Потерянные души Уиллоубрука

Глава двадцатая

К тому времени, когда Сейдж официально отпустили, бледное солнце уже закатывалось, а дневные серые облака сменились глубокой холодной синевой подступающих зимних сумерек. Чуть раньше доктор Болдуин позвонил Алану, чтобы сообщить ему о Розмари, но трубку никто не взял, что неудивительно. Вероятно, Алан был на работе — если только не смылся из города, оставив Сейдж без жилья. Может, завис у какой-нибудь шлюхи или все еще рыбачит с Ларри, что казалось маловероятным, хотя было бы недурно. Сейдж страстно хотелось несколько дней пожить в квартире одной.

Она стояла рядом с детективом Ноланом в главном фойе административного корпуса, высматривая полицейскую машину, которая должна была наконец отвезти ее домой. Казалось, прошло сто лет с тех пор, как она вошла в те же самые двери, приехав ради поисков Розмари. Когда к тротуару в конце концов подъехала черно-белая машина, Сейдж чуть не задохнулась от слез. Она действительно покидает Уиллоубрук. Взявшись за ручку двери клиники, Сейдж замешкалась и оглянулась на следователя.

— Спасибо вам, что слушали меня, — сказала она прерывающимся голосом.

— Не за что, дружище. Я бы сам подвез тебя домой, но мне еще нужно поговорить с доктором Хаммондом и Эдди Кингом.

— Я знаю, — кивнула она. — Все у меня будет в порядке. Передайте Эдди спасибо от меня, ладно?

Он кивнул:

— Понятное дело. Не уезжай с острова, договорились? Нам с тобой нужно будет на днях еще разок потолковать. — Он извлек из кармана карточку со своим именем и номером телефона. — И позвони мне, если что понадобится или вспомнишь детали, полезные для дела.

Кивнув, она толкнула дверь и вышла из Уиллоубрука. Затем, помедлив на верхней ступеньке, глубоко вдохнула, безмерно благодарная за обретенную свободу. Почему-то казалось, что теперь она ощущает все запахи — и холодную влажность снега, и землистый аромат голых веток, и даже мостовую. Прохладный ветерок, ласкающий лицо, доносил далекий шум транспорта, работающих двигателей, пение шин, автомобильные гудки. Глаза у Сейдж наполнились слезами. Спустившись по каменным ступеням, она торопливо прошла по тротуару и, не оглядываясь, юркнула на заднее сиденье полицейской машины. Коп на переднем сиденье быстро прикрыл рукой нос, словно от дурного запаха, и покосился на нее в зеркало заднего вида.

— Меня зовут Майнор, — представился он. — Вы в порядке?

Она кивнула, удивляясь, почему он зажал нос, но потом сообразила, что от нее, должно быть, воняет. Доктор Болдуин звонил в прачечную, чтобы ей принесли чистую одежду — платье в цветочек и коричневые кожаные туфли, которые, казалось, до этого носила чья-то бабушка, и Сейдж выбросила свои заношенные трусы и лифчик, но на ней все еще оставалось пальто Эдди, заляпанное грязью, кровью и дерьмом, а волосы были сальные и немытые.

— Детектив Нолан велел отвезти вас в апартаменты Гринуэй в Маринерз-Харбор, так?

— Да.

— Понятно. Будет сделано! — Он кивнул, включил передачу и отъехал от административного корпуса.

Сейдж откинулась на сиденье и уставилась в окно, молясь, чтобы Майнор не завел беседу. Ей было нечего сказать, да и сил на слова не осталось. Скорее бы домой. За окном машины голые ивы вдоль замерзшего ручья клонились к земле, словно опускали головы, стыдясь быть частью красивого городка, скрывающего ужасные тайны Уиллоубрука. Затем потянулись кирпичные корпуса с качелями и турниками, и Сейдж отвернулась, не в силах избавиться от мыслей о малышах, обреченных на мучительное существование в мрачных стенах.

Когда Майнор повел машину вдоль парка между территорией больницы и главными воротами, она вспомнила день своего приезда сюда. Казалось, все это было в другой жизни, да и сама Сейдж стала другим человеком. Где те времена, когда ее заботили прически и последние веяния моды, когда она интересовалась, кто с кем встречается, и была в курсе музыкальных новинок? Как можно теперь воспринимать жизнь по-старому?

Если бы только она осталась в тот день в автобусе! Наплевала бы на гордость, вернулась домой, попросила Хэзер и Дон о помощи. Вот только… она так страстно хотела спасти сестру. Хотела узнать, где Розмари, загладить свою вину перед ней, попросить прощения за то, что ничего не знала, не приезжала навестить, не помогла выздороветь. Она, Сейдж, была наивна, полна надежд и самонадеянна. Уместно ли винить себя за это?

А может, она попросту была глупа.

На выезде из парка она вспомнила, как в тот день думала и об отце: что ему понравились бы здешние деревья и пейзажи и что он никогда не отослал бы Розмари. Как он воспринял бы смерть одной из дочерей? Как повел бы себя, узнав о страданиях, которые довелось испытать Розмари? Наверняка пришел бы в ярость, был бы убит горем. Знать бы только, где найти его.

Затем она вспомнила об Алане. Как теперь встретиться с ним после того, что он сделал? Как жить с отчимом в одной квартире?

