Похищенный. Катриона

Глава 19
МНОЮ ВЕРТЯТ, КАК ХОТЯТ

Переписывание оказалось очень скучным занятием, тем более что дела, о которых шла речь, ни малейшей срочности не требовали, как я тотчас обнаружил, окончательно уверившись, что вся эта затея - лишь предлог. Кончив, я тотчас вскочил на лошадь и до темноты успел достичь берега реки Алмонд, где и переночевал. Снова в седле я был с первым лучом зари, и эдинбургские лавки еще только открывались, когда, влетев в город через Уэст-Боу, я остановил взмыленную лошадь перед домом лорда-адвоката. У меня было письмо к Дойгу, доверенному секретарю милорда, посвященному, как считалось, во все его тайны,- весьма достойному невзрачному толстячку, отличавшемуся пристрастием к нюхательному табаку и деловитостью. Он уже водворился за своей конторкой в той самой приемной, где я познакомился с Джеймсом Мором, и успел обсыпаться табаком. Письмо он внимательно прочел от слова и до слова, точно главу из Библии.

- Хм! - сказал он.- Вы немножечко опоздали, мистер Бальфур. Птичка-то упорхнула! Мы ее выпустили.

- Мисс Драммонд освободили? - воскликнул я.

- А как же! - ответил он.- Зачем нам было держать ее под замком? Подними мы шум вокруг такой девчушки, никто бы нам спасибо не сказал.

- А где она сейчас? - спросил я.

- Бог знает! - сказал Дойг, пожимая плечами.

- Наверное, отправилась домой к леди Аллардайс? - предположил я.

- Вот-вот! - сказал он.

- Так я сейчас же скачу туда! - воскликнул я.

- Может, перекусили бы перед дорожкой? - предложил он.

- Благодарствую,- ответил я.- У Рато я вдосталь напился молока.

- Как угодно,- сказал Дойг.- Только лошадку и сумки Оставьте тут, ведь вы же у нас остановились.

- Нет-нет! - воскликнул я.- Пешее хождение нынче не для меня.

Я невольно заразился выговором Дойга, который и не пытался тут передать, а потому очень смутился, когда голос пропел у меня за спиной:

Обернувшись, я увидел барышню в утреннем платье. Руки она спрятала в оборках, словно для того, чтобы удержать меня на расстоянии. Но мне показалось, что смотрит она на меня ласково.

- Позвольте пожелать вам доброго утра, мисс Грант,- сказал я.

- Примите и от меня такое же пожелание, мистер Дэвид,- ответила она с глубоким реверансом.- И прошу вас вспомнить старинное присловие, что от мессы и от трапезы даже в спешке не отказываются. Мессы я вам предложить не могу, потому что мы здесь все добрые протестанты. Но трапеза вас ждет. И не удивлюсь, если найду сказать вам по секрету кое-что, ради чего стоит задержаться.

- Мисс Грант! - сказал я.- Мне кажется, я уже в долгу у вас за несколько веселых слов - и добрых к тому же! - на неподписанном листке.

- На неподписанном листке? - повторила она и, словно стараясь припомнить, сделала гримаску, от которой ее прелестное лицо стало еще прелестнее.

- Или же я очень ошибся,- продолжал я.- Но полагаю, у нас еще будет время поговорить обо всем этом, так как ваш батюшка любезно пригласил меня погостить под вашим кровом, а сейчас верный увдлень просит вас не лишать его свободы.

- Вы называете себя обидным словом! - заметила она.

- Мистер Дойг и я согласимся на еще более обидные, лишь бы они вышли из-под вашего остроумного пера,- возразил я.

- Вновь могу лишь восхититься сдержанности, свойственной всем мужчинам,- сказала она.- Но если вы не хотите есть, отправляйтесь тотчас. Тем скорее вы вернетесь, так как ехать вам незачем. Отправляйтесь, отправляйтесь, мистер Дэвид,- продолжала она, распахивая дверь.

Я не стал ждать второго приглашения и всю дорогу до Дина точно следовал примеру всадника, о котором спела мисс Грант.

По саду в одиночестве прохаживалась старая леди

Аллардайс в той же шляпе поверх чепца, опираясь на трость из черного дерева с серебряным набалдашником. Когда я спешился и с поклоном подошел к ней, вся кровь бросилась ей в лицо и она откинула голову с надменностью императрицы, - во всяком случае, именно такими я представлял себе императриц.

- Что привело вас к моей бедной двери? - осведомилась она пронзительным голосом.- Запереть ее перед вами я не могу. Все мужчины моего дома в могиле. У меня нет ни сына, ни мужа, чтобы преградить вход в мой дом. И каждый нищий может драть меня за бороду… А драть-то есть за что, и это хуже всего,- добавила она как бы про себя.

