Похищенный. Катриона

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В читательской памяти Роберт Льюис Стивенсон нередко оказывается автором одной книги. Называют имя Стивенсон и вслед за ним, как исчерпывающее его пояснение,- «Остров Сокровищ». Эта книга прославила Стивенсона, но она не может заменить многие другие его книги, и в том числе представленные здесь роман «Похищенный» и его продолжение роман «Катриона». Эта историческая дилогия, как и «Остров Сокровищ»,- читатель уже мог в этом убедиться - увлекательное и поучительное чтение» возбуждающее здоровые чувства, открытый и смелый взгляд на жизнь и укрепляющее мужество. Она расширяет представление о Стивенсоне и позволяет лучше понять его своеобразие и значение.

Жизнь Роберта Льюиса Стивенсона (1850-1894), английского писателя, шотландца по национальности, была короткой и нелегкой. Основная печаль и трудность его существования исходила от его слабого здоровья. «Детство мое,- писал Стивенсон,- сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительные долгие ночи. Мне более знакома «Страна Кровати», чем зеленого сада».

Острейшая болезнь бронхов с детства и до конца дней терзала Стивенсона, заставляя его чувствовать себя инвалидом. В противовес этому мучительному чувству, в противоборство с ним у невольного поселенца «Страны Кровати» разгоралась страсть жизнеутверждения. Она с неизбежностью находила выход в романтических порывах и формах, чему способствовало живое воображение ребенка и ранняя приобщенность к «Стране Книг». Детские романтические влечения и фантазии Стивенсона энергичны и деятельны. Эту их активность, свойственный им порыв жизнеутверждения можно ощутить, читая стихи Стивенсона из сборника «Детский цветник стихов», необычное название которого так естественно соседствует с «географическими» наименованиями: «Страна Кровати» и «Страна Книг». Даже по коротенькому - в четыре строки - стихотворению «Дождь» из детского поэтического цветника есть возможность представить себе, как подвижна и самостоятельна в своем развитии фантазия поэта, как жаждет она пространства и чувствует его:

Деятельный жизнелюб, Стивенсон стал со временем страстным путешественником и почти вечным странником. Он путешествовал на байдарке, путешествовал пешком с навьюченным осликом, о чем написал две книги путевых очерков; на торговом судне, везшем скот, он пересек Атлантический океан; много тысяч километров, в трудных условиях, в эмигрантском вагоне, он проехал по Америке (и об этих путешествиях он написал очерковую книгу «Эмигрант-любитель»). Он скакал верхом по труднопроходимой и незнакомой местности - и едва не погиб. От него требовалось громадное душевное напряжение, чтобы одолевать немощь. «Упорный смертный»,- можно было сказать о нем словами Байрона.

Куда бы ни забрасывала Стивенсона судьба, он не порывал духовной связи с родиной. «Вечный странник», он не был перекати-полем. Мысленно он постоянно возвращался в родную Шотландию.

Стивенсон - коренной шотландец, шотландец по рождению, воспитанию и национальному чувству, по духовной связи с историей народа и его культурой. Как и его великий земляк Вальтер Скотт, Стивенсон родился в Эдинбурге - политическом и культурном центре Шотландии. Стивенсонов в Эдинбурге было много, фамилия эта распространенная, но та семья, к которой принадлежал писатель, пользовалась известностью и признанием.

Самые далекие предки Стивенсона со стороны отца были мелкими фермерами, менее далекие - мельниками, солодоварами, дед, Роберт Стивенсон, стал видным гражданским инженером, строителем маяков, мостов и волнорезов. Наиболее известное его сооружение - маяк на сильно затопленной скале Белл-Рок (восточное побережье Шотландии), гремевший в бурю набатом. В свое время маяк поражал воображение. Его посетил Вальтер Скотт, работая над романом «Пират», Джон Тернер, знаменитый английский художник, изобразил его в лунную ночь (картина «Маяк Белл-Рок»). На мозаичном фризе в Национальной галерее в Эдинбурге Роберт Стивенсон представлен в ряду прославленных шотландцев. Дело Роберта Стивенсона продолжили его сыновья, талантливые инженеры - Алан, дядя писателя, и Томас, его отец.

По материнской линии Стивенсон принадлежал к старинному шотландскому роду Бальфуров, к «знатным людям» из видных кланов равнинной и пограничной Шотландии. Мать Стивенсона, Маргарет Изабель Бальфур, была дочерью священника.

Стивенсон живо, отнюдь не праздно и без чувства снобизма, интересовался своей родословной. Он испытывал особую радость художника и гражданина, который может обратиться к истории родной страны как к истории в известном смысле «семейной», ощутить ее «по-домашнему», глубоко в ее почве обнаружить свои корни. Семейные предания и легенды он знал с детства, впоследствии искал им документальное подтверждение, проверял в ряду других романтических историй вероятность родственной близости к воинственному клану Макгрегоров, к знаменитому Роб Рою, о котором Вальтер Скотт написал роман. Отзвуки этого интереса и энергичных розысканий обнаруживаются не только в письмах Стивенсона, но и в книгах его, особенно в дилогии о Дэвиде Бальфуре, а также в неоконченном романе «Уир Гермистон».