Она сделала глубокий вдох и попыталась собраться с мыслями. Первым делом нужно принять душ, переодеться и поспать. Она едет домой, и это уже хорошо. Об остальном можно подумать потом: как быть с Аланом, если он еще в городе; как рассказать друзьям о случившемся. Как найти в себе силы вернуться к нормальной жизни. Вероятно, ей предстоят трудные дни, даже недели, но разве можно сравнить их с тем, что переносили день за днем Розмари и тысячи других несчастных, запертых в Уиллоубруке?

Наконец они вернулись к цивилизации: дома, магазины, светофоры, люди на чисто выметенных тротуарах, автомобили на гладких дорогах, миниатюрные огоньки, мерцающие на ухоженных деревьях и изящно подстриженных кустах, — и Сейдж снова чуть было не расплакалась. Она думала, что никогда больше ничего этого не увидит.

До поездки в Уиллоубрук ее бесило, когда им с подругами порой не хватало денег на такси и приходилось идти пешком. Но теперь она вспоминала, как они смеялись, болтая о мальчиках и вечеринках, как солоноватый ветерок с океана раздувал им волосы. С этих пор, ступая на тротуар, она будет благодарить Бога за то, что у нее есть такая возможность. Но как сможет она — вернее, все люди — по-прежнему жить своей жизнью, работать, играть свадьбы, развлекаться и ходить по магазинам, когда всего в нескольких милях отсюда существуют такие ужасы?

Сейдж наблюдала за проходящими мимо: вот мужчина с белой собакой на розовом поводке; вот молодая пара — держатся за руки и смеются, а их дыхание клубится в морозном воздухе; вот седовласая дама несет авоську с апельсинами. Неужели они не знают, что там, в Уиллоубруке, люди подвергаются насилию? Неужели они не знают, что люди там каждый день умирают? Неужели им все равно?

Тут какой-то лысый мужчина, торопливо обходя седовласую женщину, толкнул ее в плечо и едва не сбил с ног. Та остановилась и удержалась на ногах, но мужчина даже не замедлил шаг, чтобы проверить, не пострадала ли она.

Ахнув, Сейдж обмякла на сиденье, сердце тяжко забилось в груди. Лысый походил на Уэйна. А вдруг Уэйн узнал, что ее выпустили из Уиллоубрука, и теперь хочет добраться до нее? Выследит и перережет горло, чтобы не болтала! Она чуть не свернула себе шею, рассматривая лысого, пока они проезжали мимо, затем снова села и облегченно вздохнула: это не Уэйн. У нее просто слишком разыгралось воображение.

Майнор свернул за угол и остановился на красный свет. Когда к светофору радом с ними подъехал фургон, Сейдж была уверена, что с водительского сиденья на нее зловеще и угрюмо смотрит Уэйн. Или он идет за ней по пятам с отточенным ножом в кармане, выжидая удобного момента. Вполне объяснимо, что Уэйн хочет ее смерти: она ведь рассказала всем о потайной комнате и о Норме, а также о своих подозрениях, что именно он убил Розмари, а потом Иви. Немудрено, что он хочет расквитаться с ней.

Когда Майнор наконец остановился перед ее домом, Сейдж была уже комком нервов. Уэйн мерещился ей повсюду. Он был человеком в бейсболке и кожаной куртке, заходил в винную лавку, стучал в дверь соседа. На Сейдж нахлынула паранойя, с которой не было сил бороться. Распахнув дверцу, она сползла с сиденья и выбралась из машины, еле держась на ногах. Майнор последовал за ней.

— Детектив Нолан велел довести вас до двери, — пояснил он.

Она кивнула, обрадованная поддержкой, и оглядела улицу. Грузовика Алана нигде не было видно, разве что он втиснулся куда-нибудь на стоянку за многоэтажками, что казалось маловероятным. Она посмотрела на темное окно их кухни: занавески задернуты, свет не горит; значит, Алана дома нет. Он мог оставить телевизор работающим на всю ночь, но свет выключал неукоснительно. Сейдж с облегчением вздохнула.

При особенно удачном раскладе Алан зайдет выпить после работы и не вернется домой допоздна. Сейчас было еще рано, и вряд ли он уже отключился; в таком случае дверь будет на засове и цепочке, и в квартиру ей не попасть. И тут она вспомнила, что ключ от квартиры остался в украденной сумке.

— Вот черт!

— Что-то не так? — спросил Майнор.

— У меня нет ключа, а отчим, наверное, еще на работе. Придется просить управляющего домом, чтобы открыл дверь.

Словно по сигналу, занавеска на окне в квартире управляющего сдвинулась в сторону и тут же вернулась на место. По крайней мере, не придется стучать к нему в дверь. Завидев полицейскую машину, тот наверняка встретит их в холле — как в тот раз, когда копы доставили ее домой после того, как Дон сломала лодыжку, пытаясь помочиться в раковину в пивняке где-то в центре. Тогда Сейдж наврала про драку в боулинге: мол, копы привезли ее домой, чтобы с ней ничего не случилось по дороге. К счастью, управляющий поверил и не доложил об инциденте Алану.

Как и ожидалось, теперь управляющий уже торчал в холле: спортивные штаны, майка, потрепанные шлепки. При виде грязного пальто Сейдж и ее немытых волос у него отвисла челюсть.

— Что это с тобой стряслось? — спросил он.

— Алан потом расскажет, — ответила она. — Можешь меня впустить? Я ключ потеряла.

— Ты ни во что не влипла? Алан говорил, ты уехала погостить к его сестре на Лонг-Айленд. Якобы что-то у вас с ним не заладилось.