От такого приема я растерялся, а последние слова, точно исторгнутые старческим безумием, и вовсе чуть не лишили меня дара речи.

- Как вижу, я навлек на себя ваше неудовольствие, сударыня,- вымолвил я наконец.- И все же осмелюсь справиться у вас о мисс Драммонд.

Она вперила в меня горящий взгляд и сжала губы так крепко, что кожа вокруг собралась мелкими складками. Рука, опиравшаяся на трость, затряслась.

- Только этого не хватало! - воскликнула старуха.- Он про нее у меня спрашивает! Да если бы я знала!

- Ее здесь нет? - ахнул я.

Она вздернула подбородок, сделала шаг ко мне и так закричала, что я ошеломленно попятился.

- Прикусил бы ты свой лживый язык! - воскликнула она.- Как! Ты еще меня спрашиваешь? Да она в тюрьме, куда ты ее упрятал! Вот что! Только подумать, что это твоих рук дело! Бессовестный ты негодяй! Да если бы в доме у меня остался хотя бы один мужчина, тебе так выбили куртку, что ты взвыл бы!

Я счел за благо ретироваться, так как она все больше распалялась. И даже пошла за мной, когда я поспешил к коновязи. Не стыжусь признаться, что ускакал я с ногой в одном стремени, а другое только нащупывая.

Волей-неволей я вернулся в дом лорда-адвоката, так как лишь там мог что-нибудь узнать. Тетушка и племянницы, уже собравшиеся вместе, приняли меня радушно и принялись подробнейшим образом расспрашивать, как себя чувствует Престонгрейндж да что нового в западных краях, чем весьма меня измучили. И все это время барышня, с которой я теперь больше всего на свете желал поговорить с глазу на глаз, посматривала на меня с улыбкой, словно мое нетерпение было ей приятно. Наконец, после того как я дождался конца завтрака и чуть было при всех не попросил ее уделить мне несколько минут наедине, она отошла к клавесину и, аккомпанируя себе, запела в высоком ключе:

Но затем ее жестокость смягчилась, и, уж не помню под каким предлогом, она увела меня в уединение отцовской библиотеки. Должен упомянуть, что наряд ее был умопомрачительным и выглядела она несравненной красавицей.

- А теперь, мистер Дэвид, садитесь, и потолкуем по душам,- сказала она.- Мне надобно вам многое сообщить, а к тому же я, как оказывается, была весьма несправедлива к вам, усомнившись в вашем хорошем вкусе.

- Но почему же, мисс Грант? - спросил я.- Надеюсь, я всегда был надлежаще почтительным.

- Могу заверить вас, мистер Дэвид,- ответила она,- что ваша почтительность и к собственной особе и к вашим ближним всегда и весьма достохвально оставалась неподражаемой. Но это между прочим. Вы получили записку от меня?

- Я осмелился это предположить,- сказал я.- И был очень благодарен писавшей за ее доброту.

- А удивлены, наверное, еще больше,- продолжала она.- Но начнем сначала. Быть может, вы не забыли тот день, когда столь учтиво сопровождали трех докучливых барышень в парке Хоуп? В моей памяти он запечатлелся со всеми подробностями, потому что вы в своей любезности изволили объяснять мне некоторые основы латинской грамматики, чем заслужили мою неугасимую благодарность.

- Боюсь, я вел себя как жалкий педант,- признался я, смущенный таким напоминанием.- Но благоволите вспомнить, что я совсем не привык к дамскому обществу.

- В таком случае оставим грамматику,- ответила она.- Но как могли вы покинуть тех, кто был вверен вашему попечению? «И он бросил за борт ее, свою милую, милую Энни!» - пропела она.- И его милая, милая Энни и две ее сестры должны были возвратиться домой в одиночестве, точно троица молодых гусынь! Кажется, сами вы явились к моему папеньке и держались весьма воинственно, а затем отбыли в неведомые края, подумывая (как оказалось) о скале Басс, так как общество диких олушей, быть может, манило вас больше общества красивых девиц.

Но все время, пока она поддразнивала меня, взгляд ее оставался ласковым, внушая мне надежду, что дальше последует что-нибудь более приятное.

- Вам нравится меня мучить,- сказал я.- Только я - плохая игрушка. И прошу вас о снисхождении. Сейчас я думаю лишь об одном: где Катриона?

- Вы так называете ее в лицо, мистер Бальфур? - спросила она.

- Право, не могу сказать,- пробормотал я, растерявшись.

- Но в разговорах с другими я бы на вашем месте делать этого не стала! - заметила мисс Грант.- И почему вы столь горячо интересуетесь делами этой барышни?

- Я слышал, что она в тюрьме! - ответил я.

