Потерянные души Уиллоубрука

Глава четырнадцатая

Если не считать штабелей черных картотечных шкафов, маленького телевизора на металлической стойке, громоздкого письменного стола с капитанским креслом и двух складных стульев, обстановка в кабинете доктора Болдуина была скудной и спартанской. Никаких украшений на беленых стенах, никаких семейных фотографий или картин, никаких духоподъемных плакатов или дипломов в рамке. Старые механические часы показывали 5:15, но утра или вечера, Сейдж сказать не могла. В жутком тесном мирке Уиллоубрука все это не имело значения. Минуты, часы, дни и недели слились в один непрерывный кошмар. Снаружи на стекло единственного окна давила тьма.

Сидя на складном стуле перед столом доктора Болдуина, Сейдж терзала в пальцах мокрую от слез салфетку, разрывая ее на крошечные белые клочья. Нос был заложен от рыданий, веки слиплись и опухли. По словам доктора Болдуина, она просидела в яме пятьдесят шесть часов. Ей же казалось, что прошло пятьдесят шесть дней.

В течение всей этой вечности отчаяния и кромешной тьмы ее один раз покормили, а спать она почти не могла. И в итоге убедила себя, что Розмари убил Кропси. Зная, что Сейдж нашла тело сестры, он убьет и ее саму, чтобы не проболталась, — и Эдди тоже, где бы он ни был. Вечность спустя, когда панель в двери во второй раз взлетела вверх, Сейдж чуть не закричала, уверенная, что это пришел Кропси, чтобы утащить ее в тайную комнату и перерезать ей горло. Или Уэйн вознамерился изнасиловать ее, перед тем как Кропси ее зарежет. Когда в отверстии появилось усыпанное пудрой лицо сестры Вик, Сейдж разрыдалась от облегчения.

Теперь доктор Болдуин, откинувшись в капитанском кресле, сурово взирал на нее.

— Что ты делала в туннелях? — спросил он.

— Я же сказала вам: пыталась сбежать.

— А эти ботинки и пальто? Где ты их взяла?

— Эдди дал.

— Украла у кого-нибудь из жильцов?

— Нет, конечно. Я ни за что не стала бы воровать.

— А когда ты убежала во второй раз, тоже пряталась в туннелях?

Сейдж так сильно затрясла головой, что стало больно глазам.

— Нет. Я нигде не пряталась, потому что это была не я. Я даже не знала, что туннели существуют, пока меня не протащили по ним после того, как вы отправили меня в шестой блок. Эдди привел меня в туннели, поскольку верит, что я не Розмари, и хочет мне помочь. Я знаю, что он все вам рассказал.

— Мы с Эдди обсудили произошедшее, и с ним поступили соответствующим образом. Я предупреждал, чтобы он больше не связывался с тобой, поскольку ни к чему хорошему это не приведет, но он не послушался. Многие думают, будто я не знаю, что здесь происходит, однако мне достоверно известно, что вы с ним уже некоторое время водили дружбу, причем задолго до твоего последнего исчезновения.

— Он дружил не со мной, а с Розмари. Я познакомилась с ним всего… — Сейдж запнулась, не зная, сколько времени прошло с того первого страшного утра в Уиллоубруке: несколько дней, недель или месяцев. — Я встретила его, когда приехала сюда искать сестру, а вы заперли меня в шестом блоке. Эдди знал Розмари лучше любого сотрудника, и вас в том числе. Вот почему он нас различает и знает, что я — не она.

— Мне жаль разрушать ваши иллюзии, мисс Уинтерз, но Эдди не доктор и не психолог. А посему не компетентен проводить подобные различия.

Она наклонилась вперед на стуле, сдерживая желание накричать на врача.

— Вы уже позвонили в полицию насчет моей сестры? Сообщили, что убийца все еще на свободе?

— Звонить в полицию причин не было.

— Что значит «не было причин звонить в полицию»? Розмари убита! — Сейдж не верила своим ушам. Эдди был прав: доктора Болдуина заботят лишь репутация Уиллоубрука и собственная безопасность.

— Да-да, вы постоянно это повторяете.

— Но ведь так и есть! — закричала она. — Мы с Эдди нашли ее тело. Я знаю, он вам его показал.

