Похищенный. Катриона

Глава 18
РАЗГОВОР В ЛЕТТЕРМОРСКОМ ЛЕСУ

Алан первый пришел в себя. Он поспешно встал, подошел к краю леса, тщательно оглядел местность и, возвратившись, прилег подле меня.

- Да, задали нам жару, Дэвид,- усмехнулся он.

Я промолчал, даже не поднял головы. На глазах у меня произошло убийство. В считанные мгновения оборвалась жизнь крепкого, пышущего здоровьем человека. Мне было жаль его, но не только жалость стесняла мне сердце. Погиб тот, кого Алан больше всего ненавидел, а ведь Алан, как нарочно, прятался в тот момент за деревьями, укрываясь от солдат. Его ли рука направила эту пулю, или же он только направил другого, а сам наблюдал в стороне - какое это имело значение! Так или иначе было ясно, что мой единственный в этой дикой стране друг замешан в убийстве и руки его обагрены кровью. Он внушал мне ужас и отвращение. Мне было страшно взглянуть ему в лицо. Уж лучше дрожать как лист, одному под дождем на острове, чем в ясный день лежать в лесу рядом с убийцей.

- Что, отдышался? - прервал молчание Алан.

- Отдышался,- отвечал я, не отрывая лица от земли.- И могу теперь вам сказать: нам надо расстаться. Вы мне очень нравились, Алан. Но нам не по пути. Ваш путь - это не праведный путь. Словом, надо нам расстаться.

- Я не расстанусь с тобой, Дэвид, без веской на то причины,- мрачным голосом проговорил Алан.- Если тебе известно что-либо порочащее мою честь, прошу тебя ради нашей дружбы быть откровенным. Но если тебе попросту разонравилось мое общество, так и скажи. Я сам рассужу, почитать ли мне себя оскорбленным.

- К чему эти речи? Вы же прекрасно знаете, что Кэмпбелл мертв. Вон там, на той дороге не остыла еще его кровь.

- Слыхал ли ты когда-нибудь сказку о Человеке и Добром Народе? - помолчав немного, спросил Алан. Он имел в виду гномов.

- Нет, не хочу и слушать.

- И все же, с вашего позволения, мистер Бальфур, я расскажу эту сказку. Как-то один человек потерпел крушение и был выброшен на скалистый остров, а туда, по дороге в Ирландию, порой наведывался Добрый Народ. Этот островок, называемый Скерривором, находился недалеко от того места, где мы наткнулись на риф. Так вот, должно быть, этот человек так сокрушался и горевал, что не сможет перед смертью повидать своего ребенка, что король Доброго Народа сжалился и послал за ребенком гонца. Дитя привезли в мешке и положили подле человека, а тот в это время спал. И вот человек проснулся, видит - лежит мешок, а в нем что-то шевелится. А надобно заметить, что человек этот был очень мнителен, всюду мерещились ему козни, поэтому прежде чем развязать мешок, он на всякий случай проткнул его кинжалом. А когда развязал, видит - перед ним дитя его, но уже бездыханно. Сдается мне, мистер Бальфур, что вы весьма похожи на того человека.

- Вы хотите сказать, что вы не причастны к убийству Кэмпбелла? - в волнении воскликнул я, приподнявшись с земли.

- Скажу вам по-дружески, мистер Бальфур из Шоса: если б я собирался убить какого-нибудь джентльмена, то не стал бы убивать его в Аппине, дабы не навлекать беду на моих соотечественников, и при том не ходил бы без шпаги и пистолета, с одною лишь удочкой.

- Да, вы правы, конечно, так.

- Извольте убедиться! - продолжал Алан, обнажив кинжал и положив на него руку.- Клянусь на этом священном клинке, что не только не убивал, но даже в мыслях ничего подобного не держал!

- Слава богу, что это так! - с сердцем воскликнул я и протянул ему руку.

Алан будто и не заметил.

- Довольно,- проговорил он сквозь зубы.- Слишком много чести для Кэмпбелла, чтобы столько о нем трезвонить. Экая невидаль, право.

- Не сердитесь, Алан. Вы не можете на меня обижаться: вы же помните наш разговор на бриге. Но благо искусительные помыслы еще не есть преступление. Кто не впадает порой в искушение… Но с холодным рассудком лишить человека жизни, это ж…

Я не мог досказать фразы, я был слишком взволнован.