Ну разумеется. И если кто-нибудь звонил или заходил, спрашивая Сейдж, отчим, вероятно, говорил то же самое. Но ее подруги-то должны были знать, что он врет! Ведь Хэзер и Дон были в курсе, что Сейдж отправилась в Уиллоубрук искать Розмари. Если только они вообще звонили, а не просто продолжили жить своей жизнью.

— Не нужно верить всему, что говорит Алан, — сказала она. — У него и сестры-то нет. — И вдруг во внезапном приливе безрассудства ляпнула: — Меня похитили.

Управляющий вытаращился на Майнора:

— Правда, что ли?

— Я просто сопровождаю ее домой, — ответил тот. — Деталей инцидента я не знаю.

— Может, просто впустишь меня в квартиру? — попросила Сейдж. — Пока Алан не вернулся с рыбалки.

— А он на рыбалку поехал?

Сейдж нахмурилась.

— Я думала… ты же сказал моему другу, что они с Ларри уехали на подледный лов.

Управляющий пожал плечами.

— Ничего я никому не говорил. Я про себя одну вещь скажу: в чужие дела не лезу.

— Вот как, — пробормотала она.

Трудно было сказать: он просто забыл о разговоре с Эдди или валял дурака перед Майнором. С учетом прошлого и сомнительных дружков, которые то и дело торчали у него в квартире, похоже, верным было последнее.

— Ты точно никому не говорил, что Алан уехал на рыбалку? — уточнила Сейдж. — Не помнишь такого молодого парня с темными волосами? Он говорит, что заходил и спрашивал у тебя про Алана.

— Постой-постой, — сказал управляющий. — Ага, теперь я его вспомнил. Смазливый парнишка. Но это когда было. Потом-то Алан с Ларри вернулись, вот только улова я при них не заметил. — Он хохотнул. — Может, не рыбу они ловили.

— Дверь мне открой, пожалуйста, — попросила Сейдж.

— Ой, конечно. Сейчас. — Он нырнул в свою квартиру.

Она взглянула на Майнора:

— Извините.

— Да ладно.

Наконец управляющий вынырнул и вручил ей ключ.

— Он мне нужен, — предупредил он, — так что к завтрашнему отыщи свой.

Она хотела было сказать, что ключ украден вместе с сумкой, но объяснять было слишком долго. И прямо сейчас это не имело значения.

— Постараюсь, — ответила она, направляясь к лестнице.

— Это Кропси тебя сцапал? — с нездоровым любопытством спросил управляющий. — Как ты выкрутилась?

Сейдж остановилась и обернулась к нему; на языке вертелось замечание о «чужих делах». Вместо этого она сказала:

— Нет, не Кропси. Они нашли мою сестру, а меня отпустили.

— Кто это «они»? И что еще за сестра?

Сейдж тяжело вздохнула. У нее не было сил препираться. И тут она вспомнила, что управляющий никогда не видел Розмари. Он стал заведовать зданием уже после смерти ее сестры. Нет. После того, как сестру заперли.

— Если расскажу, не поверишь, — сказала она и стала подниматься по ступенькам.

— Ох уж эти детишки со своими завиральными историями, — бросил он ей вслед. — Влипнешь когда-нибудь из-за них, вот увидишь. Верно я говорю, сержант?

Майнор ничего не ответил и тоже направился вверх. У квартиры он молча стоял у Сейдж за спиной, пока она открывала дверь. Снова взмолившись, чтобы Алан не валялся в отключке, закрыв дверь за цепочку и засов, она повернула ключ и с большим облегчением толкнула дверь.

— Ну, дальше справитесь? — спросил Майнор.

— Думаю, да, — ответила она. — Спасибо вам.

Улыбнувшись, полицейский отсалютовал ей двумя пальцами, затем повернулся, легко сбежал по лестнице и вышел за дверь. Проводив его взглядом, Сейдж сбросила грязное пальто на лестничной площадке, не желая вносить его в дом, вошла в квартиру и включила свет в прихожей. Затем заперла за собой дверь, задвинула засов и цепочку, сняла кожаные туфли, вытерла ноги о потертый половик и направилась в гостиную, по пути включая свет.

В квартире знакомо пованивало прокисшим пивом и куревом; к этому примешивалось нечто вроде запаха выдержанного сыра. Алан всегда был засранцем, но сейчас квартира выглядела и смердела как никогда. Журнальный столик был завален пивными банками, коробками из-под пиццы и упаковками от еды навынос. На диване и кресле-кровати валялись мятые брюки и рубашки. Задернув шторы в гостиной, Сейдж прошла дальше. Из кухонных дверей в коридор веяло какой-то дрянью. Наверное, что-то протухло, пока Алан удил рыбу, и он не стал заморачиваться с уборкой.

И все-таки, даже несмотря на грязь и вонь, квартира казалась раем по сравнению с Уиллоубруком. Сейдж направилась в ванную: ей до смерти хотелось принять душ и вымыть волосы. У двери в спальню Алана она застыла. Отчим лежал на боку на двуспальной кровати: груда в форме полумесяца, этакий выброшенный на берег тюлень. Твою мать! Он дома. Но почему в постели? Обычно Алан вырубался в гостиной и дрых на диване до утра. Может, заболел?

Прищурившись, она вгляделась в комнатный полумрак, горячо надеясь, что Алан спит, и облегченно расправила плечи. Серая куча, которую она приняла за отчима, оказалась лишь несвежей простыней и потертым пледом.

