Похищенный. Катриона

Глава 13
ПЕСКИ ГИЛЛЕЙНА

Следуя за Аланом, я не извлек из этого той пользы, какую ему принесли переходы под командой генерала Коупа - во всяком случае, я совершенно не запомнил наш путь. В свое оправдание могу лишь сослаться на то, что проделали мы его очень быстро. Часть дороги мы бежали во весь дух, часть - трусили рысцой, а если и шли шагом, то самым быстрым. Дважды на бегу мы натыкались на местных жителей, но, хотя на первого мы выскочили прямо из-за поворота, Алан был готов к этой встрече, как заряженный мушкет.

- Моей лошади не видел? - крикнул он, отдуваясь.

- Нет. Я нынче никаких лошадей не видел,- ответил крестьянин.

И Алан, не жалея времени, объяснил ему, что мы ехали на его жеребце по очереди, а жеребец сбежал и, наверное, уже вернулся в Линтон, в свою конюшню. Не щадя дыхания - а дышал он с трудом,- Алан не преминул проклясть свое невезение и мою глупость, из-за которой, добавил он, с нами приключилась эта беда.

- Те, кому нельзя придерживаться истины,- сказал он мне, когда мы побежали дальше,- должны по мере возможности обходиться честной, весомой ложью. Когда люди не понимают, что ты делаешь и почему, Дэви, их разбирает любопытство, но, если им все кажется понятным, они будут думать о тебе не больше, чем я о гороховой похлебке.

Так как сначала наш путь вел от моря, мы через некоторое время уже повернули почти точно на север - слева вехой нам служила старинная церковь Аберледи, а справа вершина холма Берик, пока мы снова не вышли к морскому берегу неподалеку от Дерлтона. От Норт-Берика на запад до мыса Гиллейн-Несс протянулась цепь из четырех островков - Крейглит, Лэм, Фидра и Айбрау, примечательных разнообразием величины и очертаний. Особенно выделяется среди них Фидра - серый двугорбый островочек, увенчанный какими-то развалинами. Помнится, когда мы подошли ближе, за дверным или оконным проемом в этих развалинах, точно человеческий глаз, блеснуло море. При западных ветрах от них удобно укрываться у восточного берега Фидры, и мы еще издали увидели там «Чертополох».

Берег напротив этих островков хранит полную дикость. Нигде ни единого человеческого обиталища, и, если не считать маленьких оборвышей, порой прибегающих сюда играть, тут редко можно кого-нибудь встретить.

Небольшое селение Гиллейн скрыто за мысом, жители Дерлтона трудятся на полях в стороне от побережья, а жители Норт-Берика уходят в море ловить рыбу прямо из своей удобной бухты, так что во всей Шотландии, пожалуй, немного найдется более пустынных берегов. Но помнится, пока мы ползли на животе среди песчаных пригорков и ложбин, зорко оглядываясь по сторонам, а наши сердца колотились о ребра, солнце и море сияли столь ослепительно, ветер гнал по травам такие волны, кролики на земле и чайки в небе так суетились, что пустыня казалась мне полной жизни. Без сомнения, лучшее место для тайного отплытия найти было трудно - если бы тайну удалось сохранить. И все же, хотя тайное стало явным и за местом теперь наблюдали, мы сумели незаметно добраться до последнего ряда дюн, отделенных от моря ровной полосой пляжа.

Там Алан замер.

- Дэви,- сказал он,- дальше будет трудно. Пока мы лежим тут, нам ничто не грозит, но до брига и до французского берега мне пока не ближе, чем раньше. Стоит нам встать и махнуть бригу, как все переменится. Где сейчас твои молодцы, как по-твоему?

- Может, они еще не добрались сюда,- сказал я.- А если и добрались, у нас есть одно преимущество. Правда, они приготовились нас захватить. Но ждут-то они нас с востока, а мы пришли с запада.

- Верно,- заметил Алан.- Жаль, что мы одни и не можем вступить с ними в бой, не то мы захватили бы их врасплох. А пока, Дэви, все складывается не слишком в пользу Алана Брека. И я не могу ничего решить.

- Алан, время бежит,- напомнил я.

- Это я знаю,- ответил Алан.- И ничего больше, как выражаются французы. Скверное дело, прямо хоть монету подбросить - орел или решка. Эх, знай я хотя бы, где сейчас твои молодцы!

- Алан, - сказал я,- это на тебя не похоже. Сейчас или никогда. Другого выбора нет.

