На следующий день Сейдж, сидя на краю больничной койки, тупо созерцала свои ботинки.
Несколько часов назад врач согласился выписать ее. Она приняла горячий душ, изведя уйму шампуня и мыла. Медсестра сменила ей повязку и вернула одежду — покрытую неотстиравшимися темными пятнами и мятую, но Сейдж было все равно.
И тем не менее никто не спешил к ней с бумагами. Оставалось только ждать. Ждать, какой еще неожиданный поворот примет ее жизнь.
Детектив Нолан обещал, что они вместе разберутся, куда ей податься, но со вчерашнего дня, когда он записал ее показания, от него не было ни слуху ни духу. Сейдж молча проклинала его. Теперь, когда она сделала за полицию всю работу и доказала, что убийцей был Эдди, следователь, вероятно, просто перешел к следующему делу.
Затем в коридоре послышались шаги. Повернулась дверная ручка. Сейдж подняла голову, готовая ко всему. Словно в замедленной съемке, дверь приоткрылась шире. Вошла улыбающаяся медсестра, остановилась в сторонке и придержала створку. Увидев, кто стоит за ней, Сейдж ахнула.
Первой вошла Дон, следом за ней Хэзер и детектив Нолан. Увидев Сейдж, подруги застыли, явно потрясенные ее изнуренным видом и перевязанными руками.
— Порядок, — сказала Сейдж. — Я выдержу.
Хэзер и Дон улыбнулись сквозь слезы и бросились к ней с объятиями.
— Господи! — воскликнула Хэзер. — Как ты?
— Не сердись, — вторила ей Дон. — Знай мы, что ты здесь, пришли бы раньше.
Не обращая внимания на боль в шрамах, Сейдж тоже обняла подруг, внезапно осознав, как изголодалась по физическому контакту, теплым объятиям и неравнодушным людям. Девчонки пахли сладкими духами и зимним воздухом, блеском для губ и мятной жвачкой. Отстранившись, Хэзер сжала в ладонях руку Сейдж. Всхлипывающая Дон тоже отошла в сторонку.
— Мы тебе очень сочувствуем насчет Розмари, — сказала Хэзер. — И насчет отчима. Поначалу мы думали, что ты злишься на нас из-за шуток про Кропси. А когда наконец позвонили тебе домой, Алан сказал, что ты уехала к какой-то тетке, о которой мы никогда не слыхали. Мы несколько раз пытались узнать, вернулась ли ты, но никто не брал трубку.
— Ной тоже собирался сегодня зайти, — добавила Дон, — но он только что устроился на работу в боулинге.
Сейдж презрительно фыркнула.
— Иветт, надо думать, не очень-то хотела, чтобы он пришел.
Хэзер нахмурилась.
— Иветт? Так вот что Ной имел в виду, когда просил передать тебе, что получил твою записку? Он сказал, что все объяснит и что ты все неправильно поняла.
У Сейдж чуть-чуть отлегло от сердца, но она отбросила мысль о Ное.
— Ты настоящий герой, — с улыбкой заявила Дон.
Сейдж горько усмехнулась. Она не чувствовала себя героем. Скорее испуганной, измученной девочкой, не имеющей понятия, куда ей идти и что делать дальше. Она посмотрела на детектива Нолана.
— А что теперь? — спросила она.
Хэзер с готовностью предложила:
— Моя мама сказала, что ты можешь пожить у нас.
— И моя, — сказала Дон. Затем помрачнела. — Но недолго, потому что у нас места мало.
— Идет, — улыбнулась Сейдж. — Разберемся.
— Прошу прощения, девочки, — вмешался Нолан, — но в этом не будет необходимости.
— Вы о чем? — удивилась Сейдж.
И тут раздался стук в дверь.
Нолан улыбнулся:
— Как вовремя. Я нашел человека, который готов тебя приютить. — Он подошел к двери и открыл ее.
За ней стоял темноволосый мужчина в шерстяном пальто и начищенных ботинках, неловко сжимая в руке букет гвоздик в шуршащей обертке. Высокий, широкоплечий, с легкой щетиной на щеках, тонкими морщинками у глаз и проблеском седины на висках, он казался старше, но даже в незнакомой модной одежде оставался прежним.