- Алан, а вы знаете, кто это сделал? - помолчав немного, спросил я.- Вы знаете того человека в черном кафтане?

- Признаюсь, не отчетливо помню его кафтан,- отвечал он с лукавым видом.- Мне почему-то кажется, что он был синего цвета.

- Неважно, синий ли, черный ли! Не встречали ли вы его прежде?!

- Сказать по правде, не могу поклясться. Он пробегал близко, но я, как назло, в это время завязывал башмаки.

- Алан, можете ли вы поклясться, что его не знаете?! - вскричал я в досаде, но одновременно в душе смеясь над его увертками.

- К сожалению, нет. У меня прескверная память. В ней бывают ужасные провалы.

- И все же вы не можете отрицать,- возразил я, - что вы старались привлечь внимание солдат к нам и тем самым отвлечь его от того человека.

- Допустим. Что из того? Так поступил бы всякий порядочный дворянин. Ведь мы не причастны к этому делу.

- Нечего сказать, легко нам будет оправдываться, когда нас обвинят в убийстве, к которому мы не причастны! Действительно, верно сказано, что кровь виновного - это вода, а невинного - беда.

- Видишь ли, Дэвид, у невинных всегда есть возможность оправдаться перед правосудием. Ну, а этому малому, пустившему пулю в Кэмпбелла, надеяться не на что. Разве только на вереск, чтобы погуще был. Людям, которые ни в чем не замешаны, не следует забывать о тех, кто в чем-то замешан. В этом и заключается истинное христианство. Случись все иначе, будь этот малый на нашем месте, а мы, чем лукавый не шутит, окажись в его положении, представляешь себе, как бы мы его благодарили, если б он отвлек на себя солдат.

Тут я понял: бесполезно было разубеждать Алана - столь невинен был у него взгляд, так искренне верил он в свою правоту, такая пламенная готовность к самопожертвованию во имя долга и чести (долга и чести, разумеется, по его понятиям) читалась на его лице. Мне невольно вспомнились слова мистера Гендерленда. Да, у диких горцев было чему поучиться. Я получил хороший урок. Понятие о долге и чести у Алана было перевернуто, но как он веровал в его непогрешимость, как горячо отстаивал! Он готов был в огонь идти за свои убеждения.

- Алан, я не берусь утверждать, что это и есть истинное христианство, я разумею его несколько иначе, но ваши слова утешительны. Вот вам моя рука!

И я во второй раз протянул ему руку, которую Алан с радостью принял, крепко пожал ее обеими руками и с жаром воскликнул, что я, должно быть, околдовал его, ибо он готов мне простить все на свете. Вслед за тем он сделался чрезвычайно серьезен и заметил, что время не ждет и нам обоим нужно немедля бежать из Аппина: ему - поскольку он дезертир, а мне, потому что отныне на мне лежат тяжкие подозрения в убийстве, тем более что солдаты, верно, уже всполошились и рыщут по всем дорогам, останавливая каждого встречного и поперечного.

- Я не страшусь правосудия моей родной страны! - воскликнул я с жаром, желая показать ему свою решимость.

- Как будто речь идет о твоей стране,- возразил

Алан.- Можно подумать, что судить тебя будут здесь, в стране Стюартов.

- Но ведь мы как-никак в Шотландии!

- Дивлюсь на тебя, право. Пойми наконец: убит Кэмпбелл, а стало быть, когда тебя поймают, то повезут на суд в Инверэри, во владения Кэмпбеллов, где все пятнадцать присяжных будут, разумеется, Кэмпбеллы, и Кэмпбелл из Кэмпбеллов, председатель суда герцог Аргайльский, будет сидеть петухом, раздуваясь от важности в своем кресле.

Признаюсь, от его слов мне стало несколько не по себе. Представляю, как бы я испугался, если б знал в ту минуту, сколь верны окажутся предсказания Алана. Лишь в одном он немного сгустил краски: среди присяжных, как потом оказалось, было не пятнадцать, а одиннадцать Кэмпбеллов Впрочем, и остальные четверо были у герцога на поводу, так что это нисколько не меняло дела. Но в ту минуту я ничего об этом не знал и даже упрекнул Алана в несправедливости к благородному герцогу, который хотя и был вигом, но слыл в Шотландии человеком мудрым и справедливым.