- «Это не я, так он сказал,- вдруг запел Алан, и его лицо странно сморщилось, не то от стыда, не то от лукавой усмешки.- Не ты, не я, так он сказал. Нет, Джонни, нет! Не ты, не я!»

Внезапно он вскочил на ноги и, держа высоко в правой руке бьющийся на ветру платок, спустился на пляж. Я тоже встал, но прежде чем последовать за ним, оглядел дюны на востоке. Сначала его никто не заметил: Скугел не ждал его так рано, а «мои молодцы» смотрели в другую сторону. Затем на «Чертополохе» спохватились. По-видимому, у них все было готово, потому что на палубе вроде бы и не засуетились, но секунду спустя из-за кормы показался ялик и помчался к берегу. Почти в ту же минуту примерно в полумиле в стороне Гиллейн-Несса над гребнем дюны на миг возникла человеческая фигура, размахивая руками, и хотя она тут же исчезла, чайки над этим местом продолжали тревожно кружить еще некоторое время.

Алан ничего этого не заметил, так как взгляд его был устремлен на море - на ялик и бриг.

- Будь, что будет,- сказал он, когда я сообщил ему про человека на дюне.- Гребцам в шлюпке надо бы приналечь, не то как бы голову не разбили мне.

Широкий пляж тут спускался к воде очень полого, и идти по нему во время отлива было легко. В одном месте его пересекал бегущий к морю заросший травами ручеек, а за ровной полосой песка, точно городские стены, вставала зубчатая гряда дюн. Как мы ни вглядывались в них, это не помогало различить, что происходит в ложбинах за ними, и как мы ни ускоряли шаг, это не убыстряло приближение ялика. Для нас на жуткий срок ожидания время остановилось.

- Вот одно бы мне хотелось узнать,- сказал Алан.- Хотелось бы мне узнать, какие распоряжения получили эти молодцы. Мы с тобой вместе стоим четыреста фунтов. А что, если они попробуют подстрелить нас, Дэви? Залягут вон там, на песчаном гребне с ружьями и дадут залп.

- Вот этого быть никак не может! - возразил я.- Ружей у них нет. Дело велось в такой тайне, что пистолеты они взять еще могли, но только не ружья!

- А знаешь, ты, пожалуй, прав, - заметил Алан.- И все же я жду не дождусь этой лодочки.

Он щелкнул пальцами и присвистнул, точно подзывая собаку.

Ялик покрыл уже около трети расстояния, мы подошли почти к самой воде, и мои башмаки при каждом шаге погружались во влажный песок. Теперь нам оставалось лишь ждать, вперяя взгляд в приближающуюся шлюпку, и не переводить его на длинную непроницаемую стену дюн, над которой мелькали чайки и за которой, без сомнения, собирались наши враги.

- Отличное место, чтобы получить пулю, светлое и открытое,- внезапно сказал Алан.- Эх, мне бы твое мужество, Дэви!

- Алан! - вскричал я.- О чем ты говоришь? Ты же слеплен из мужества! Оно - твоя натура, и кому это знать, как не мне.

- Вот ты и ошибся,- сказал он.- От других я отличаюсь всего лишь особой сообразительностью и опытом. Но в суровом, холодном, несгибаемом мужестве я тебе и в подметки не гожусь. Взгляни на нас сейчас: я только и думаю, как бы убраться отсюда поскорее, а ты, мне кажется, подумываешь, не остаться ли тебе здесь. Как, по-твоему, решился бы я на такое? Нет и нет! Во-первых, потому, что у меня недостало бы на это мужества, а во-вторых, потому, что сообразительности мне не занимать, и прежде я тебя к черту пошлю!

- Ах, вот как! - воскликнул я.- Алан, Алан, улещивай старух, но я на твои уловки не попадусь!

Я вспомнил искушение, одолевавшее меня в лесу, и остался тверд, как железо.

- Я дал слово встретиться с твоим родичем Чарли,- сказал я,- и должен его сдержать.

- Должен-то должен, но ведь это не от тебя зависит,- возразил Алан.- А встретишься ты волей-неволей с молодцами в дюнах. Только вот зачем? - продолжал он с мрачной серьезностью.- Чтобы тебя похитили, как леди Грейндж? Или всадили тебе нож в грудь и закопали среди дюн? Или судили вместе с Джеймсом? По-твоему, им можно доверять? Ты готов сунуть голову в пасть Саймона Фрэзера и прочих вигов? - добавил он со жгучей горечью.