— Папа?! — удивленно ахнула Сейдж.
Явно нервничая и беспокоясь, он застыл в дверях, печально глядя на дочь.
— Здравствуй, милая. Как и сказал детектив, ты можешь остаться у меня, но только если сама захочешь.
Сейдж прижала ладонь к губам, чтобы не разрыдаться в голос. Отец с нерешительной улыбкой подошел ближе; в его голубых глазах тоже стояли слезы. Хэзер и Дон расступились перед ним, не сводя с него глаз, словно увидели единорога. Следователь с довольной улыбкой наблюдал за ними.
Сейдж хотелось соскочить с кровати и броситься к отцу, обнять его, но слишком много вопросов и сомнений, вертевшихся в голове, мешали поддаться порыву.
— Как ты меня нашел? — спросила она срывающимся голосом.
— Детектив Нолан позвонил мне и все рассказал. Мне очень больно из-за Розмари. Я в самом деле не знал, что твоя мать отдала ее в Уиллоубрук, ведь она всегда говорила мне, что вы, девочки, счастливы и у вас все хорошо.
— Но почему ты сам не пожелал убедиться в этом? Где ты был?
— Ох, милая. — Он нетвердо шагнул вперед и остановился; его лицо исказилось от боли. — Я очень хотел увидеть вас и много лет пытался получить право на посещение, но ваша мать ставила мне препоны на каждом шагу. Она оболгала меня перед судьей и заявила, что без меня вам будет лучше. Я годами писал вам письма, но никогда не получал ответов. Прости меня. За все. Я ничего не знал.
Сейдж сжала дрожащие губы. Так вот почему Алан никогда не позволял ей забирать почту: все это время он избавлялся от писем ее отца.
— А сейчас почему ты здесь? — спросила она.
— Потому что люблю тебя. Детектив Нолан сказал, тебе нужно где-то пожить, и я с радостью приму тебя.
Сейдж сквозь слезы взглянула на следователя:
— Когда… как вы его нашли?
— Меня, между прочим, не за прекрасные глаза в детективах держат, — заявил тот, подмигнув ей. — Я просто сделал свою работу.
Сейдж снова взглянула на отца, пытаясь совладать с эмоциями.
— Но ведь у тебя совсем новая жизнь, — тихо сказала она. — Я могу ее испортить.
— Ах, доченька, — воскликнул он, — ничего ты не испортишь! Наоборот: наладишь. Честное слово, я ужасно тосковал по вам с Розмари. У меня в голове не укладывается тот кошмар, который жизнь сотворила с вами.
Сейдж закрыла лицо руками, задыхаясь от слез. Ей казалось, сейчас она взорвется: радость и печаль были так сильны, что сердце не выдерживало. Некоторое время она просто молча плакала, затем вытерла лицо и, уняв дрожь в голосе, спросила у отца:
— А как же твоя… твои… у тебя же новая семья?
Он положил цветы на кровать и присел на край матраса.
— У меня есть жена. Ее зовут Кэти, она красивая и добрая, но детей у нас никогда не было. Зато имеются две собаки и отличный дом на Лонг-Айленде с прекрасным видом на океан и свободной спальней. И твои подруги могут навещать тебя, когда захотят.
Сейдж перевела взгляд на Хэзер, Дон и Нолана: все они растроганно наблюдали за этой сценой. У подружек был такой вид, будто они сейчас разрыдаются.
Сейдж больше не могла сдерживаться и, всхлипнув, обняла отца.
Он тоже крепко обнял ее, прижавшись лицом к ее волосам, и заплакал. И сразу же все переживания, которые Сейдж так долго держала в себе, хлынули наружу потоком слез: болезненная тоска по отцу, горе от потери матери и сестры, страстное желание иметь любящую семью, ужас и душевная боль, пережитые за последние недели, а еще — смутное чувство вины за то, что ее в итоге спасли, а тысячам других несчастных детей в Уиллоубруке была уготована другая судьба.