Впервые в печати имя Роберта Льюиса Стивенсона появилось в октябре 1866 года - ему едва исполнилось шестнадцать лет. То была книжечка в двадцать две страницы, изданная в Эдинбурге в количестве ста экземпляров на средства Томаса Стивенсона. Ее составил очерк под названием «Петландское восстание. Страницы истории, 1666 год». Юный автор на свой лад отметил двухсотлетие крестьянского восстания в Шотландии, подчеркнув намерение «быть снисходительным к тому, что явилось злом, и честно оценить то доброе, что несли петландские повстанцы, боровшиеся за жизнь, свободу, родину и веру». Юношеское сочинение Стивенсона заслуживает упоминания уже потому, что в нем выразилось устойчивое направление его мысли: постоянный интерес к национальной истории, к важным ее событиям и стремление быть объективным.

Последние, наиболее масштабные по замыслу произведения Стивенсона позволяют, словно в панораме, увидеть целенаправленное движение его интересов, их последовательное развитие - от ранней пробы пера, очерка о Петландском восстании, к поздним историческим романам. «Прошлое звучит в памяти!» - было сказано Стивенсоном в середине 80-х годов; он жил тогда в Борнемуте, а его тянуло в Эдинбург к воспоминаниям студенческой молодости. «Прошлое» было для него лично его прошлым на фоне древнего города, сердца Шотландии, ее старины. Это символическое совмещение, эта память стала для него еще более притягательной, когда он оказался далеко и к тому же безвозвратно далеко от родины. «Никогда больше не ступит моя нога на наши пустоши»,- писал он в 90-х годах из Вайлимы земляку-шотландцу. И с этим чувством Стивенсон продолжал «Похищенного», писал «Катриону» (в журнальной публикации «Дэвид Бальфур») и «Сент-Ив», у него возникали очередные замыслы, й они так же, как эти романы, по месту и времени действия пролегли в той же плоскости. Стивенсона интересовала Шотландия после 1745 года, пережившая в тот год последнюю решительную вспышку шотландского национализма. В отличие от Вальтера Скотта, демонстративно отнесшего действие «Уэверли» от начала XIX века на «шестьдесят лет Назад» - как раз к 1745 году, Стивенсон отодвинул события этого времени в некую историческую перспективу, сделав их в сознании героя и персонажей исходной точкой. О них постоянно вспоминают в дилогии. «…В сорок пятом году,- говорит Катриона,- я отправилась в поход вместе со всем нашим кланом… лет мне было двенадцать, не больше». «Вы все-таки не настолько юны, чтобы не помнить сорок пятый год и как его события потрясли страну»,- говорят Дэвиду Бальфуру. Это очень важная для Стивенсона дистанция во времени. Она дает ему возможность как бы вместе с людьми середины XVIII столетия живо вспоминать роковой рубеж.

И опять-таки вместе со своим героем Стивенсон произносит: «У нас есть поговорка, что только скверная птица марает собственное гнездо. Помнится, мне рассказывали, что в дни моего младенчества в Эдинбурге произошли беспорядки и это дало повод покойной королеве назвать нашу страну варварской. Нам же, насколько я понимаю, они принесли только вред. Затем настал сорок пятый год, и о Шотландии заговорили повсюду, но я ни разу ни от кого не слышал, чтобы сорок пятый год принес нам хотя бы малейшую пользу».

Стивенсон мог с полным основанием сказать, что и он ребенком слышал о том же, о чем говорит Бальфур, хотя для Бальфура - это непосредственная память его детства, а для Стивенсона - предания почти вековой давности. Но как бы там ни было, Стивенсон действительно слышал все это из живых уст - от родителей, от няни, от местных жителей. Он вырос в тех краях, где некогда должен был родиться, жить, бедствовать и добиваться у судьбы справедливости молодой человек XVIII века, современник смутной поры, значительного вооруженного выступления горцев против английского владычества. На собственном опыте писатель знал, что такое запас исторической памяти народа, передаваемый нераздельно от эпохи к эпохе. Стивенсон старался разобраться в наслоениях этой памяти. Дэвид Бальфур, герой «Похищенного» и «Катрионы», непосредственно воспринимает особенности условий жизни и характеров своего времени, и вместе с ним читатель невольно отмечает множество примет тех лет и мест. Упорство шотландской патриархальной самобытности, английская политика, вклинившаяся между горной и равнинной Шотландией, распад и вражда кланов, положение фермеров, попавших в зависимость от клановой знати и от английской власти, горный и равнинный пейзажи, необычные характеры, формирующиеся в жестоких условиях,- все это раскрывается в ярких образах и картинах.

