взяли по бокалу у официантки, которую подозвал Уолт.

— Мона, ты не больно верь его россказням о владениях Бэрринов. Просто Догу надо было родиться лет сто назад. Такому пороху, как он, просто негде развернуться в наше время. Когда его выставили отсюда, он был только рад.

— Эго кого выставили? — спросил тихий голос.

Мы все обернулись и поклонились плотному мужчине с болезненным лицом.

— Привет Мона, Уолт… — он помедлил, ожидая представления.

— Дик Лаген, Дог Келли. Вы, кажется, не встречались?

Я протянул руку, и он на секунду вежливо задержал ее в своей.

— Я регулярно читаю вашу колонку, мистер Лаген.

— Наконец-то я встретил человека, который интересуется международными событиями.

— Мои литературные жемчужины не удостоились подобного внимания, — повернулась к нему Мона.

Лаген улыбнулся и потрогал тонкую полоску своих усов.

— Мона, дорогая, разве между нами возможно соперничество? Просто мистера Келли, как финансиста, интересуют мои последние новости. Разве не так, мистер Келли?

Его голос прозвучал как-то странно, а глаза изучающе смотрели на меня.

— Охота за долларом — неизбежное зло. Почему бы в ней не поучаствовать, — ответил я.

— Я понял так, что вы вернулись с целью претендовать на наследство.

— Десять хороших кусков. Откуда вы знаете?

— Мои ранние исследования были написаны еще во времена расцвета режима Бэрринов. Вы и представить себе не можете, как много я знаю о состоянии вашего семейства.

— Рад за них, при условии, что получу свои десять тысяч. Я никогда не был особенно привязан к семье.

— Понимаю. По нашим временам десять тысяч — не ахти какая сумма. Собираетесь вложить куда-нибудь?

— Ни за что. Собираюсь прогулять. Деньги для того и существуют, чтобы превращать их во что-нибудь полезное или приятное.

— У вас замашки богача, мистер Келли.

В его голосе опять прозвучала та же странная нотка.

— И с десятью тысячами можно удивить всех, — беззаботно ухмыльнулся я, вызвав его ответную улыбку.

— Между прочим, мистер Келли, вас, кажется, зовут Догерон?

— Да, а что?

— Необычное имя.

— Старинное. Таких теперь мало.

— Вы правы. Однако я неоднократно сталкивался с этим именем. Стамбул, Париж… ведь вы там бывали?

— Конечно, — подтвердил я.

— Может, это один и тот же Догерон?

Мона бросила на нас быстрый, острый взгляд.

— Ну-ка, ну-ка, Дик, выкладывай, что ты знаешь о нашем друге. Не пропадать же ценной информации в твоей заумной колонке.

Смеясь, я прервал ее:

— Если мистер Лаген встречал меня в этих местах, то это уж точно твой хлеб, Мона. Что касается злачных мест, где исполняют танец живота и канкан, здесь я — самый прилежный ученик. Видно, вы тоже завсегдатай, мистер Лаген, так что немудрено было и встретиться. Меня там неплохо знают. Вы, стало быть, тоже любитель клубнички?

Лаген опять пощипал свои усы, стараясь прикрыть рукой лицо. Мона со смехом дернула его за рукав.

— Ну и ну, Дик! Ах ты, старый проказник! А я-то думала, что ты ходячая добродетель. Дог, дорогой, ты просто прелесть! Наконец и он попался мне в руки.

Лаген изобразил легкое смущение, сопровождаемое сдавленным смешком.

— Вы меня застукали на месте преступления, мистер Келли. Моя тайна раскрыта. Я всегда только робкий зритель, да и возможность представляется не часто.

— Не волнуйтесь. Ваша тайна в безопасности. Я уже пригрозил Моне одним разоблачением. Добавим и это.

— Уолтер, вы пригласили замечательного гостя. Совсем. не похоже, что он из Европы. Приятно было познакомиться, мистер Келли, — откланялся Лаген.