— Исключительно в целях дискуссии предположим, что вы говорите правду. Но как ваша сестра проникла в туннели? — При слове «ваша сестра» Болдуин изобразил пальцами кавычки, и ей захотелось хорошенько ему врезать.

— Не знаю! — Она всплеснула руками. — Вероятно, ее отвел туда убийца.

— Давайте немного вернемся назад, хорошо?

Щеки Сейдж полыхали огнем.

— Назад? И какой смысл? Вы должны найти того, кто убил мою сестру, а не задавать глупые вопросы.

— Задавать вопросы — часть моей работы, мисс Уинтерз. А в настоящий момент я пытаюсь выяснить, откуда все это берется.

— Что берется?

— Ваши гнев и враждебность, — пояснил он. — Мне казалось, много лет назад мы это проработали. Отрадно видеть, что в какой-то степени ваше состояние улучшилось, вы больше не размахиваете руками и не кричите, но вот ваша история насчет мертвой сестры наводит меня на мысль о некоем переломе. Возможно, вы избавляетесь от части личности.

Сейдж подскочила, хлопнув ладонями по столу.

— Я ни от чего не избавляюсь. Моя сестра мертва. Я видела ее тело собственными глазами. И Эдди видел!

— Сядьте, пожалуйста, мисс Уинтерз. Иначе я буду вынужден зафиксировать вас.

Она уставилась на врача, борясь с непреодолимым желанием вскарабкаться на стол и скрутить ему шею.

— Что вы делаете? Пытаетесь замять дело, как и все кошмарные вещи, которые происходят в этом отстойнике?

Перекосившись от злобы, Болдуин снял телефонную трубку и одним пальцем нажал на кнопку. Когда секретарша ответила, он распорядился:

— Пришлите Леонарда в мой кабинет и скажите, чтобы прихватил смирительную рубашку. — Он помолчал, слушая. — Да, Иви. Для мисс Уинтерз. — Положив трубку, доктор Болдуин разъяренно уставился на Сейдж, словно провоцируя ее. — Вам решать, что случится дальше. Либо мы спокойно продолжим дискуссию, либо я распоряжусь держать вас в яме до тех пор, пока вы не согласитесь пойти навстречу.

Она убрала руки со стола и отступила; сердце билось так, что трудно было дышать. Голова кружилась. Может, просто выскочить из кабинета, отпихнуть с дороги секретаршу и с криком выбежать через парадную дверь? Вот только подобная возможность была самообманом: разум играл с ней шутки. Все двери запирались на ключ, каждое помещение служило тюрьмой. Сейдж отступила и присела на краешек стула, готовая бежать или драться, если понадобится. Позади открылась дверь. Леонард, сжимая в руке смирительную рубашку, подошел к столу доктора Болдуина и застыл у стены, как солдат в ожидании приказа, с подозрением поглядывая на пациентку.

— Вы готовы продолжить дискуссию, мисс Уинтерз? — осведомился доктор Болдуин.

Сейдж кивнула с глубоким, прерывистым вздохом.

— Вот и ладно, — сказал он. — А теперь внимательно выслушайте, что я скажу. Мне не хотелось огорошивать вас, но вы не оставили мне выбора. В туннелях нет никакого тела.

Сейдж словно ударили под дых.

— Что значит «нет тела»? Разумеется, оно там. Эдди же вам показал!

— Мы с ним и начальником службы безопасности спустились в туннели и всё внимательно осмотрели. И ничего не нашли. Так что, как видите, всего этого в действительности не было. Просто галлюцинации, вызванные вашей болезнью и стрессом из-за репортеров, что вломились в вашу палату.

— Нет! — вскричала она. — Это неправда. Я видела сестру! С обстриженными волосами и перерезанным горлом. Она была мертва. Я не придумываю. И нет у меня никакой болезни! Я не чокнутая. Розмари была там, и ее убили!

— Мне очень жаль, мисс Уинтерз, но боюсь, что вы ошибаетесь. Вам попросту хотелось видеть тело, ибо так подпитывается ваш бред.

— Нет у меня никакого бреда! — Доведенная до белого каления, она была готова его убить, но заставила себя сдержаться. — Что вы натворили? Отделались от трупа, чтобы никто не обнаружил, что вы даже не заявили об исчезновении пациентки?