- А теперь вы услышали, что она уже не в тюрьме! - сказала мисс Грант.- Так чего еще вы хотите? Больше ей защитники не нужны.

- Но может быть, сударыня, она нужнее мне, чем я ей,- возразил я.

- Так-то лучше! - заметила мисс Грант.- Но поглядите мне прямо в лицо: разве я не красивее ее?

- Против этого я спорить никак не стану,- ответил я.- Во всей Шотландии ни одна красавица не идет ни в какое сравнение с вами.

- А вы, когда вам предоставлен выбор, вы говорите о той, мистер Бальфур! - воскликнула она.- Так дамам не угождают!

- Но, сударыня,- сказал я,- кроме красоты, есть ведь еще многое другое.

- Прикажете понимать, что в остальном я не так уж и хороша? - осведомилась она.

- Нет, я хотел только сказать, что подобен петуху в басне,- ответил я.- Я вижу жемчужное зерно - и оно меня слепит, но простое пшеничное мне нужнее.

- Брависсимо! - вскричала она.- Наконец-то вы нашли нужные слова! И за это я вознагражу вас рассказом. Вечером, после того как вы нас столь жестоко покинули, я поздно вернулась домой от моей приятельницы, где, хотите верьте, хотите нет, меня окружало всеобщее восхищение. И что же я слышу? Со мной желает говорить девица в тартановой юбке! Ждет больше часа, сказала служанка, и все время тихонько плачет. Я немедля пошла к ней. Она встала мне навстречу, и я тотчас ее узнала. «Сероглазка!» - сказала я про себя, но, конечно, не вслух. «Вы мисс Грант? Наконец-то! - говорит она и смотрит на меня печальными глазами.- Он сказал правду: вы очень красивая».- «Такая, какой меня создал господь, моя дорогая,- отвечаю я.- Но я буду весьма обязана, если вы объясните, что привело вас сюда в столь поздний час»,- «Сударыня,- говорит она,- мы в родстве: мы обе из рода сынов Альпина».- «Моя дорогая,- отвечаю я.- Альпин и его сыны значат для меня не больше, чем капустные кочерыжки. Слезы на вашем милом личике - аргумент куда более веский!» И тут я по слабости духа поцеловала ее. Вы бы и рады были поступить так же, да только, бьюсь об заклад, смелости у вас никогда не достанет. Я сказала «по слабости духа», потому что ничего о ней не знала. Но поступить мудрее я не могла бы. У нее смелый, твердый нрав, а вот к нежности она, мне кажется, не приучена. И этот поцелуй (хотя, признаюсь, стоил он недорого) завоевал мне ее сердце. Я не стану выдавать тайны моего пола, мистер Дэви. И не открою вам, как она обернула меня вокруг пальца - ведь вы узнаете это на собственном опыте. Да, чудесная девушка! Чистая, как горный родник!

- Даже чище! - воскликнул я.

- Ну, тогда она поведала мне свои горести,- продолжала мисс Грант.- Как она не знает, что думать о своем папеньке, и как боится за вас, и в каком трудном положении она оказалась, когда вы ушли. «И тут я вдруг вспомнила,- говорит она,- что мы в родстве и что мистер Дэвид назвал вас лучшей из лучших, и я подумала: «Если она так хороша, то должна быть и доброй». И вот я пришла». Тут-то я и простила вас, мистер Дэви. В моем обществе вы словно все время сидели на горячей сковородке - в жизни я не видела, чтобы молодому человеку так не терпелось поскорее сбежать. И от кого? От меня и моих сестер! А тут вдруг обнаружилось, что, сбегая, вы все-таки меня заметили и были столь любезны, что похвалили мою привлекательность! Можете с этой минуты отсчитывать время нашей дружбы, я же начала думать с нежностью о латинской грамматике.

- У вас будет еще много часов, чтобы смеяться надо мной,- сказал я.- К тому же, полагаю, вы несправедливы к себе. Ваше сердце смягчилось ко мне из-за Катрионы: она так простодушна, что не замечает неловкости своего друга, которую так хорошо видите вы.

