Похищенный. Катриона

Глава 29
Я ВСТУПАЮ ВО ВЛАДЕНИЕ

С минуту-другую Алан стучался в дверь, но этот стук только гулко отзывался в затаенной тишине дома. Наконец с тихим скрипом растворилось наверху окно; дядя занял свой наблюдательный пост. В тусклом вечернем свете он мог разглядеть только Алана, словно привидение стоящего на ступеньках крыльца. Остальные свидетели этой сцены были от него скрыты. Казалось бы, чего тревожиться честному обывателю в собственном доме? Однако ж дядя долго всматривался в ночного пришельца. Когда сверху послышался наконец его голос, в нем улавливалось сильное беспокойство.

- Что такое? В чем дело? Ночь на дворе, все порядочные люди давно спят. Ходят тут, шляются полуночники. Я вас не знаю. Что вам угодно? Имейте в виду, у меня заряженный мушкетон.

- Это вы, мистер Бальфур? - зычно произнес Алан, отступив от двери на несколько шагов и вглядываясь в темноту окна.- Поосторожнее там с мушкетоном! Эта штука может и выстрелить.

- В чем дело? Кто вы такой? - сердито спросил дядя.

- Я не намерен провозглашать свое имя на всю округу,- отвечал Алан,- а дело, с которым я к вам явился, касается не столько меня, сколько вас, сударь. Если вы так желаете услышать некое имя, я вам с охотою его пропою.

- Как прикажете понимать вас?

- Дэ-э-эвид,- пропел Алан.

- Что? Что такое? - сильно изменившимся голосом вскрикнул Эбинизер.

- Добавить ли еще и фамилию?

Последовало молчание, после чего в крайнем замешательстве дядя проговорил:

- Что же, пожалуй, я вас впущу.

- Да, соизвольте. Хотя, быть может, я и не захочу входить. Вот что, сударь, это дело, я полагаю, мы можем сладить и у порога. Да, именно так, сию же минуту или вообще никогда. Должен заметить вам, сударь, что я, как и вы, человек упрямый и гордый. Я джентльмен, к тому же мой род гораздо знатнее вашего.

Эти слова и тон, по-видимому, смутили Эбинизера. Поразмыслив немного, он отвечал:

- Что ж, так и быть, делать нечего. Одну минуту. Сейчас я спущусь.

Окно закрылось. Прошла, однако, не одна минута, прежде чем внизу послышались наконец шаги, затем еще долго отмыкались засовы. Вероятно, дядя раскаивался в своем решении; с каждым шагом, с каждым отодвигаемым засовом в сердце его нарастал страх. Дверь со скрипом приотворилась. Увидя, что Алан сошел с крыльца, дядя осторожно переступил порог и сел на верхней ступеньке, держа мушкетон наготове.

- Имейте в виду, у меня в руках оружие,- проговорил Эбинизер.- Если вы приблизитесь хоть на один шаг, я выстрелю.

- Очень учтиво с вашей стороны.

- А вы как думали! Весьма сожалею, конечно, но иначе никак нельзя. Ну вот, теперь мы друг друга, кажется, понимаем. Так какое у вас ко мне дело?

- Коли вы такой понятливый, то, верно, уже догадались, что перед вами джентльмен из Горной Страны. Имя мое никакого касательства к делу не имеет. Довольно будет сказать вам, что я родом из земель, находящихся в незначительном отдалении от острова Малл, о котором вы, надо полагать, имеете представление. Так вот, в тамошних водах потерпел крушение корабль, а на другой день мой родственник, собирая на берегу годные в топку обломки этого судна, наткнулся на полуживого юношу, выброшенного волной. Он привел его в чувство и с помощью других моих родственников перенес в старый разрушенный замок, где юноша по сей день содержится в заключении, вводя в немалые издержки мою родню. А родственники мои, к вашему сведению, народ несколько дикий и законы не очень-то почитать привыкли, как некоторые. Узнав, что юноша благородного происхождения и приходится вам, мистер Бальфур, племянником, они попросили меня известить вас и договориться с вами полюбовно. Однако предупреждаю вас сразу: если мы не договоримся, то, по всей вероятности, больше вы вашего племянника не увидите. Мои родственники народ бедный,- прибавил с простодушием Алан.

Дядя прокашлялся.

- Ну, не велика печаль,- проговорил он.- Я его никогда особенно не любил. Скверный мальчонка. Не вижу нужды вмешиваться в это дело.

- Ах, вот оно что! Вот вы чего добиваетесь! Не имею, мол, родственных чувств, чтобы выкуп сбавить?!

- Нет, нет. Говорю вам сущую правду. Никаких родственных чувств, никакого выкупа! Делайте с ним что хотите, хоть просверлите насквозь,- изрек Эбинизер.