Уняв нервную дрожь, Сейдж прошла в крошечную ванную комнату в конце коридора, пустила воду в тронутой плесенью душевой кабинке, стащила с себя платье, которое ей дали в Уиллоубруке, швырнула его в мусорное ведро и встала под струю, пустив ее на плечи и спину.

Вода была такой горячей, что тело стало покалывать, и все же шелком льнула к давно не мытой коже. Сейдж запрокинула голову и чуть не задохнулась, когда ноздри наполнились гнилостным зловонием Уиллоубрука, пропитавшим волосы. Она обеими руками стала намыливать голову, скрести кожу под волосами, сдирая грязь, мять, тереть, массировать тело, пока по нему не потекли потоки мыльной пены. Затем ополоснула волосы и снова принялась мыть их. глубоко вдыхая цветочный аромат шампуня. Пока пена делала свое дело, Сейдж тщательнейшим образом до красноты оттерла тело и лицо мочалкой.

Она не могла не заметить, насколько исхудала. Ноги и руки стали жестче там, где прежде была мягкая плоть; живот сделался плоским и чуть ли не втянутым. Локти и колени покрылись лилово-желтыми синяками, на коже виднелись царапины, ссадины и порезы. Откуда у нее все эти раны и ушибы, она не помнила, но это было неудивительно. Там, взаперти, перевозбужденное сознание лихорадочно работало над тем, как выжить и сбежать, а вот у тела выбора не было: ему приходилось ежедневно выносить грубость пальцев, хватающих, тянущих и дергающих ее за руки, тело и голову. Основной удар приняли на себя ноги: слишком часто Сейдж спотыкалась о других и падала, когда их перегоняли, как стадо на убой, из палат в дневной зал и обратно.

Она закрыла глаза, снова запрокинула голову и пригладила волосы, отжимая пену, и вдруг в сознании промелькнул образ Розмари: неровно обстриженные соломенные космы, намалеванный красным рот, черные потеки крови на груди и животе. Сейдж ахнула, захлебнувшись мыльной водой. Голова закружилась, колени подкосились, и она схватилась за шторку душа, чтобы удержаться на ногах. Решив, что приступ прошел, она отпустила занавеску и выпрямилась, но вновь накатило головокружение. Сейдж согнулась, задыхаясь и отплевываясь, и ее вывернуло прямо в кабинке жалкими остатками разжиженной кашицы.

Наконец вращение прекратилось, но горе и сила тяжести грозили утянуть ее на пол душевой. Держась одной рукой за стену, Сейдж наскоро ополоснулась и вышла из кабинки, махнув рукой на первоначальный план побрить ноги. Завернувшись в полотенце, она широкозубым гребнем принялась вычесывать колтуны. Зубья застревали и дергали, застревали и дергали, однако Сейдж не сдавалась, измученная, но полная решимости довести дело до конца.

С каждым комком волос, выдранным из головы и падающим на пол ванной, ее гнев возрастал. Она была в ярости на Алана и свою мать. И на доктора Болдуина. И Уэйна. И на всех, кто работал в Уиллоубруке. Она злилась даже на Ноя, Хэзер и Дон. Каждый из них своими решениями изменил их жизни — ее и Розмари. И ничего с этим уже не поделаешь.

Может быть, ей уехать — сбежать с этого острова, как можно дальше от Уиллоубрука. Здесь ее больше ничто не держит. И как-то не хочется до конца жизни оглядываться через плечо в ожидании Уэйна. Или Кропси. Или того, кто убил Иви и Розмари. Ее отец все еще где-то в штате Нью-Йорк. Можно позвонить в справочную, узнать его адрес. Если ничего не выйдет — заложить золотую цепочку и сережки с брюликами, которые Алан подарил ее матери во время ухаживания, — если брюлики настоящие и если отчим их еще не загнал, — и нанять частного детектива, чтобы нашел отца. Сейдж расскажет обо всем отцу, и он, конечно же, не отвернется от нее. Да, детектив Нолан предупредил, что уезжать нельзя, но он ведь оставил ей свой номер. Можно позвонить и узнать, нашлись ли какие-нибудь улики, или, может быть, появились новые вопросы. Хотя какая теперь разница. Розмари больше нет, и точка. Ей сейчас хотя бы с этим справиться.

У себя в спальне Сейдж включила верхний свет и огляделась: яркое мандаринно-лаймовое покрывало резало глаза. Все осталось таким же, как и было, когда она ушла: афиши «Роллинг стоунз» и «Дорз» на стенах, гелевая лампа на комоде. Вот только эти вещи принадлежали другой девушке: той, которая считала хренового отчима самым страшным на свете злом; той, которая питала надежды на будущее и, несмотря на опыт, считала людей по большей части добрыми. Теперь той девушки больше нет. И как знать, кто придет ей на смену.

Опустив жалюзи и задернув занавески на окне, Сейдж зажгла ночник и выключила верхний свет, после чего залезла под одеяло и положила голову на подушку. Тело утонуло в матрасе, как будто кости весили тысячу фунтов.

Ей страстно хотелось погрузиться в сон, отключить сознание. А утром она будет решать, что делать дальше.

Но разум распорядился по-другому.

Лишь ненадолго забывшись беспокойным, тревожным сном, полным кошмаров и мучительных видений, Сейдж вскоре с воплем вскочила в постели, прижимая к груди одеяло, уверенная, что в темном углу притаился Уэйн, готовый полоснуть ее ножом по горлу. Осознав, что в комнате, кроме нее, никого нет, она, тяжело дыша, откинулась на подушки и посмотрела на будильник. Час ночи.