Когда он отошел, Уолт сказал:

— Надеюсь, он не расстроился.

Мона с усмешкой встряхнула волосами.

— Глупыш. Да он весь сиял от удовольствия. Мы-то думали, что он надутый индюк. Дог… что ты еще умеешь?

У тебя необыкновенная способность видеть людей насквозь.

— Это приходит с возрастом, милая леди. По-моему, это — свойство всех мужчин.

— Если бы всех, ты бы не болтал сейчас с особой моего возраста. Почему бы тебе не переключиться на что- нибудь более подходящее, как ты посоветовал мне. Тем более, я вижу не одну пару глаз, вожделенно следящих за тобой. Давай-ка, Уолт, представь его. Хочется посмотреть, как он будет управляться с этими профессиональными крошками, выставившими свой товар. Эх, вернуть бы то время, когда и грудь была тверже, и ноги стройнее!

— Не горюй, Mona. У тебя все с лихвой восполняется опытом.

— Уведи его отсюда, Уолт, а то я за себя не ручаюсь.

Она удалилась, вцепившись в двух новых популярных телегероев.

— Крутая бабенка, — заметил Уолт.

— Да уж.

— Ты ей не очень-то верь. Ради красного словца никого не пожалеет, и полное отсутствие совести. Впрочем, Лаген такой же. Воображает себя великим крестоносцем. Один сенатор обозвал его сторожевым псом, охраняющим предпринимательство от бессовестных дельцов. Вот он и пыжится, чтобы соответствовать.

— А что он здесь-то делает? Это совсем не его компания.

— Вспомни-ка свое безжалостное разоблачение. Дик обожает смотреть на девочек. Где же ему подзарядиться, как не в шоу-тусовке. Ты со всеми познакомился?

— Со многими.

— С твоим появлением все мужики ощетинились. Территория давно поделена, вот они и нервничают, в чьи угодья ты собираешься вторгнуться.

— А где Ли?

— Ублажает в баре парочку местных знаменитостей, чтобы попасть в светскую телехронику. Чего он такой взвинченный?

— Сам не знаю.

— Он как будто боится оставить тебя одного. Вы всегда были не разлей вода.

— Ли слишком много нервничает. Ему надо жениться, — ответил я с усмешкой.

— Чья бы корова мычала, — хмыкнул Уолт. — Между прочим, а ты на кого собираешься наложить лапу? Даже мне интересно. Кстати, весь товар доступный. Почти весь.

— Почти?

Уолт кивнул головой в ту сторону, где на ручке кресла сидела блондинка, чей разговор я подслушал, и беседовала с колобком, который, однако, был одним из крупнейших издателей.

— Вон та. Железные трусы. Настоящая бутылка с зажигательной смесью, только никому не удается поджечь фитиль.

— Любопытно.

— Скорее утомительно. Даже самые опытные отказались от затеи. Посрамлен был даже один психиатр. Сейчас вокруг нее крутится Рауль, пары разогнал, аж крышка бренчит. До встречи с ней он воображал себя воплощением всепобеждающей мужественности.

— Я слышал, как она его разделала. Неужели все, что она говорила, правда?

— Все. Бьюсь об заклад. Я у нее тоже на поводке. Пойди поздоровайся с пей. Интересно, какое ты произведешь на нее впечатление.

Колобок поклонился нам и укатил за своей новой пассией, которая, как летняя гроза, пронеслась мимо пас в окружении невзрачных молодых людей.

Уолт представил нас друг другу.

— Шэрон Касс, Дог Келли. Пусть будет по всем правилам. — Он с улыбкой глянул на меня. — Шэрон не любит шапочных знакомств.

Лукавые искорки играли в ее огромных карих глазах, когда она подала мне руку.

— Уолт всегда подтрунивает надо мной, мистер Келли.

— Зовите меня Дог. Так проще.

— Он уже сообщил вам о моих железных трусах, Дог?