— Смею заверить вас, я ничего подобного не совершал, — возразил доктор Болдуин.

Это было безумие. Кошмар, превосходящий все прочие кошмары. Болдуин не верил ни одному ее слову. Как же заставить его прислушаться? Взгляд Сейдж в отчаянии метался с пола на стол, на черное окно, словно ответ мог скрываться там. У нее кружилась голова. Она была в панике, в замешательстве, в отчаянии. Ведь убийца, возможно, прямо сейчас стоит за окном, наблюдая за перепалкой, и ждет, когда Сейдж выйдет, чтобы перерезать горло и ей. Не попробовать ли другой подход?

— Вы слыхали о Кропси?

По лицу Болдуина скользнула, тут же погаснув, удивленная усмешка.

— Конечно же, я слыхал о Кропси. Но его не существует. И, нужно сказать, ваше упоминание о нем указывает, что у вас возник новый вид невроза, и это, должен признаться, весьма настораживает.

Она исподлобья глянула на Болдуина.

— Ничего у меня не возникло, я совершенно здорова. Я знаю, кто я такая, и знаю, что видела. И Эдди тоже видел Розмари. Он вам правду сказал, это точно. Допустим, Кропси не существует, но некоторые здешние так не думают, а мою сестру кто-то зарезал. И убийцей даже может быть один из сотрудников. Например, Уэйн. Вы знали, что он занимается сексом с Нормой, а до нее делал то же самое с моей сестрой? Вы знали, что он наркоман и пытался изнасиловать меня? Вас хоть сколько-нибудь это волнует? Конечно, нет, вы ведь никого не слушаете, и поэтому я думаю, что Эдди прав. Вы просто пытаетесь покрыть происходящие здесь насилие и халатность, и вам плевать, кто при этом пострадает.

— Мне крайне жаль, что вы так думаете, но смею заверить вас: у меня нет причин что-либо скрывать. Что же касается Эдди, то не стоит волноваться: он более не станет вам досаждать. С этих пор Эдди к вам близко не подойдет.

— Эдди мне не досаждал. Он помогал мне! Вот почему мы были в туннелях. Он знает, что я здесь по ошибке.

— Как я уже сказал, это не ему решать. Я просто хочу, чтобы вы знали: больше вы его не увидите.

Кабинет закружился вокруг нее. Кто поможет ей теперь, когда Эдди уволили? Она откинулась на спинку стула, еще глубже вжалась в сиденье, отчаянно цепляясь за холодный металл, чтобы не сползти на пол и не заскулить. Как же доказать, что Болдуин неправ? Как убедить его в том, что она говорит правду? Сейдж посмотрела на Леонарда, проверяя его реакцию на услышанное. Но тот стоял, уставившись в пол и не глядя на нее.

— Леонарда спросите, — предложила она доктору Болдуину. — Он в курсе. Они с сестрой Вик говорили, что Уэйн может знать, где прячется Розмари. Может, он и ее убийцу знает. Может, они с Уэйном сидели в тюрьме, а вы взяли их на работу, не проверив анкетные данные.

Леонард зыркнул на нее и переступил с ноги на ногу. Ему явно было не по себе.

— Не говорите ерунды, — возразил доктор Болдуин. — Мы не нанимаем бывших преступников.

— Еще как нанимаете. Мне Эдди говорил. И еще он сказал, что доктора Уилкинса уволили потому, что он рассказал некоторым родителям, как обращаются с их детьми, а вы, стремясь скрыть правду, распустили слухи, будто он растлил пациентку. Поэтому не говорите мне, что ничего не пытаетесь скрывать.

На висках у доктора Болдуина вздулись жилы.

— Эдди несет чушь. Вечно он тут воду мутит.

— А он говорил вам что-нибудь о Розмари? — спросила она, хватаясь за соломинку. — Говорил, чем мы с ней различаемся?

Доктор Болдуин потер нос.

— Не было необходимости обсуждать подобные вещи.

— У Розмари был шрам от стерилизации?

— Я психиатр, мисс Уинтерз, а не семейный врач. Посему понятия не имею.

— А кто проводил операции?

— Этого я тоже не знаю. У нас здесь много врачей, и ни один из них не ведет определенного жильца.