Страшно хотелось есть. В животе бурчало, внутренности грызла боль. Сейдж встала и на цыпочках прокралась по коридору мимо спальни Алана. Слава богу, его кровать по-прежнему пустовала, а значит, отчима, скорее всего, не будет всю ночь. Она завернула на кухню, где из переполненного мусорного ведра несло тухлятиной. По обе стороны от двойной раковины громоздились кружки, покрытые кофейным налетом, миски с остатками засохшего супа, измазанные соусом тарелки. В холодильнике нашлись лишь три упаковки пива, полгаллона свернувшегося молока, заплесневелый кусок плавленого сыра и банка маринованных яиц. Ей же нужно было что-то сытное, например яичница с беконом и поджаренный хлеб.

В спальне Сейдж пересчитала деньги, которые хранила в запасной косметичке: долларовые монеты, пятерки и четвертаки, которые она стащила у Алана или нашла в стиральной машине. Девятнадцать долларов. Достаточно, чтобы купить еду, еще и останется немного. Сейдж стянула волосы в хвост, надела толстые носки, зимние ботинки и самую теплую куртку. Выглянула на лестничную площадку: никого. Тихонько выбралась из квартиры, заперла за собой дверь, положила ключ в карман куртки и быстро спустилась по ступенькам.

Перед тем как выйти из дома, она замешкалась. До ближайшего круглосуточного магазина, убогонького и дурно освещенного, было четыре квартала. Уэйн может столкнуться с ней на тротуаре или в магазине, всадить нож в шею или еще куда-нибудь, лишь бы она побыстрее истекла кровью, а потом слиняет, словно его и не было. И никто не сообразит, что ее зарезали, пока она не упадет.

Сейдж чертыхнулась про себя. Хватит уже терзаться. Уэйн понятия не имеет, где она живет. Если он хочет убить ее, пусть сначала разыщет, а тем временем она успеет сбежать.

Сейдж натянула на голову капюшон, открыла дверь, спустилась по ступенькам крыльца и свернула налево, на тротуар. Небо было черно: ни луны, ни белого звездного бисера, а улицы — тихи и пустынны, если не считать припорошенных снегом машин, растянувшихся по одной стороне дороги. Она сунула руки в карманы и пошла вперед, нагнув голову.

Позади нее, на другой стороне улицы, вспыхнули фары стоявшего на обочине автомобиля, который двинулся в ее сторону. В салоне приглушенно громыхала музыка. Сейдж ускорила шаг. Подъехав к ней, машина затормозила. музыка стала громче, словно водитель опустил стекло, затем все стихло. Ну вот, привязался какой-то ублюдок. А если это Уэйн? Сердце трепыхнулось в груди; она вытащила руки из карманов и припустила трусцой.

— Эй, — окликнул ее мужской голос. — Далеко собралась?

Она оглянулась на машину: красный «мустанг» с черными колпаками и красными ободами; явно не из этого района. С водительского сиденья, свесив локоть, выглянул парень.

— Эй, — повторил он. — Да постой же ты. Это ведь я.

Сейдж замедлила бег и снова оглянулась. Затем остановилась.

Эдди.

— Что ты здесь делаешь? — сказала она, переводя дух и откинув капюшон.

Он остановил машину.

— Я подумал, тебе сейчас не помешает друг, — улыбнулся он.

— Чего же ты сидел в машине? Почему не поднялся? — спросила она. — Напугал меня до чертиков.

— Прости, я не знал, дома ли твой отчим, но решил, что рано или поздно ты выйдешь. Но куда ты в полночь-то собралась?

— В магазин. Умираю с голоду, а дома хоть шаром покати.

— Залезай, прокачу тебя.

Она подтянула под горло воротник куртки, пытаясь сообразить, что делать. Нужно признать: увидев Эдди, она почувствовала себя не такой одинокой, и ей стало немного спокойнее. Мысль о том, чтобы проехаться в безопасности и тепле машины, весьма привлекала, но иметь дело с призраками Уиллоубрука совсем не хотелось.

Словно прочтя ее мысли, Эдди изменился в лице.

— Доктор Болдуин рассказал мне о Розмари. Как ужасно, что тебе пришлось снова через все это пройти.

Она махнула рукой. Ничего не поделаешь, ей пришлось трижды увидеть изуродованное тело сестры, но она выдержала.

— А я тебе сочувствую насчет твоей тети Иви. Как дела у дяди? Я видела его на месте преступления — он так переживал, бедняга.

Эдди нахмурился.

— Спасибо за сочувствие, — сказал он. — Он неплохо держится, с учетом обстоятельств.

— Ты уже говорил с детективом Ноланом?

Он кивнул.

— Ага. Но мне нечего было добавить к тому, что он уже услышал от тебя.

— А тебе сказали, что Уэйн Майерс сбежал?

— Я слышал.

— Ты думаешь, он и есть убийца?

— А иначе почему он удрал? Я вот что тебе скажу. Если когда-нибудь доберусь до него, просто придушу, ей-богу. Розмари не заслужила того, что он с ней сделал. Иви тоже. Да вообще никто.

По тротуару пронесся ветер, раскачивая ветки деревьев и заметая снегом улицу. Она снова набросила капюшон, пряча лицо от холода.