— Еще бы.

— Такого болтуна поискать. Лучше пусть каждый сам убедится.

— Смотри, — предупредил Уолт. — Появится какой- нибудь с консервным ножом.

Она мягко освободила свою руку, глядя на меня слегка склонив голову набок.

— Возможно.

Шэрон Касс была прекрасна. И необычна. Ее внутренняя и внешняя красота были одинаково совершенны. Но внутреннюю она, казалось, тщательно скрывала. Ее искусно осветленные волосы переливались и ниспадали на плечи мягкими волнами, подчеркивая всю привлекательность ее манящего, как спелый плод, гибкого, чувственного тела. Ноги, едва прикрытые до середины бедра, свободно открывались взгляду и радовали его своим совершенством. Шэрон держала себя открыто и непосредственно, не прибегая к кокетливым уловкам, свойственным большинству женщин.

— Вы поговорите, ребята, а я пойду к гостям, — сказал Уолт.

Мы проводили его глазами, и Шэрон сказала:

— Думаю, Уолт специально науськал тебя на меня, Дог.

В ответ на мой вопросительный взгляд она объяснила:

— Чуть раньше я вытянула у него пять миллионов долларов на совместную постановку фильма с фирмой «Кейбл-Ховард».

— Так просто?

— Как теленка на убой. Мой босс, рассчитывая на мои данные, предполагал, что сделка будет окончательно заключена на шелковых простынях в спальне Уолта. — Она по-девчоночьи хихикнула.

— Но он повел себя настолько благородно, что, думаю, теперь хочет немного отыграться.

— Чем же ты занимаешься?

— Телами и пленками. «Кейбл-Ховард» выпускает фильмы — хорошие, плохие, но все доходные. Уолт точно знает, что на этой сделке он удвоит вложенный капитал.

— А тебя выпускают, чтобы приманивать спонсоров.

— Не новый прием, Дог. Во всяком случае, я веду эту игру по своим правилам.

— Ну и дела!

— А что, ты — моралист? — тихо спросила она.

— На таких условиях меня ни в какую сделку не заманишь.

— А как тебя можно заманить?

Открытое любопытство читалось на ее лице.

— Забудь. Может, я и моралист. У меня тоже есть свои правила, — ответил я с хмурой улыбкой.

— А что проку?

— Ты о чем?

— Насколько я знаю, ты из семьи Бэрринов?

— Ну и скорые языки у людей.

— В этой компании секреты долго не живут. Завтра тебя уже сделают таинственным миллионером из Европы, который явился, чтобы захватить владения Бэрринов. Биржа закачается от этих новостей.

— Брехня.

— Почему, мистер Келли?

— Мне причитается всего десять тысяч.

— Ли так и сказал. Но разве не интереснее оттяпать миллионы? Когда же ты рассчитываешь получить свои десять тысяч?

— Я их не получу. Они обвели меня. Мой дед по матери оговорил в завещании определенные, но почти невыполнимые условия.

— Мне нравится твое «почти». Что же делать?

— А ничего.

— У тебя чересчур коварная улыбка, Дог. Что ты задумал?

— Чтобы появилась длинная рука и утянула тебя отсюда.

Шэрон поставила свой бокал, встала, и, подняв голову, посмотрела на меня сияющими глазами.

— Надо только попросить, — сказала она.

— Я прошу.

— Тогда идем.

Под дождем Шэрон стала похожа на распустившийся весенний цветок, покрытый сверкающими каплями росы. Голова у нее была не покрыта, и ветер свободно трепал ее волосы. Взяв меня под руку, она со смехом шлепала по лужам, и съежившиеся под зонтиками редкие прохожие с удивлением смотрели на нас и улыбались.

Мы перекусили в небольшом итальянском ресторанчике, потом, пройдя пару кварталов, заглянули в бар, где не было ни души, за исключением самого хозяина. Он подал наш заказ и опять уткнулся в телевизор.

