После майдана 2005-2006

26 декабря

На первой же странице своих воспоминаний Скоропадский останавливается на факте, который его сильно поражал и которого он не мог объяснить. Среди окружавших его лиц было очень мало людей, которые разделяли его взгляды, мыслили Украину так, как он. «Было два течения как в социальном, так и в национальном вопросах, оба крайние, ни с тем, ни с другим я не мог согласиться и держался середины. Это трагично для меня…» В чем же эти крайности и в чем его середина? «Я люблю русский язык, украинцы его терпеть не могут, по крайней мере, делают вид, что не любят его; я люблю среднюю Россию, Московщину - они находят, что эта страна отвратительна…» Это - одна крайность. «С другой стороны, - пишет генерал, - великорусские круги на Украине невыносимы, особенно теперь, когда за время моего гетманства туда собралась чуть ли не вся интеллигентная Россия… Эти великороссы совершенно не понимали духа украинства». Интересно, что сказал бы Скоропадский, если бы узнал, что и сегодня, в 2006 году, человек, бывший два срока президентом независимой Украины, может повторить его слова без малейших изменений?

Знакомы мне также истории вроде одной из тех, что описывает он: «Часто бывали такие случаи: приходит господин и доказывает мне, что такой-то украл столько-то, причем рассказывает все подробности, впечатление действительно получается ужасное… Проходит несколько времени. Расследование вполне обеляет данное лицо. Зову господина, который с такой кажущейся самоотверженностью и сознанием своих гражданских обязанностей приходил ко мне с донесением: «Послушайте, ведь вы мне говорили о преступлениях, расследование же показало то-то и то-то. Все это неправда!!» - «Ах, так, ну слава Богу, я очень рад за него»… И что лучше всего - это то, что часто эти же самые доносители и были преступниками, как оказывалось позже».

Или как я могу не согласиться со следующей мыслью нашего последнего гетмана: «При существовании и свободном развитии у нас русской и украинской культуры мы можем расцвести, если же мы теперь откажемся от первой культуры, мы будем лишь подстилкой для других наций и никогда ничего великого создать не сумеем»? Он решительно не хотел, чтобы украинцы жили «объедками от немецкого и польского стола». И опять нахожу у Скоропадского мысль, которую я проводил в книге «Украина - не Россия». «Великороссы и наши украинцы, - пишет он, - создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так наивно любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо».

А какой здравой была его программа земельной реформы! Она принципиально игнорировала «демагогические приемы левых партий» и предполагала компромисс между классом крупных землевладельцев и малоземельных жителей села. Нельзя не признать правильными основные ее положения. «Передача всей (панской. - Л. К. ) земли (крестьянам. - Л. К. ), кроме сахарных плантаций, лесов, земли, необходимой для конских заводов и семенных хозяйств (для хозяйствования на этих землях крестьянство не имело должных средств и навыков. - Л. К. ). Передача за плату. Бесплатная передача не имеет в данном случае никаких серьезных оснований и просто в высшей степени вредна. Уплата селянских денег за покупаемую ими землю, наконец, заставит их пустить эти земли в оборот, что значительно облегчит правительство, давая ему возможность значительно сократить печатание новых знаков». Нахожу здесь ту же цель, которую не удалось осуществить и мне из-за «демагогических приемов левых партий»: создание земельного рынка.

Не мог я без смеха читать такое место в книге Скоропадского: «Обыкновенно всякий приходивший ко мне всегда считал, что он знает все намерения Антанты до мельчайших подробностей и что Антанта, конечно, в этом отношении придерживается мыслей говорящего или его партии». Точно так же было с народными депутатами и лидерами политических партий при мне. Каждый считал, что ему до тонкостей известны намерения США, в целом Запада, России, Китая - всех. И каждый давал мне понять, что я должен руководствоваться только его сведениями и мнением. Или прямо требовал этого, грозя отставкой, а иногда и выполняя свою угрозу.