— Ну хватит, — поторопил Эдди. — Поехали уже, здесь дуба дать можно.

Салон «мустанга» выглядел на удивление новым: черные кожаные сиденья; с зеркала заднего вида свешивались золотые кресты и огромные игральные кости, под радиоприемником виднелся блестящий восьмидорожечный проигрыватель. Эдди захлопнул за ней дверцу, наполнив салон запахом одеколона. Сейдж подумалось, что он тоже пытается отделаться от вони Уиллоубрука. В сотый раз она спросила себя, как он может работать в таком месте.

— Классная машина, — сказала она, пытаясь казаться нормальной, хотя чувствовала себя совсем наоборот. — Твоя?

Он кивнул.

— Мытьем полов на такую не заработаешь. — Не успев сказать эти слова, Сейдж тут же пожалела о них. Он пытался ей помочь, в очередной раз, а она отплатила ему грубостью.

К счастью, Эдди оставил ее комментарий без внимания.

— Я копил на машину с тех пор, как начал понимать, что это такое, — объяснил он. — И вот несколько месяцев назад купил наконец эту красавицу. — Он включил передачу, отпустил сцепление и тронулся с места, одной рукой придерживая руль.

— Извини, — сказал она. — Не нужно было мне такое говорить.

Он хмыкнул.

— Ничего. Где магазин, в который ты собиралась?

— В конце следующего квартала. Называется «У Джонни».

На тротуаре у магазина, прислонившись к ящику со льдом возле грязной входной двери, сидел какой-то бородач, отхлебывая из бутылки, упрятанной в бумажный пакет.

— Стремно тут как-то, — заметил Эдди. — Может, поедем куда-нибудь позавтракать? Я угощаю.

Сейдж начала отнекиваться, но потом задумалась. С последнего кошмарного завтрака в Уиллоубруке она ничего не ела, и живот уже подвело. Быстрее заскочить в закусочную, чем тащить домой продукты, а потом готовить. К тому же бесплатная еда на дороге не валяется. Разумнее экономить, пока у нее не появится ясный план на будущее.

— Соглашайся, — улыбнулся Эдди. — Тебе явно не помешает дружеский разговор. И стопка горячих блинчиков.

— Что ж, это было бы неплохо, — признала она. — У меня все равно нет сил на стряпню.

— Вот и славно. Кажется, недалеко отсюда есть круглосуточная забегаловка.

— «Топ хэт», — кивнула Сейдж.

Эдди осклабился и поддал газу.

— «Пинк Флойд» любишь? — спросил он, протягивая руку к проигрывателю. — Я видел их вживую в апреле. Потрясные.

Он вставил кассету, увеличил громкость и принялся одной рукой отбивать ритм по рулю, пока они мчались по улицам. Учитывая, каким сдержанным он всегда выглядел на работе, было странно видеть его таким раскрепощенным. В Уиллоубруке Эдди казался старше, но сейчас ей подумалось, что разница в возрасте у них не так уж велика, и даже хотела спросить его, но передумала. Возможно, больше они и не увидятся, разве что в суде, где будут свидетельствовать против Уэйна.

Откинувшись на спинку сиденья, Сейдж смотрела на тротуары, на проносящиеся мимо темные дома и здания. Кое-где в окнах горел мягкий свет, озаряя внутренность дома. Она представляла семьи, которые через несколько часов встанут, сядут завтракать, будут пить кофе, беседовать, читать газеты или наспех доделывать уроки, как поступали они с Розмари, пока родители занимались своими утренними делами. Но это осталось в другой жизни, когда у нее была нормальная семья Теперь у нее не осталось никого.

Они свернули на парковку перед закусочной. Сейдж выпрямилась и уставилась поверх приборной панели, пытаясь заглянуть в передние окна. Они с подругами обычно заваливались в «Топ хэт» после ночных загулов. Но, как правило, это случалось около трех часов ночи, так что для веселого народа было еще сравнительно рано. К ее облегчению, ни толп ночных гуляк в кабинках, ни пропащих ребятишек в дверях не наблюдалось. Лишь неоновые вывески мигали в широких окнах.

Припарковав «мустанг», Эдди последовал за Сейдж через усыпанную гравием площадку и опередил ее, чтобы открыть дверь. Их тут же окутало крепкими ароматами кофе и блинов, а официантка, вытиравшая автомат с газировкой, подняла голову. Это была Айрис, одна из двух подавальщиц, обычно работавших в ночную смену. Моргая от яркого люминесцентного света, Сейдж стала высматривать местечко получше. Народу не было, лишь немолодой мужчина у стойки ел яблочный пирог с мороженым. Она прошла в дальний конец закусочной и уселась, чувствуя, как трясутся колени — от волнения или от озноба, она и сама не знала. Надо надеяться, что после еды ей полегчает. Эдди сел напротив и вытащил меню из-под металлической салфетницы. Сейдж сделала то же самое.

Подошла Айрис с кофейником и чашками.

— Привет, — сказала она. — Вам обоим кофе?

— Конечно, — ответил Эдди. — Спасибо.

— Мне апельсиновый… В смысле, мне молока, — поправилась Сейдж. Только кофеина ей сейчас не хватало, а к апельсиновому соку она в жизни больше не притронется.

Айрис налила кофе в чашку Эдди, затем улыбнулась Сейдж.

— Это твой двоюродный брат? — спросила она.

Сейдж нахмурилась:

— В смысле?