— Как славно, Дог. Давно мне не было так хорошо.

— Подождем, что ты скажешь завтра, когда схватишь воспаление легких.

— А «завтра» будет?

— Конечно. У меня появилось чувство ответственности за тебя.

— Как бывает, когда подбирают отбившуюся от стаи птицу?

— Вроде того.

— Хорошо. Я тебе позвоню. Здоровая, полная сил и молодости… — она вдруг запнулась и посерьезнела. — Я… не хотела тебя…

— Котенок, я не мальчик. Вижу себя в зеркало каждый день, когда бреюсь — и седину и морщины. Это со всеми бывает.

— Ты мне нравишься таким.

— Тем лучше, поскольку другим мне не стать. А общаясь с тобой, авось помолодею. Мне это напоминает юность.

— Мондо Бич?

Моя рука с бокалом остановилась на полпути.

— Откуда ты знаешь?

Ее глаза лучились.

— Потому что я из тех же мест. В шести милях от вашего поместья. Когда я была маленькая, мы гуляли в северной части вашего парка, которая не была огорожена. Иногда мы плавали у лодочного причала и устраивали пикник, воображая себя богачами.

— Вот оно что.

— А ты там бывал, Дог?

— Несколько раз. Я больше предпочитал уединение.

— А знаешь, мой отец проработал на заводе Бэрри- нов пятнадцать лет. Я бывала с отцом в большом доме, когда он относил туда какие-то бумаги с завода.

— Мир тесен. Зачем ты уехала из провинции? Чего тут хорошего, в этом чертовом городе?

— Предпринимательство. Нужно же как-то кормиться, одеваться. Мне казалось, что завод — не совсем для меня. Когда отец умер, у меня не было никаких шансов в этом городке. Сам понимаешь.

Я пододвинул поближе блюдце с орешками.

— Я-то уехал из своих мест не совсем добровольно. Меня подтолкнули. Ты много потеряла, если не слышала всю эту историю.

— Из разговоров взрослых кое-что до нас доходило. Но я как-то не вникала. Как раз перед моим отъездом было много шуму по поводу твоих двоюродных сестер. Мне это было ни к чему. Твое возвращение, видимо, большая неожиданность для них?

— Мой адвокат уже готовит их. Почему тебя так интересуют Бэррины?.

— Наверное, мне хочется услышать хоть что-нибудь о доме, о старых местах. С тех пор я там ни разу не была.

— Так давай съездим.

Она несколько секунд помолчала, с улыбкой глядя на меня, и согласно кивнула головой:

— О’кей. Когда?

— Завтра… если сможешь отпроситься.

— Мистер С. К. Кейбл по уши в долгу у меня, дорогой Келли. Я теперь достаточно долго смогу распоряжаться своим временем.

Глянув на часы, я увидел, что уже шел второй час ночи.

— Давай-ка провожу тебя домой. А то и выспаться не успеешь. Где ты живешь?

— Недалеко. Дойдем пешком.

Оставив деньги на стойке бара и прихватив горсть орешков, я подал Шэрон плащ.

— Пойдем, морской котик.

Она жила на Ист-Сайде, в высоченной коробке из стекла и бетона, примыкавшей к такой же башне, с общим входом, охраняемым бдительным привратником в ливрее.

Приветливо и искренне Шэрон предложила мне зайти и выпить чего-нибудь на сон грядущий. Она вошла первой, зажгла свет, мы разделись, и она повесила плащи.

— Ты пока наливай, — сказала она, указав мне на бар, — а я-пойду переоденусь в домашнее. И сухое. А тебе придется пострадать. Думаю, не захочешь щеголять в моем халате, — засмеялась она своим звонким смехом.

— Обойдется.

Наполнив бокалы, я обошел комнату, удивляясь холодной деловитости современного жилья. Все было по- американски функционально, в соответствии с типовым манхэттенским дизайном. Только спустя некоторое время до меня дошло, чего здесь недоставало. Квартира не имела лица. Это было просто… жилье. Как гостиничный номер.