- На вашем месте я не была бы в этом столь уверена, мистер Дэвид! - заметила она.- Девушки прекрасно все видят. Но в любом случае, как мне предстояло убедиться, она ваш самый искренний друг. Я повела ее к его милости моему папеньке, и его адвокатство, ублаготворенный кларетом, был столь любезен, что принял нас. «Вот та самая Сероглазка, которой вам прожужжали все уши последние дни,- говорю я.- Она явилась, чтобы подтвердить нашу правдивость, и я слагаю первую красавицу всех трех Лотианов к вашим ногам». Она доказала мое слово делом, упала перед ним на колени (не поклянусь, но, пожалуй, она у него в глазах раздвоилась, что сделало ее еще более неотразимой,- ведь все вы в душе магометане!) и рассказала ему, что произошло в этот вечер: как она помешала отцовскому служителю пойти за вами, как она тревожится за своего батюшку и как трепещет за вас. И с рыданиями умоляла пощадить жизнь вас обоих (хотя никакой опасности ни ему, ни вам не грозило!). В конце концов я, право же, возгордилась своим полом - столько чувства вкладывалось во все это,- но и устыдилась его, так как повод был маловат. Очень скоро, уверяю вас, лорд-адвокат протрезвел, слушая, как юная девушка разматывает клубок тайная тайных его политики в присутствии самой непослушной из его дочерей. Но мы взялись за него обе и поправили дело. В надлежащих руках -

другими словами, в моих - мой папенька ни с кем не сравнится.

- Ко мне он был очень добр,- сказал я.

- И к Катрин тоже, тем более что там была я и уж позаботилась об этом,- добавила мисс Грант.

- И она просила за меня! - воскликнул я.

- Причем очень трогательно,- подтвердила она.- Но не стану повторять, что она говорила. Вы и так уже слишком тщеславны.

- Да вознаградит ее за это бог,- сказал я.

- Мистером Дэвидом Бальфуром, я полагаю? - осведомилась мисс Грант.

- Вы ко мне несправедливы! - вскричал я.- Меня дрожь пробирает при мысли, что она могла бы попасть в столь грубые руки. Неужели вы полагаете, что я возомню о себе, потому что она просила о моей жизни? Она заступилась бы и за слепого щенка! А ведь у меня, казалось бы, есть больше причин вознестись надеждой, чем ведомо вам. Она поцеловала вот эту руку. Да-да! Но почему? Потому что верила, будто я совершаю подвиг и, возможно, иду навстречу смерти. А вовсе не из-за меня самого… Но к чему я буду объяснять это вам - ведь вы не в силах удержаться от смеха, стоит вам взглянуть на меня. Поцелуй был данью тому, что ей казалось доблестью. По-моему, такой чести удостоились только я и бедный принц Чарли. Ведь так меня уподобили богу! Неужели вы не понимаете, каким страхом исполняется мое сердце, когда я вспоминаю про это?

- Я правда часто над вами посмеиваюсь - куда чаще, чем допускают приличия,- заметила она.- Но послушайте меня: если вы будете говорить с ней, как вот сейчас, вам не следует вовсе отчаиваться.

- Вот так? - вскричал я.- Я не осмелюсь! С вами - дело другое, мисс Грант, вы можете думать обо мне, что хотите. Но она? Нет уж!

- Таких неуклюжих ножищ во всей Шотландии не найти! - заметила она.

- Да, маленькими их не назовешь,- ответил я, поглядев вниз.

- Бедная, бедная Катриона! - воскликнула мисс Грант.

И я с недоумением уставился на нее. Теперь-то я прекрасно понимаю, куда она клонила (и, пожалуй, с полным на то основанием), но в подобной словесной пикировке я никогда силен не был.

- Ну что же, мистер Дэвид,- продолжала она,- пусть это и против моей совести, но придется послужить вашей вестницей. Она узнает, как вы бросились к ней, едва услышали, что она в тюрьме. Она узнает, как вы даже отказались перекусить с дороги. И про наш с вами разговор она узнает в той мере, в какой, на мой взгляд, дозволено столь юной и неопытной девице. Поверьте, так вы предстанете в гораздо лучшем свете, чем могли бы представить себя сами. Ведь я уберегу скорлупки от неуклюжих ножищ.

- Значит, вам известно, где она? - воскликнул я.

- Известно, мистер Дэвид, только я вам не скажу,- ответила она.

- Но почему? - спросил я.

- Видите ли,- сказала она,- я надежный друг, как вы не замедлите убедиться, и первый среди тех, кому я друг,- мой папенька. Так что, уверяю вас, вы не смягчите меня и не разжалобите. А потому не делайте жалких глаз и позвольте пока распрощаться с вашим дэвидобальфурством.

- Еще одно! - вскричал я.- Есть обстоятельство, которое может ее погубить. И меня тоже.

- Но будьте кратки,- сказала она.- Я и так уже потратила на вас полдня.

- Леди Аллардайс верит…- начал я.- Она полагает… она думает, что я ее похитил!

Лицо мисс Грант порозовело, и я совсем смутился, вдруг обнаружив, сколь деликатен ее слух, но затем мне показалось, что она борется со смехом, и окончательно мои подозрения подтвердила некоторая дрожь в ее голосе, когда она ответила:

- Я беру на себя защиту вашей репутации. Можете спокойно доверить ее мне.

И с этими словами она вышла из библиотеки.