— Я просто подумала, что этот симпатичный молодой человек твой кузен, — пояснила Айрис. — Прикинула, что вы с ним и тетей вместе вернулись с Лонг-Айленда немного погостить. Поддержать тебя и все такое.

У Сейдж разгорелись щеки. Похоже, эту байку Алан растрепал всем.

— Кто тебе это сказал? И почему мне нужна поддержка?

Покраснев, Айрис отвела глаза.

— Никто, — тихо сказала она. — Просто слышала, как твои подруги здесь обсуждали, почему ты не отвечаешь на звонки. Мол, отчим отослал тебя из-за нервного расстройства… в смысле тебе нужно время примириться с правдой о сестре.

— А можно нам уже сделать заказ? — вмешался Эдди с заметным раздражением.

— Конечно, — спохватилась Айрис. — Прошу прощения. — Она поставила кофейник на стол и вытащила из передника блокнот. — Чего желаете?

Они заказали блины с сиропом, и Айрис ушла, прихватив кофейник. Сейдж, которую снова прошиб пот, расстегнула куртку и вынула руки из рукавов.

— Слыхал? — сказала она. — Говорю же, Алану на меня наплевать. Так обрадовался, что я пропала, что начал врать всем подряд, будто у меня нервный срыв. До чего докатился, ублюдок! — Ее глаза налились слезами. — Как же я его ненавижу.

— Попробуй не думать об этом сейчас, — предложил Эдди — Все поймут, какой он гад, когда всплывет правда. Во всех газетах напишут о том, что случилось с твоей сестрой, а ты расскажешь и о поведении отчима. Он был дома, когда ты пришла?

Сейдж вытерла глаза, не желая, чтобы Айрис видела ее плачущей.

— Нет, слава богу. И надеюсь, я успею свалить оттуда, прежде чем он явится.

— Я тебя понимаю. Он показался мне редкостным козлом.

Она нахмурилась, смутившись.

— Ты же вроде с ним ни разу не виделся?

Придвинув к себе сахарницу, Эдди насыпал в кофе три полные ложки.

— Нет, но человек, игнорирующий записки и звонки, просто не может не быть козлом.

— Пожалуй.

— Значит, надеешься свалить, прежде чем он явится. — Эдди положил ложку и отпил кофе. — Так и знал, что ты собираешься сбежать. И куда подашься?

Черт. Она разболталась.

— Пока не знаю. Наверное, поживу у подруги, пока не свяжусь с родным отцом.

— В общем, если тебя нужно куда-нибудь подбросить, только скажи. — Он полез в карман куртки и вытащил вырезку из газеты. — Помнишь, я тебе говорил, как друга моего дяди уволили, после того как рассказал родителям об условиях, в которых дети живут в Уиллоубруке?

Она кивнула.

Эдди развернул вырезку и протянул ей через стол:

— Ну так вот смотри.

Это была статья из «Нью-Йорк таймс». Сейдж взяла ее и начала читать.

Сейдж с изумлением уставилась на Эдди:

— Он собирается рассказать о Розмари?

— Сомневаюсь. Я просто хотел, чтобы ты знала: Болдуин не единственный, кто скрывает факты. Вранье исходит сверху. Думаешь, Хаммонд вот так запросто признается в убийстве пациента?

Она покачала головой. Эдди прав. Если бы руководство могло найти способ скрыть два убийства, они бы сделали это не моргнув глазом. Пациенты в Уиллоубруке умирали постоянно — от злоупотреблений и медицинских экспериментов, поэтому смерть Розмари явно не ляжет камнем на их совести.

В этот момент в кафе в обнимку вошли незнакомые парень с девушкой. С виду они были укуренные или поддатые, а может, и то и другое. Смеясь и целуясь, парочка завалилась в уголок.

— Ты правда не хочешь в другое место? — спросил Эдди. — Мы еще можем уйти, ты знаешь.

— Нет. Все будет нормально. Мне просто нужно поесть, — сказала она. — А что ответил твой дядя, когда ты рассказал ему, что мы нашли Розмари?

Эдди достал соломинку из диспенсера, стоявшего рядом с салфетницей, и принялся крутить ее в пальцах.

— Он был в шоке, но не удивился, что Болдуин скрывал эту историю. Расстроился, конечно, что я тебе помогаю, но сказал, что нам повезло найти тогда Розмари; в этот туннель больше никто не ходит, и как знать, сколько бы она там пролежала. Может, целые годы. — Он согнул соломинку пополам и сунул ее в салфетницу.

По спине у Сейдж пробежала ледяная дрожь. Она представила себе, как Розмари сидит там, холодная, одинокая, в недрах этого чудовищного учреждения; сидит недели, месяцы, годы, постепенно разлагаясь. К тому же, если бы они не нашли ее, Сейдж осталась бы взаперти — возможно, до конца жизни. Слава богу, она попыталась сбежать. Слава богу, Эдди помог ей, проведя в туннели. Ибо, как ни терзалась она из-за убийства сестры, счастье оказаться на свободе пересиливало.

Тем временем Айрис поставила перед ними заказ, и Эдди полил обе порции блинчиков сиропом.

— Значит, ты думаешь, что он будет тебя искать? — спросил он, приступая к еде. — В смысле когда узнает насчет Розмари.

У Сейдж замерло сердце. Господи, он тоже считает, что Уэйн хочет ее убить.

— По-твоему, Уэйн будет меня искать?

Эдди расширил глаза.