Пошатываясь, Сейдж встала, задрала футболку и спустила пояс вельветовых брюк:

— У меня нет шрамов.

— Пожалуйста, прикройтесь, мисс Уинтерз.

— Да посмотрите же! — не выдержала она. — Вы ведь знаете, как выглядят шрамы?

Его лицо вспыхнуло от гнева.

— Если желаете продолжать дискуссию, извольте привести себя в порядок и сесть.

Сейдж опустила футболку и уселась.

— Если Эдди не объяснил, чем мы с сестрой отличаемся друг от друга, что он вам вообще сказал?

— Что был с вами в туннелях. После чего провел нас к тому месту, где, по вашим словам, вы видели тело.

— Он тоже видел тело. Я слышала, как он вам об этом говорил, прежде чем Уэйн и Марла утащили меня в шестой блок.

Несколько секунд доктор Болдуин напряженно смотрел на нее, словно решая, до какой степени можно быть откровенным с пациенткой.

— Если Эдди и правда помогал вам бежать, почему я должен ему верить? В любом случае факт остается фактом: тела там не было.

— Лжете, — отрезала она, покачав головой. — Лжете, потому что боитесь: вдруг кто-нибудь обнаружит, что Розмари убили, а вы палец о палец не ударили, когда она пропала. — Затем Сейдж пришла в голову другая мысль, от которой у нее кровь застыла в жилах. Как же она раньше не подумала? — А может, вы ее и убили?

— Ну вот теперь, мисс Уинтерз, вы уже совершенно противоречите здравому смыслу. Из нашего разговора я сделал два вывода. Нам предстоит еще немалая работа. А вам больше нельзя доверять. — Ядовитые нотки в голосе доктора Болдуина ясно давали понять: он отправит ее назад в яму, если она не успокоится.

Полными слез глазами Сейдж уставилась в пол. Нужно что-то сделать или сказать, заставить его прислушаться. Она снова посмотрела на Болдуина:

— Я знаю, как телевизионщики попали в шестой блок.

— Ну разумеется, — скривился он.

— Клянусь, это правда. Эдди мне рассказал накануне их появления.

Доктор Болдуин с сомнением посмотрел на нее.

— Эдди не мог ничего знать об этом.

— Ошибаетесь. Он слышал, как врачи обсуждали утечку. Поэтому мы знали, когда нагрянут репортеры и мы сможем пробраться в туннели незамеченными.

Доктор Болдуин слегка откинул голову и, казалось, даже не дрогнул, но в глазах у него мелькнуло удивление.

— И что слышал Эдди?

— Я скажу, но только после того, как вы сделаете кое-что для меня.

— Что же?

— Позвоните моему отчиму.

— Я говорил с вашим отчимом в тот же день, как вы вернулись, и сообщил, что вы нашлись. Не вижу надобности снова с ним связываться.

— Но звонок отчиму только подтвердит мою правоту. Такая простая вещь, а вы не хотите ее сделать. Когда вы ему звонили, вы спросили, есть ли у Розмари сестра-близнец?

Болдуин потер затылок.

— До этого не дошло. Я сообщил ему, что вы нашлись, целая и невредимая, и он успокоился. Вот и все.

— Он не сказал, что другая его приемная дочь сбежала?

— Нет.

— Ну так позвоните ему еще раз. Прямо сейчас, пока я здесь. Спросите, была ли у Розмари сестра.

— Боюсь, мисс Уинтерз, это принесет больше вреда, нежели пользы. Я не хочу, чтобы у вас появились беспочвенные надежды.

— А мне кажется, вы боитесь того, что скажет Алан.

— О нет, я не боюсь.

— Ну так и позвоните. Если, конечно, хотите знать насчет репортеров.

Доктор Болдуин стиснул челюсти, раздувая ноздри. После некоторого раздумья он поднял трубку и нажал на кнопку. Когда секретарша ответила, он распорядился:

— Иви, будьте любезны, соедините меня с Аланом Терном. Да, и перезвоните, когда он ответит. — Повесив трубку, он сложил руки на столе. — Ну что ж, я вашу просьбу выполнил. Итак, как же репортеры проникли к нам?

— Скажу после того, как потолкуете с отчимом.