- Алан! - вскричал я.- Все они негодяи и лжецы, и я с тобой в этом согласен. Тем более нужно, чтобы в этом краю разбойников объявился хотя бы один честный человек. Я дал слово и назад его не возьму. Я давно сказал твоему родичу, что никакая опасность меня не остановит. Помнишь? В ночь того дня, когда убили Рыжего Колина. И значит, не остановит. Я остаюсь, Престонгрейндж обещал мне жизнь. Если он клятвопреступник, значит, смерти мне не миновать.

- Ну что же,- сказал Алан.

Все это время мы не видели и не слышали наших преследователей. Как я узнал позже, мы действительно захватили их врасплох. Многие из них еще не добрались до места, а те, кто успел, рассыпались по дюнам в направлении Гиллейна. Собрать их и объяснить, где мы, удалось не сразу, а ялик летел, как на крыльях. К тому же они были трусоваты: свора угонщиков скота из нескольких горных кланов - и ни одного человека благородной крови, который их возглавил бы. И чем больше они смотрели на нас с Аланом на прибрежных песках, тем меньше (думается мне) им хотелось встретиться с нами лицом к лицу.

Во всяком случае, предал Алана не шкипер - он сам правил яликом и рьяно подбадривал гребцов. Уже они были совсем близко, и ялик, казалось, задевал песчаное дно, уже лицо Алана вспыхнуло от радостного возбуждения, и тут наши друзья среди дюн то ли в отчаянии, что добыча ускользает от них, то ли в надежде отпугнуть Энди, неожиданно хором завопили пронзительными голосами.

Подобные звуки, донесшиеся с берега, выглядевшего совершенно пустынным, бесспорно могли нагнать страха, и матросы сразу придержали шлюпку.

- Что это? - крикнул шкипер, от которого нас теперь отделяла лишь узкая полоса воды.

- Мои приятели,- ответил Алан и зашагал по мелководью к шлюпке, но тут же остановился.- Дэви, - сказал он,- а ты? Не хотелось бы мне тебя оставлять.

Несколько секунд он стоял так по колено в воде.

- Тот, кто сует голову в петлю, получит петлю,- сказал он, потом вошел в воду по пояс и с помощью матросов забрался в ялик, который тотчас повернул назад к бригу.

Заложив руки за спину, я продолжал стоять там, где он покинул меня. Алан повернул голову и не спускал с меня глаз, а шлюпка, скользя по воде, уходила все дальше и дальше от берега. Внезапно у меня к глазам подступили слезы - я почувствовал, что в целой Шотландии не найти такого одинокого, всеми покинутого юноши, как я. Тогда я повернулся спиной к морю и устремил взгляд на дюны. Нигде не было видно людей, нигде не слышалось человеческих голосов - солнце блестело на мокром песке, между дюнами гулял ветер, уныло и пронзительно перекликались чайки. Я начал подниматься по откосу, где среди плетей ползучих растений бойко прыгали песчаные блохи. Если не считать этого движения, посвиста ветра и птичьих криков, зловещее место казалось погруженным в мертвый покой, но я-то знал, что за мной следят ради каких-то тайных целей. Нет, не солдаты: те напали бы на нас много раньше - и успешно. Несомненно, для расправы со мной подрядили каких-то негодяев - чтобы они меня похитили, а может быть, и убили на месте. Судя по их поведению, первое представлялось более вероятным, но я слишком много знал об их натуре и об их усердии в этом деле, чтобы исключить второе, и сердце у меня похолодело.

В голову мне было пришла сумасшедшая мысль выхватить шпагу. Хотя я не мог достойно скрестить свой клинок с клинком благородного противника в честном поединке, мне казалось, что я сумею нанести урон врагам в беспорядочном бою. Однако я вовремя понял, что сопротивляться бессмысленно. Без сомнения, это и было «одно средство», о котором договорились Престонгрейндж и Фрэзер. Первый, я был твердо уверен, принял какие-то меры для сохранения моей жизни, но второй, безусловно, намекнул Нийлу и его товарищам, что это не так уж обязательно, и, обнажив шпагу, я, быть может, сыграл бы на руку моему злейшему врагу и подписал бы свой смертный приговор.