— Нет! Не Уэйн. Я говорю об Алане. Ты же собиралась пожить у подруги.

— Ясно. — Она расслабилась. — Мне… Я сомневаюсь. Зачем бы ему?

— А как насчет похорон твоей сестры? — спросил Эдди.

Она положила вилку и отхлебнула молока, пытаясь собраться с мыслями.

— Алан не станет раскошеливаться на похороны. Просто разрешит сжечь тело или что там обычно делают в Уиллоубруке с умершими пациентами.

— Тех, кого не забирает семья, отправляют в городской крематорий.

— Ну вот, тогда именно так и случится. И если честно, у меня не было времени подумать об этом. — Чистая правда. Но нужно отдать дань уважения и проститься с Розмари. В этот раз по-настоящему. — Думаю, что пойду; прочесть молитву, помянуть сестру. — На глаза ей опять навернулись слезы.

— Прости, — сказал Эдди. — Не надо было мне про это говорить. И вот что: можешь некоторое время пожить у меня, если хочешь, а не рассчитывать на подружек. — Он немедленно покраснел, сообразив, что предложение, вероятно, прозвучало неуместно. — В смысле пока не сообразишь, что делать дальше.

Обескураженная его словами, Сейдж не знала, как отказаться и при этом не выглядеть неблагодарной. Жить у человека, который работает в Уиллоубруке, она бы все равно не смогла, даже недолго.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она, — но я тебя почти не знаю, и мы вместе нашли мою сестру, так что это может показаться странным.

— Да ничего, — сказал Эдди. — Вот только что тут странного? Это ведь Уэйн — подозреваемый номер один. Не ты. Не я.

— Но доктор Болдуин пытался внушить детективу Нолану, будто это я убила Иви и Розмари, поскольку мне известен характер повреждений.

— Да что за черт? Неужели он думал, что ты прокрадываешься из палаты и убиваешь людей? Разве он не понимает, что, если бы ты могла выбраться оттуда, давно бы сбежала?

— Не знаю. А тебе во время допроса не показалось, что следователь подозревает тебя?

Эдди уставился на нее так, словно у нее на лбу появился третий глаз.

— Нет. Вовсе нет. Но опять же, к тому времени Уэйн уже сбежал.

— И правда. Я как-то не подумала. Ты знаешь, Нолан хотел отправить копа к нему на квартиру, но выяснилось, что его личное дело пропало.

— Дело Уэйна?

Она кивнула.

— Странно.

— Ты знаешь, где он живет?

— Нет. Но теперь ясно, почему Нолан задал мне тот же вопрос.

Сейдж помедлила и все-таки решилась спросить:

— Черт возьми, как ты можешь работать в Уиллоубруке?

Он пожал плечами.

— Мне там не нравится. Но приходится терпеть, потому что я в прошлом году влип. Дядя устроил меня в Уиллоубрук, чтобы держать в узде, пока я буду получать аттестат.

— А во что ты влип?

Эдди потер руку, лежавшую на колене, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Я подрался, — объяснил он. — Причем неслабо. Уложил одного козла в больницу на несколько дней. Из школы выперли; ну, ты сама знаешь, как это бывает. — Он не сводил с нее глаз, словно отчаянно искал понимания. — Я в жизни ни разу не дрался, но этот тип был реальный козел, так что получил по заслугам. Проходу не давал одной девчонке. Она была малость плотненькая, и он просто изводил ее. В конце концов я его от нее оттолкнул, но он все не унимался, ну, я ему и врезал. Он за нож, мы сцепились, и он упал на лезвие, прямо грудью. Повредил аорту. Ну а дружки его, естественно, сказали копам, что за нож первым схватился я.

Сейдж чуть не выдала заурядный ответ вроде «бедняга» или «жуть какая», но Эдди смотрел на нее так настороженно и растерянно, что она остановилась. Ей ли не знать, каково это, когда никто тебе не верит.

— А та девчонка, за которую ты заступился? Она сказала правду?

Он вздохнул.

— Ты же понимаешь. Дети, над которыми смеются, предпочитают помалкивать, чтобы не огрести еще.

Да, она очень хорошо понимала. Сколько бы ее не дразнили в школе за то, что она выше всех, включая мальчиков, она никогда не жаловалась. Не было смысла. Пожалуйся она учителю или директору, ее бы совсем затравили. Ей вспомнились сотрудники Уиллоубрука, которые боялись доносить друг на друга.

— Паршиво, — сказала она. — Я так понимаю, твоя мать тоже тебе не поверила?

Эдди невесело усмехнулся.

— Она больше беспокоилась о добром имени семьи. Мать — большая шишка в яхт-клубе округа Ричмонд и воображает себя великой благотворительницей, которую всегда будут помнить за добрые дела. Скандала она мне не простила бы. Пригрозила оставить без денег, если я снова дров наломаю. В конце концов выяснилось, что нож был не мой, но обратно в школу меня уже не взяли. Дядя и устроил меня на работу, потому что мать рвалась спровадить в армию, а так она дала мне два года на исправление, иначе точно лишит наследства.

— Какая… прелесть.

— Да уж, они с Аланом друг друга бы поняли. — Эдди улыбнулся. — Может, нам их познакомить?

— Что-то не представляю себе Алана, зависающего в яхт-клубе, — ответила Сейдж. Впервые со времени заключения в Уиллоубруке ей стало весело, и она чуть было не расхохоталась. Странное чувство. Возможно, у них с Эдди больше общего, чем она думала.