— Мы так не договаривались. Иви сейчас пытается дозвониться до него, так что за свою часть сделки я отвечаю. А если вы не сообщите мне нужную информацию до того, как мистер Терн будет на линии, я велю сказать, что ему позвонили по ошибке.

Сейдж закусила губу. Если дядю Эдди уволят, ей уже никто помочь не сможет. Впрочем, она собиралась рассказать доктору Болдуину не все, а лишь часть того, что знала.

— Прежде чем ответить, — добавил доктор Болдуин, — вспомните, куда я отправил вас несколько лет назад после того, как вы набросились на санитара.

— Как я могу вспомнить, если это была не я, а моя сестра.

Он нахмурился, явно теряя терпение.

— Я отправил вас в нашу больницу строгого режима, где вы оставались в течение года. Похоже, ссылка вас ничему не научила. Но если вы солгали насчет репортеров, я договорюсь, чтобы утром за вами прислали санитаров.

У Сейдж перехватило горло. Если больница строгого режима считается наказанием, насколько же там хуже, чем в Уиллоубруке?

— Газетчиков позвал доктор Уилкинс, — нехотя призналась она. — Они с тем журналистом друзья. Встретились в закусочной, и доктор Уилкинс передал ему ключи от шестого блока.

Доктор Болдуин сжал губы в жесткую тонкую линию. В этот момент зазвонил телефон на столе, испугав Сейдж. Болдуин некоторое время смотрел на аппарат, кипя от ярости, затем снял трубку.

— Да? — Он прислушался, затем нахмурился. — Ясно, — сказал он. — Понятно. Попробуем попозже. Спасибо, Иви. — Положив трубку, он взглянул на Сейдж: — Ваш отчим не отвечает.

— Может, он еще на работе.

— В субботу вечером?

Краска бросилась ей в лицо. Она понятия не имела, какое сейчас время суток, не говоря уже о дне недели. Не успела она сказать, что Алан, скорее всего, в баре, когда в дверь кабинета постучали.

— Да? — отозвался доктор Болдуин.

В унылый кабинет ворвалась Иви, просияв платьем цвета лайма и платиной волос.

— Прошу прощения за беспокойство, но вы должны это видеть. — Она подбежала к телевизору и включила его.

— Что там? — спросил доктор Болдуин.

Иви шикнула на него, прибавила звук и отошла от экрана.

— Тот самый треклятый репортер? — догадался доктор Болдуин. — Тот, что протащил телевизионщиков в шестой блок.

Иви кивнула, покусывая накрашенный ноготь и не отрываясь от экрана.

Доктор Болдуин побледнел, как человек, ставящий на кон последний доллар. Обойдя стол, он замер рядом с Иви, которая, озабоченно хмурясь, положила руку ему на спину. Они напоминали скорее супружескую пару, нежели секретаршу и начальника.

На экране ведущий за столиком произнес:

— А теперь «Новости глазами очевидца», специальный выпуск нашего корреспондента Херальдо Риверы[10].

Затем на экране под шапкой «Уиллоубрук: последний великий позор» всплыла шестиэтажная штаб-квартира школы; зловещее с виду здание увеличивалось в размерах по мере приближения камеры. Через секунду появился темноволосый репортер и сказал в микрофон:

— Более шести лет назад Роберт Кеннеди, осмотрев одно из отделений Уиллоубрука, рассказал журналистам о творящемся там кошмаре. В то время он призывал к пересмотру системы, которая позволяет умственно отсталым детям жить в «гадючнике». Но это было в далеком тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, и с тех пор все забыли о школе. Впервые я услышал об этом крупном учреждении с красивым названием благодаря звонку одного из сотрудников Уиллоубрука. Этот врач сообщил, что его уволили. Уволили, поскольку он призывал родителей, дети которых содержатся в одном из корпусов, объединиться и требовать улучшения условий для пациентов. Врач пригласил меня посмотреть на эти условия; и вот мы без предупреждения, что оказалось полной неожиданностью для администрации школы, посетили блок номер шесть.

На экране репортер и другой человек пробрались среди деревьев, перелезли через бетонный барьер и спрыгнули вниз, хлопнув полами пиджаков. Перейдя дорогу и лужайку, они подошли к П-образному кирпичному зданию шестого блока.