Я почувствовал, что она наблюдает за мной из затемненного угла комнаты.

— О чем ты думаешь, Дог?

— Давно ты здесь живешь?

— Четыре года. А что?

— Не скажешь, что здесь живет девушка.

Я обернулся. Она вышла из темноты такая прелестная в своей тонкой кофточке, завязанной узлом под грудью, и простенькой юбчонке, колышущейся вокруг стройных ног. Полотенце, завязанное на голове тюрбаном, делало ее похожей на героиню «Тысячи и одной ночи». Сердце у меня екнуло, но я быстро овладел собой.

— Необычное наблюдение. Большинство мужчин этого не замечают. Но ты прав.

Взяв протянутый мной бокал, она удобно устроилась на диване, подобрав под себя ноги, и продолжила с улыбкой:

— Не могу назвать домом квартиру в Манхэттене. Просто я здесь живу. Даже не хочу украшать ее разными женскими безделушками. Предпочитаю подождать.

— Чего?

— Настоящего дома, который будет у меня.

Позвенев льдом в бокале, я пригубил его.

— Да ты положительная девочка. Уже выбрала кого- нибудь?

С лукавой улыбкой она ответила:

— Я уже обручена и могу позволить себе быть положительной.

— Кому-то здорово повезет, котенок.

— Знаю. — Поставив бокал, она встала и медленно подошла ко мне. Подняв руки, она обняла меня за шею, ее повлажневшие губы приоткрылись. — Хочешь, чтобы повезло тебе, Дог?

Поцелуй был необычный. Сначала медленный и легкий, затем он, как магнит, притянул нас друг к другу, потом стал неистовым, растворял ее тело в моем, наполняя меня жаром и безумным желанием. Узел блузки развязался, ее теплая нагота касалась меня, из ее губ вырвался слабый стон.

Когда я ее отстранил, мое дыхание было подозрительно прерывистым, и я ‘с трудом овладел своим голосом.

— Ты обручена, Шэрон. Забыла?

— Бывают моменты, когда я об этом легко забываю.

Я завязал узлом ее кофту.

— Не заставляй меня пыхтеть. А то я начинаю чувствовать себя одним из тех повес, которые околачивались на вечеринке у Уолта. Мне пора идти.

— Если хочешь, можешь остаться.

— Не могу.

— Почему? — она поддразнивала меня своей лукавой улыбкой.

— Со мной нет консервного ножа.

— Я тебе одолжу.

Мы. рассмеялись, и она вынула из шкафа мой плащ.

Дружески поцеловав ее на прощанье, я с глубоким вздохом заглянул в ее огромные глаза.

— Будешь шалить, котенок, получишь по попке.

— Чудесно!

— Я не это имел в виду.

— До завтра? — сказала она.

— До завтра.

Когда я вошел в квартиру Ли, гам грохотала война конца сороковых. Ли лежал на полу с подушкой под головой и пивом в руке, бессмысленно уставившись в телевизор. Рядом стояла переполненная пепельница. Когда я слегка тронул его носком ботинка, он вздрогнул и секунду смотрел на меня, не узнавая, потом пришел в себя.

— Приятель, когда ты движешься, за гобой прямо просека остается.

Подойдя к бару, я налил себе пива.

— А в чем дело?

— Ничего, ничего особенного. Чтобы подобраться к этой куколке Касс, надо готовиться, по крайней мере как к высадке в Нормандии, а тебе понадобилось всего пять минут, чтобы смыться с ней под ручку. Как это тебе удалось, Дог?

— Я воспитанный.

— Не пудри мозги. Не знаю, что у тебя на уме, но все смотрели на тебя, словно на ястреба. Ты оказался в центре внимания. — Он поднялся, покачиваясь. — Звонил Дик Лаген.

— Молодец.

— Говорил о тебе.