- Смотрите, сударь. Вздор все это. В конце концов, родная кровь не вода, черт побери! Вы не можете так позорно отступиться от сына вашего покойного брата. Если вы это сделаете, клянусь вам, не сойти мне с этого места, по всей округе пойдет про вас слава!

- Эко дело. Я и так здесь не в большой чести,- возразил дядя.- А потом, как же это, любопытно узнать, вы меня ославите? Разве что с моей помощью. Уж не вы ли или ваши родственники обо всем расскажут? Нет, господин любезный, это все пустой разговор.

- Тогда Дэвид сам обо всем расскажет.

- Как так расскажет?! - резким голосом отозвался дядя.

- Да очень просто. Мои родственники, разумеется, держали бы вашего племянника под стражей, коли от этого был бы какой прок. Но коли его нет, так, я полагаю, они его отпустят. Пусть себе идет на все четыре стороны, провались он пропадом!

- Ну, тоже не велика печаль. Мне-то какое дело до этого!

- Что ж, я предполагал это услышать,- сказал Алан.

- Предполагали? Так в чем же дело?

- А в том дело, сударь, что тут: или - или. Или вы любите Дэвида и заплатите за него выкуп, или у вас имеются причины не желать его возвращения, и тогда вы заплатите нам за содержание вашего племянника. Как видно, вас устраивает второе. Что ж, отлично. Смею вас уверить, вам это обойдется недешево. Мои родственники и я будем довольны,- простодушным тоном заметил Алан.

- Погодите, я вас что-то не совсем понимаю.

- Ах, вот как, не понимаете? Ну так слушайте и внимайте. Итак, вы не желаете, чтобы ваш племянник вернулся. Что ж, дело ваше. Тогда как прикажете с ним поступить? Что нам с ним делать? Как угодно вам распорядиться? Как скажете, так мы и сделаем. Сколько вы нам заплатите?! Говорите, я жду вашего ответа!

Дядя с беспокойством заерзал на ступеньке и не отвечал ничего.

- Я жду, сэр! - вскричал Алан.- Попрошу заметить, я дворянин, я ношу королевское имя. Обивать порог вашего дома я не намерен! Или вы честь по чести даете мне сию же минуту ответ, или, клянусь вершиною Гленко, я вонжу клинок по самую рукоять в ваши презренные внутренности!

- Погодите, милостивый государь. Погодите, зачем же так?! - поспешно забормотал Эбинизер.- Что за горячность, право. Я человек простой, не шаркун паркетный. Я и так стараюсь быть с вами вежливым. А вы такое мне говорите: «Вонжу клинок… внутренности…» А для чего, по-вашему, у меня мушкетон?

- Порох в дряхлых ваших руках против клинка Алана все равно что улитка против ласточки. Прежде чем дрожащий ваш палец попадет на курок, моя шпага пронзит вас насквозь!

- Погодите, господин любезный! Да я разве спорю. Говорите все что хотите, поступайте как вам угодно. Я вам перечить не стану. Вы только скажите, что вы желаете, и мы по-хорошему договоримся. Мы еще, глядишь, и поладим.

- И то дело. Мне нужно от вас только одно, сударь: чтобы вы мне сказали прямо, сию же минуту: да или нет. Убить юнца или не убивать?!

- Господи, святые угодники! Да что же это такое! - вскричал Эбинизер.- Зачем же вы так нехорошо говорите!

- Так убить его или помиловать?!

- Не убивайте, пожалуйста, не убивайте! - взмолился дядя.- Не надо крови, прошу вас, бога ради.

- Бога ради. Что ж, тогда это вам обойдется дороже.

- Дороже?! - вновь вскричал Эбинизер.- Неужели вы будете проливать кровь? Это же преступление.

- Полно вздор молоть - «преступление»! Так и этак все одно - преступление. А убить проще, да и хлопот меньше. Убить вернее. Ну, а коли говорите не убивать, так дело это не простое, щекотливое. Труды, расходы опять-таки.

- И все же я настаиваю на помиловании. Я всегда был противник безнравственных способов. И в угоду дикому горцу на сделку с совестью не пойду!

- Ба! Откуда такая порядочность? - усмехнулся Алан.

- Я человек принципа,- просто ответил Эбинизер.- Коли нужно кому заплатить, так я заплачу. А потом как-никак это же сын моего брата.

- Что же, ладно. Поговорим теперь о цене. Мне нелегко ее сразу назначить. Сперва я хотел бы выяснить кое-какие подробности. Интересно знать, как вы тогда договорились с Хозисоном? Сколько вы ему дали?

- Хозисону?! - в полной растерянности воскликнул дядя.- Да помилуйте, с какой стати? За что?

- А за то, чтобы он похитил Дэвида.

- Это ложь! Бесстыдная клевета! Его никто не похищал. Вас обманули, самым подлым образом обманули! «Похитил»! Никто его не похищал!