Ривера продолжал:

— Врач предупредил меня, что там все плохо. Но там было не просто плохо, а чудовищно. Один санитар на примерно пятьдесят пациентов с серьезными, глубокими умственными нарушениями. И дети… лежали голые на полу, перемазанные собственными нечистотами… жалобно подвывая, и этот надсадный вой я уже не смогу забыть.

На экране вдруг появился смутный интерьер шестого блока, и динамики завибрировали нечеловеческим завыванием, словно где-то в космосе или в колоссальной подземной пещере кричали миллионы терзаемых существ. Свет камеры, подобно ночному прицелу, наведенному на загнанную дичь, высвечивал бледные фигуры: вот сидят полуголые девочки, съежившись на стульях и на полу; голая молодая женщина подпрыгивает, другая жмется к стене, постукивая пальцами по лицу. Истощенная девушка на полу, замотанная с руками в нечто вроде простыни; рядом медсестра, пытающаяся ее успокоить. Затем ряд раковин у стены и дети под ними: лежат, сидят на корточках со спущенными штанами, по пояс измазанные нечистотами.

— Вот что мы увидели, — сказал репортер. — И вот что услышали. Но как можно передать запах? Запах мерзости, инфекции, смерти.

Сейдж откинулась назад и закрыла глаза. Ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю. Дикое сочетание: находясь в Уиллоубруке, видеть его на экране телевизора. У нее закружилась голова. А жуткие непрерывные звуки, похожие на предсмертный стон гигантского животного, не смолкали; динамики тряслись так, словно телевизор вот-вот взорвется, и это было невыносимо. Даже если она выживет и выберется отсюда, этот мучительный вой будет преследовать ее до конца дней, перемежаясь с ночными кошмарами. Сейдж переборола нестерпимое желание заткнуть уши — ей хотелось узнать, что еще сказал репортер, — и словно окаменела, лишь сердце гулко колотилось в груди.

— Мы только что стали свидетелями, вероятно, наиболее ужасного зрелища, какое я видел в жизни, — заявил репортер. — Это типично для жизни в отделении?

Мужчина за кадром отвечал:

— Да. В Уиллоубруке содержатся пять тысяч триста пациентов; это самое большое в мире учреждение для слабоумных. Мы только что увидели людей с наиболее глубокой умственной отсталостью. Здесь их тысячи; они не посещают школу, круглые сутки находятся в палате, с ними никто не разговаривает. На все отделение в семьдесят больных приходятся два-три человека персонала. Один туалет на всех, общие болезни. Все без исключения пациенты заражаются гепатитом в первые полгода со дня помещения в учреждение. У большинства рано или поздно обнаруживаются паразиты. Случаи пневмонии в этой группе чаще, чем в любом другом лечебном заведении страны. Пациенты страдают от серьезных травм, поскольку они предоставлены сами себе и могут подраться из-за клочка бумаги, внимания санитаров, которые выбиваются из сил, пытаясь мыть, кормить и одевать больных, а также по возможности развивать их интеллектуальные навыки. Но по сути дела здешние обитатели просто медленно угасают.

Сейдж не знала, сможет ли дослушать до конца. Понимать, что Розмари столько лет влачила бесчеловечное существование и пыталась выжить, было само по себе ужасно, но теперь и саму Сейдж заперли в Уиллоубруке с ничтожно малой надеждой на избавление. Она стала мысленно считать в обратном порядке, пытаясь отстраниться от голосов в телевизоре, но время от время все же улавливая обрывки сказанного: «За два года Уиллоубрук лишился восьмисот сотрудников… Санитары делают, что могут, но персонала не хватает. Я бывал в различных исправительных учреждениях по всей стране, в больницах и даже жутких корабельных карцерах. Такого я не видал нигде».

Когда закончился репортаж, Сейдж смахнула со щек слезы, прикованная к месту потрясением и ужасом. Ее подташнивало от страшного осознания: пока не будет найдено тело Розмари, выбраться отсюда не удастся.

Доктор Болдуин с проклятиями выключил телевизор, вернулся к столу и сжал руками голову.

— Доктор, я могу чем-нибудь помочь? — спросила Иви.

Он уставился на нее, покачал головой. Затем обратился к Леонарду, застывшему на месте, как солдат.

— Отведите мисс Уинтерз в шестой блок, — распорядился он. — Я не могу заниматься ею прямо сейчас.