— Отлично.

Ли сделал недовольную гримасу и, шатаясь, поплелся к креслу.

— Слушай, Дог, если этот тип что-нибудь затеет, то от него не отвяжешься. Я не все толком понял, но он хочет разнюхать все о тебе и о корпорации Бэрринов.

— Вот как?

— Поэтому шевелись, если ты собираешься что- нибудь предпринять.

Прикончив пиво, я стал раздеваться.

— К чему волноваться?

— К тому, что тебе есть что скрывать, забыл, что ли? Его газетный синдикат предоставляет ему полную свободу действий. У них связи по всему миру…

— Не дергайся, Ли. Если ему нужна биография, могу изложить лично.

— Уж ты изложишь. А вот будет ли в ней правда и сколько?

— Нисколько.

— Вот о чем я и толкую. Дог, давай без дураков… У тебя проблемы?

— Не помереть — тоже проблема, — заметил я, вешая плащ на. спинку стула и снимая рубаху. Увидев мои шрамы, он побелел и нервно облизнул губы.

— Дог, ты знаешь, за этой квартирой следят.

— Кто сказал?

— Привратник Дэнни… он отставной полицейский. Он их заметил в полдень. Я слышал, как он сказал Кларенсу, когда они менялись. За этим домом никогда не наблюдали, даже когда на чердаке обосновались проститутки. Это следит не полиция.

Подойдя к телефону, я набрал номер. Услышав в ответ знакомый голос, я сказал по-испански:

— Чет, ты установил за мной слежку?

Чет Линден уже проснулся и ответил настороженным голосом:

— Да. Для верности мы решили пока понаблюдать за тобой. Ну как блондиночка, Дог, хороша? Могу помочь, если хочешь что-нибудь о ней разузнать.

— Послушай, друг, ты ведь не хочешь, чтобы у меня лопнуло терпение? — спросил я.

— Ни в коем случае, Дог.

— Тогда сними слежку. Следующий раз я от них просто уйду. Если я их засеку еще раз, я их слегка прижму. Но в третий раз им будет по-настоящему плохо, тогда берегись и ты.

— Быстро ты от нас отмежевался, Дог.

— Давай разойдемся красиво, Чет. Мы же серьезные люди, а не какие-то любители. Тебе объяснять не надо. Отменяешь наблюдение?

Помолчав немного, он спросил:

— Какие у тебя планы?

— Завтра я встречаюсь с моим семейством, потом, скорее всего, вернусь сюда. Если этот номер не будет отключен, буду рад доложить тебе о результатах.

— Надеюсь, не надуешь, Дог?

— Да если бы я захотел, вы бы об этом никогда не догадались.

— О’кей. Этот номер будет включен.

— Чет…

— Да, Дог?

— Ты что-то недоговариваешь?

Он хмыкнул, и я представил, как его губы растянулись в усмешке.

— Ты у нас всегда был самый догадливый.

— Выкладывай, старик.

— В районе Парижа наблюдается шорох. Кто-то из твоих прежних дружков пытается тебя разыскать. Думаю, они скоро объявятся и выйдут на твой след здесь.

— А чего это они надрываются? Найти меня проще простого. Я въехал по своему паспорту, так же как и выехал.

Чет снова усмехнулся:

— Это и ввело их в заблуждение. Этот вариант они не предусмотрели.

— Так скажи им, где я.

— Скажу. Не принимай близко к сердцу, Дог. Ты же знаешь их правила игры.

Недовольно хмыкнув, я положил трубку. Не понимая, о чем шла речь, Ли вопросительно смотрел на меня. Наконец он спросил:

— Дог, скажи мне только одно. У меня есть причина беспокоиться?

Вопрос был такой простодушный, что я не удержался и интригующе ответил:

— Вряд ли.

Губы у него слегка побелели, он нервно сглотнул и поплелся в спальню.

— Вряд ли, — повторил он. — Боже, что будет!