- Ах, боже мой, ну как ты не можешь понять! Да, он виг, это верно, но прежде всего он вождь своего клана, и достойный вождь. Чего-чего, а этого у него не отнять. Что подумает клан о своем предводителе, Верховном судье Шотландии, если после убийства Кэмпбелла никого не вздернут на виселице? Да, всякий раз убеждаюсь, что у вас на Равнине имеют смутное представление о справедливости.

При этих его словах я, признаюсь, не выдержал и прыснул со смеху. К моему удивлению, Алан не только не обиделся, но и сам закатился веселым хохотом.

- Да, Дэвид, здесь тебе не Равнина, а горы. Если я говорю, что надо уносить ноги, стало быть, есть причина. Конечно, не сладко ползти по вереску, есть всякую дрянь, но сидеть в кандалах в тюрьме, под караулом красномундирников, по мне, так последнее дело.

Я спросил, куда же мы побежим, и, услыша, что в Нижнюю Шотландию, воспрянул духом: уж очень не терпелось мне возвратиться в Шос и поквитаться с дядей. К тому же, по словам Алана, рассчитывать на милость суда было нечего, и, поразмыслив немного, я вынужден был это признать. Из всех смертей менее всего привлекала меня смерть на виселице. Это страшное сооружение со всей отчетливостью предстало перед моим мысленным взором (мне случалось видеть виселицу на обложке издания народных баллад). Мне сразу расхотелось иметь дело с судом.

- Эх, будь что будет. Я иду с вами,- сказал я после некоторого раздумья.

- Но имей в виду: дело нешуточное. Туго будет. Может статься, придется нам животы подпоясать. Спать будем где бог пошлет. Так что вместо подушки - кочка, одеяло тебе - небо ночное, а чуть что - в кусты, либо за кинжал. Хуже зверя затравленного! Ноги поистаска-ешь - отнимутся, но зато живы будем. Я тебе потому это говорю, что мне такая жизнь не внове. А если думаешь, есть ли другой выбор, прямо тебе скажу: нет! Либо со мной ползком да бегом, либо прямой дорогой на виселицу.

- Да, хорош выбор. Дело ясное: я иду с вами.

На том мы и порешили.

- А сейчас пойдем глянем, что там делают красномундирники,- сказал Алан.

Мы вышли на северо-восточный край леса и выглянули из-за деревьев.

В этом месте склон горы круто спускался к заливу, и взору открывалось обширное пересеченное пространство. Тут и там виднелись нависшие скалы, окруженные вересковыми прогалинами, бугры, овраги; лишь кое-где сквозь камень пробивались чахлые березы. Вдалеке справа по склону, в направлении к Баллахулишу, ползли чуть приметные красные точки. Это были наши преследователи. Не слышно было прежнего оживления; как видно, солдаты изрядно притомились, но, верно, еще не потеряли надежду настичь нас.

На лице Алана играла улыбка.

- Пока они туда доберутся, все ноги себе изотрут,- усмехнулся он.- Так что пока можно перекусить. Отдохнем перед дальней дорогой, хлебнем глоток-другой из моей бутылки. А потом - прямо в Охарн, заглянем к доброму моему родственнику Джеймсу Гленскому. Надо забрать у него мундир, оружие да и денег прихватить на дорогу. Ну, а потом, друг Дэвид, как говорится: «Вперед, навстречу фортуне!» - зададим стрекача по зарослям.

Мы сели, перекусили, выпили по глотку. Между тем солнце, клонясь к закату, зашло за гряду пустынных гор, по которым мне предстояло скитаться вместе со своим другом. Во время привала и по пути в Охарн мы рассказывали друг другу свои приключения.

Из похождений Алана приведу лишь те, которые так или иначе относятся к моему повествованию,..

Итак, как только отхлынул вал, Алан устремился к фальшборту и увидел, что я держусь на волнах. Потом меня захлестнуло, но тотчас я выплыл, и течение меня подхватило. Он заметил, что я ухватился за рей; это вселило в него надежду, что я с божьей помощью как-нибудь доплыву до берега, поэтому он и дал знать о своем местонахождении через старика и других лиц, что в конечном счете и привело меня в Аппин.

Между тем матросы спустили на воду шлюпку; уже многие в ней сидели, но тут накатил поистине страшный вал. Бриг подхватило, взметнуло и, вероятно, увлекло бы ко дну; к счастью, он зацепился за выступ рифа. От первого удара, когда мы налетели на риф, нос брига занесло вверх, а корма опустилась. Когда же налетел этот вал, случилось обратное: корму подбросило в воздух, а нос целиком погрузился в воду, вода с ревом хлынула в кубрик, точно сквозь створ мельничной плотины.