- Ну, я не виноват, да и вы, конечно, и уж тем более Хозисон, что он человек порядочный, человек чести.

- Что вы хотите этим сказать?! - воскликнул дядя.- Так это он вам сказал?

- А то как же, старый пройдоха, пень осиновый! А то как же я обо всем дознался! Мы с Хозисоном компаньоны. У нас все барыши честь по чести. Вот до чего ложь доводит! Да, откровенно скажу вам: большого вы дурака сваляли. Посвятить в такое приватное дело бывалого моряка! Но что сейчас слезы лить. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Вопрос теперь вот в чем: сколько вы ему тогда заплатили?

- Так это он, стало быть, все рассказал?

- Ну уж, это не ваша забота.

- Что ж, извольте, я вам скажу,- проговорил дядя.- Мне плевать, что он там про меня наплел. Я скажу вам всю правду как перед богом: двадцать фунтов я ему дал, двадцать фунтов! И хочу, чтобы все уж как на духу было; сверх того он должен был получить еще там, в Каролине, выручку от продажи юнца. А это вышло бы куда больше - солидный куш, но я уж тут ни при чем.

- Благодарю вас, мистер Томсон. Этого более чем достаточно,- провозгласил стряпчий, выступая вперед.- Добрый вечер, мистер Бальфур,- прибавил он чрезвычайно учтивым тоном.

- Славная ночка, мистер Бальфур. Мое почтение,- произнес вслед за стряпчим Торрэнс.

Ни слова не вымолвил дядя, не издал ни единого звука, только замер, застыл на месте, застыл в оцепенении. Алан тихонько вынул из его рук мушкетон. Стряпчий взял дядю под руки, поднял со ступеньки и повел в кухню. Мы двинулись следом. Дядю усадили на стул возле очага; огонь потух, горел один лишь ночник.

Несколько мгновений мы молча глядели на дядю, в упоении от своего успеха и в то же время с какой-то неизъяснимой жалостью к опозоренному старику.

- Ну-ну, будет вам, мистер Эбинизер,- сказал стряпчий.- Не отчаивайтесь. Уверяю вас, многого мы от вас не потребуем. А покамест дайте нам ключ от погреба. Торрэнс принесет нам бутылочку вина из ваших запасов. Надо бы отпраздновать это событие.- Тут он обратился ко мне и, взяв меня за руку, произнес: - Желаю вам, мистер Дэвид, всяческих радостей на новом месте, которого, как мне кажется, вы вполне заслуживаете.- Затем, повернувшись к Алану, он продолжал несколько ироническим тоном: - Поздравляю вас, мистер Томсон. Вы вели это дело с большим искусством. Одного только я не могу постигнуть: как прикажете понимать ваше имя? Иаков? Карл? Или, может, Георг?

- А почему вы вдруг взяли, что мое имя должно быть одним из этих трех? - сказал Алан, выпрямляя свой стан, точно предчувствуя оскорбление.

- Потому что вы изволили упомянуть какое-то королевское имя,- отвечал мистер Ранкейлор.- А коль скоро пока еще не было короля с именем Томсон, во всяком случае слава о таковом еще не достигла пределов нашего отечества, я заключил, что вы говорили об имени, которое дали вам при крещении.

Эти слова кольнули Алана в самое сердце, и, должен признаться, он с большим усилием снес обиду. Не говоря ни слова, он отошел от нас, сел с оскорбленным видом в углу, надув губы, и только после того, как я подошел к нему и, протянув руку, в самых высоких словах выразил ему благодарность как главному виновнику моего успеха,- только тогда на лице его появился проблеск улыбки и он счел возможным присоединиться к нашей компании.

Между тем огонь в очаге был разведен, бутылка вина откупорена, на стол из корзины явились всевозможные закуски. Я, Алан и Торрэнс сели ужинать, а мистер Ранкейлор с дядей уединились в кабинете для делового разговора. Спустя час они вышли; взаимное соглашение было достигнуто. Я и дядя скрепили подписями договор. По его условиям дядя обязан был вознаградить мистера Ранкей-лора за труды и выплачивать мне две трети годового дохода с поместья.

Итак, нищий странник, воспетый в балладе, воротился домой. Укладываясь спать на кухонных сундуках, я тешил себя мыслью, что отныне я человек с состоянием и с положением. Алан, Торрэнс и мистер Ранкейлор, лежа на жестких постелях, оглашали тишину храпом. На меня же, проведшего долгие дни под открытым небом посреди луж и камней, благотворная перемена места подействовала обескураживающе, пожалуй, даже сильнее, чем все былые невзгоды и тяготы. Сон не шел; я пролежал, не смыкая глаз, до рассвета, глядя на языки пламени, отраженные на потолке, и составляя планы на будущее.