Занятый такими мыслями, я подошел к дюнам и оглянулся. Ялик уже почти достиг брига, и Алан махнул носовым платком в знак прощания. В ответ я помахал рукой, но то, что мне предстояло, заслонило от меня даже Алана. Я покрепче надвинул шляпу на лоб, стиснул зубы и начал взбираться по крутому склону ближайшей дюны. Это было нелегко, так как песок оседал и сыпался у меня под ногами. Но наконец я ухватился за крепкие стебли травы, полегшие у гребня, и выбрался на ровное место. В тот же миг из травы прямо передо мной, справа и слева вскочили на ноги оборванцы самого гнусного вида. Их было не то шестеро, не то семеро, и каждый сжимал в руке кинжал. Сказать правду, я зажмурился и начал про себя читать молитву. Когда я вновь открыл глаза, оборванцы, храня молчание и не торопясь, успели придвинуться немного ближе ко мне. Они не спускали с меня странно блестевших глаз, и мне стало понятно, ценой какого страха дался им этот маневр. Я показал им пустые руки, после чего один из них спросил на горском диалекте, сдаюсь ли я.

- Недобровольно,- ответил я.- Только навряд ли вы понимаете, что это значит.

Тут они все набросились на меня, как стая ворон на падаль, схватили за локти, забрали шпагу и выгребли все деньги у меня из карманов, а потом связали по рукам и ногам крепкой веревкой, бросили на травянистый бугор, а сами сели полукругом, в молчании глядя на своего пленника с такой опаской, словно он был львом или готовым к прыжку тигром. Но вскоре они отвернулись от меня, сдвинулись в тесный кружок и, переговариваясь по-гэльски, бесцеремонно принялись у меня на глазах делить между собой мои деньги. А меня обрадовало, что отсюда я могу следить за Аланом. Ялик подошел к бригу вплотную и был поднят на борт, паруса наполнились ветром, и бриг скрылся из виду за островками, а затем у Норт-Берика повернул в открытое море.

Еще часа два все новые и новые горцы в лохмотьях присоединялись к захватившей меня компании. Среди первых оказался и Нийл, а общее их число составило около двух десятков. С появлением очередного негодяя завязывался короткий разговор, сводившийся, по-видимому, к жалобам и оправданиям. Но я заметил, что ни один из пришедших не получил доли моих денег. Последний разговор велся очень бурно, и я было решил, что они рассорились. Но тут же компания разделилась: почти все толпой зашагали на запад, а стеречь пленника остались только Нийл и еще двое.

- Я догадываюсь, кто тебя не похвалит за нынешнее дело, Нийл, сын Дункана,- сказал я, когда прочие ушли.

В ответ он заверил меня, что обходиться со мной будут по-хорошему, так как ему «эта барышня известна».

На этом наша беседа кончилась, и больше ни одна живая душа не нарушила уединения этого места, пока солнце не зашло за горы и не сгустились сумерки.

А тогда к нам на крестьянской лошадке подъехал тощий, долговязый, костлявый лотианец, с очень смуглой физиономией.

- Эй, молодцы! - крикнул он.- Есть у вас такая бумага? - и он поднял руку с каким-то листом.

Нийл достал похожий лист, и новоприбывший принялся читать его сквозь очки в роговой оправе, а потом сказал, что все в порядке - нас-то ему и надо,- и тут же спешился. Меня усадили на лошадь вместо него, связали мне щиколотки у нее под брюхом, и этот уроженец равнин повел нас от берега. Путь он, по-видимому, выбрал очень удачный, так как встретилась нам всего одна пара - пара влюбленных, которая, возможно, сочтя нас контрабандистами, при нашем появлении поспешила прочь. Один раз мы приблизились к южному склону Берика, а потом за пологими холмами я увидел огни деревушки и различил среди деревьев церковную колокольню - довольно близко, но не настолько, чтобы позвать на помощь. Наконец впереди вновь послышался шум моря. Светила луна, хотя и неярко, и я рассмотрел три могучие башни и развалины стен Танталлона, былого оплота Красных Дугласов. Лошадь стреножили и пустили пастись в каком-то рву, а меня увели внутрь башни, откуда мы через двор прошли в полуразрушенный каменный зал. Ночь обещала быть холодной, и мои похитители развели костер прямо на каменном полу. Они развязали мне руки, усадили меня у стены в дальнем углу и дали овсяного хлеба с кувшинчиком французского коньяка (и то и другое извлек из своей сумки лотианец). Затем я вновь остался с тремя горцами. Они пили и болтали, сгрудившись у костра. В провалы стен врывался ветер, взметывал дымные языки пламени и свистел в верхушках башен. Под обрывом гремело море. Не опасаясь более за свою жизнь, я уступил усталости тела и духа, перевернулся на бок и погрузился в сон.

Не знаю, в каком часу я проснулся, но луна зашла, а костер почти догорел. Развязав мне ноги, горцы увлекли меня через развалины и сошли по крутой тропинке к бухточке, где я увидел рыбачью лодку. Меня спустили в нее при свете звезд, и мы поплыли от берега.