Все же собственно история, ее события и обстановка в исторических романах Стивенсона - фон и условие для похождений его юных героев. Похождения эти, овеянные суровой романтикой, увлекательны. Писатель стремится к тому и добивается того, чтобы они захватывали внимание читателя. Однако он делает это не в ущерб правдивой передаче реальных душевных движений и состояний. Не эффектом чисто внешнего действия возбуждает он интерес к приключениям. События в его книгах возникают и развиваются соотносительно с обстоятельствами места и времени. Автор придает большое значение тому, чтобы резко меняющиеся ситуации не были произвольными и отвечали требованию психологической достоверности и убедительности. Внимание читателя автор сосредоточивает не только на приключениях, но и на нравственных чертах, на становлении и возмужании характера своих юных героев, будь то Джим Хокинс из «Острова Сокровищ», Дик Шелтон из «Черной стрелы» или Дэвид Бальфур из «Похищенного» и «Катрионы». Как и Джим, Дэвид Бальфур попадает в невероятные и отчаянные положения,требующие отдачи всех духовных и физических сил. Его также всюду поджидают опасности, его преследуют злоба и коварство, он оказывается на краю гибели, смотрит смерти в глаза. Сложные и меняющиеся обстоятельства требуют от него мгновенных решений. Ему приходится брать на себя моральную ответственность за свои поступки, делать нравственный выбор.

В отличие от Джима Хокинса, Дэвид Бальфур действует не в условной обстановке, а в конкретно исторических обстоятельствах, в условиях социальных противоречий и противоборства политических сил, и ему, неискушенному юнцу, приходится принимать ответственные решения, делать выбор и действовать на свой страх и риск в конфликтных ситуациях, опасных для его жизни.

Важнейшей нравственной своей обязанностью Дэвид считает обязанность поступать «по долгу совести». «Чистая совесть - залог мужества» - таков, можно сказать, девиз и нерушимый принцип его поведения.

Приключения Дика Шелтона из «Черной стрелы» и Дэвида Бальфура из «Катрионы» отличаются от приключений Джима Хокинса одним важным обстоятельством. Рядом с Диком и Дэвидом оказываются юные спутницы, и у этих героев возникают повод и потребность проявить чувство любви и заботы. Обстоятельства испытывают их способность быть защитником, покровителем юных подруг, и они с честью выдерживают и это испытание. У каждого из них в решении этой жизненной задачи возникают свои заботы и сложности. Отношения между Дэвидом и Катрионой, которую он полюбил всем чистым сердцем, осложняются поведением ее отца Джеймса Мора, отважного участника событий 1745 года, но человека с характером сложным и противоречивым. Перед Дэвидом и читателем он предстает человеком опустившимся, нравственно опустошенным, лживым, корыстным и уже не способным взглянуть на себя со стороны. И для самой Катрионы фальшь и лживость ее отца со временем перестают быть секретом. В этих сложных и драматичных обстоятельствах Дэвид ведет себя с безукоризненной порядочностью, но его простодушие и наивность ставят его не только в драматическое, но и в комическое положение. Его образ действий порой невольно вызывает улыбку, но улыбку добрую, улыбку понимания и сочувствия.

Убедительность и мастерство изображения испытаний юного характера в суровых романтических обстоятельствах возбуждает у читателя чувство причастности к развертывающимся в романах событиям и сопереживание герою.

Стивенсон в полном смысле профессиональный литератор. Он жил литературой и духовно и материально. От творческого подъема и работоспособности зависело и его душевное настроение, и его физическое существование. Суровую необходимость профессионального литературного труда, преданность литературе, мужество писателя и твердость творческой воли выражает его признание: «…Я работаю непрерывно. Пишу в постели, пишу, поднявшись с нее, пишу при кровотечении из горла, пишу совершенно больной, пишу, сотрясаемый кашлем, пишу, когда голова моя разваливается от усталости, и все-таки я считаю, что победил, с честью подняв перчатку, брошенную мне судьбой». И еще одно признание, сделанное Стивенсоном в последние годы своей жизни: «Да будет известно нынешнему подвижному поколению, что я, Роберт Лыоис Стивенсон, сорока трех лет от роду, проживший двадцать лет литературным трудом, написал недавно двадцать четыре страницы за двадцать один день, работая с шести утра до одиннадцати, а затем вновь с двух до четырех или около этого, без отдыха и перерыва. Таковы деяния богов нам, таковы возможности плодовитого писателя». Так он работал, изо дня вдень, включая последний день своей жизни - 3 декабря 1894 года.

В конце прошлого века, еще при жизни Стивенсона, современники, приглядываясь к прославленному писателю, отметили особенности его таланта, явившиеся прочным залогом успеха его книг у широкого читателя, особенно у молодежи.

Стивенсон любит и ценит здоровую юность, ей он посвятил свое творчество. Из юной среды он выбирает для себя героев, как бы ее глазами смотрит на мир.

Стивенсон любит и ценит отточенную, совершенную форму, он требователен к слову и слогу и в лучших своих произведениях предстает оригинальным мастером литературного искусства.

Страсть жизнеутверждения и пристрастие к словесному искусству, слившись воедино под разборчивым пером писателя, оказались долговечной влиятельной силой, ее воздействие испытывает всякий, кто прикоснется к творчеству Стивенсона, имя и книги которого овеяны духом отважной романтики.

М. Урнов