Последующие события Алан излагал в сильном волнении. Я заметил, что лицо его побледнело: то были и впрямь страшные воспоминания. В кубрике оставалось двое матросов. Обессилев от ран, они не могли подняться с коек, а тут хлынула в кубрик вода… Они закричали, призывая на помощь, но было уже поздно. Остальные, кто был на палубе, не теряя минуты, попрыгали в шлюпку и налегли на весла. Не проплыли они и двухсот ярдов, как снова накатил вал, да такой страшный, что бриг вышвырнуло из воды, сбросило с рифа, паруса на мгновение надулись; казалось, ветер погонит бриг по волнам, но тщетно… Медленно оседая, он погружался все глубже и глубже, как будто чья-то невидимая рука снизу затягивала его на дно. Так поглотила пучина «Ковенант» из Дайзерта.

Добирались до берега молча, никто не проронил ни слова: велико было потрясение, еще будто слышались надрывные крики тонущих; но, как только ступили на берег,

Хозисон, словно очнувшись от тягостных мыслей, приказал схватить Алана. Матросы не повиновались, не желая вторично испытывать судьбу, но в Хозисона точно вселился дьявол. Он кричал, что один против всех Алан не устоит, что при нем золото, что кто, как не этот горец, повинен в гибели брига и в смерти матросов и теперь, мол, можно и счеты свести и заодно карманы золотыми наполнить. Их было семеро против одного; не к чему было прислониться, ни единой скалы. Матросы наконец решились и начали обступать. Еще немного - кольцо бы сомкнулось.

- И тут,- рассказывал Алан,- один рыжеволосый, росту, ну совсем малого… Запамятовал его имя…

- Райч? - подсказал я.

- Да, Райч. Вообрази себе, он меня выручил. Говорит им так: «А суда божьего вы не боитесь? Я готов драться вместе с этим горцем. Спина к спине станем!» Весьма недурной человек, этот малый. Есть в нем задатки порядочности.

- Со мной он тоже обходился по-своему, с пониманием.

- Вот видишь, и Алану удружил. Право, объявился кстати, сказать по правде. Впрочем, думаю, Дэвид, гибель брига и крики тонущих произвели на него слишком сильное впечатление. Я полагаю, что именно поэтому он выказал такое ко мне участие.

- Да, пожалуй,- согласился я.- Поначалу-то он мало чем отличался от остальных. А интересно знать, как все это воспринял Хозисон?

- Я бы сказал, очень неблагосклонно. Но тут этот рыжий малый крикнул мне, чтобы я уносил ноги. Признаться, весьма дельный совет, которым я и воспользовался. Видел только, как они там скучились, сгрудились, ну, как бывает, когда начинаются недоразумения.

- То есть? Что хотите вы этим сказать?

- Ну, словом, в ход пошли кулаки. Один из матросов, как мешок, повалился. Я рассудил, что самое время уносить ноги. В этих краях Малла часть земель, включая береговую полосу, принадлежит Кэмпбеллам, а Кэмпбеллы - это не та компания, в которой я бы хотел оказаться. Если б не это обстоятельство, я сам бы, не мешкая, занялся твоими поисками, не говоря уж о том, что помог бы тому малому, маленькому моему спасителю.

Забавно было слышать, как Алан то и дело указывал в разговоре на малый рост мистера Райча, хотя, сказать но правде, сам он был не намного выше помощника шкипера.

- Словом, я кинулся во все лопатки. Бегу, и всем, кто попадается мне на пути, кричу: «Кораблекрушение! Вещи на берег выбросило!» Разумеется, никто меня ни о чем не расспрашивал. Видел бы ты, как они все припустились, чтобы успеть что-нибудь себе ухватить. А прибегают - ясное дело, пусто, зато как бежали! Нет, уж кому-кому, а Кэмпбеллам такой бег только на пользу. Видно, в наказание их клану бриг со всем своим добром пошел ко дну. Правда, тебе вот не повезло. Если б на берег что-нибудь выбросило, они бы не успокоились, покуда все вокруг не обшарили. Ты бы тогда мигом сыскался и не торчал бы так долго на своем острове.