Потерявшие судьбу

Глава 9

Сначала Левмир смотрел на княжну украдкой, но уже через несколько минут после начала поездки перестал скрывать интерес. Айри разбудила его ни свет ни заря, с таким выражением лица, будто дворец рухнет с минуты на минуту. Оказалось, речь всего-навсего об обещанной прогулке по городу. Суматошные сборы, заспанный кучер и отъезд, больше похожий на бегство. Князя Левмир так и не увидел, а на вопрос о завтраке княжна отмахнулась: «После поедим, перед — нельзя!»

Перед чем? Нет ответа.

В карете не обменялись ни словом. Лишь только кучер пустил лошадей, княжна будто забылась. В полутьме профиль девушки выглядел бы таинственным и надменным, исполненным внутренней силы и жгучей красоты… Если бы она не грызла ногти.

Левмир поймал себя на том, что улыбается, и это ему не понравилось. Прикусил нижнюю губу чуть не до крови. Где-то там, далеко на западе, хрупкая и беззащитная, ждет его И. Какое он имеет право тут улыбаться? Зачем разгадывать загадки этой непонятной девчонки, которая живет и действует какими-то порывами, будто внутри нее кипит раскаленная лава?

— Мы куда-то опаздываем? — спросил Левмир.

Айри вздрогнула, рука спряталась под серый плащ. Точно такой же пришлось надеть Левмиру. Плащ скрыл ярко-красный кафтан, и Левмир в нем почувствовал себя более привычно.

— Успеваем, — тихо сказала Айри. — Хочу показать тебе сурию.

— А что это?

— Сурия? — Княжна посмотрела на Левмира. — На Западе их нет? Где же вы тогда молитесь?

— Где придется. Алая Река видит и слышит всех.

По лицу Айри скользнула тень.

— Алая Река? — шепнула она. — Ты тоже в нее веришь?

— Трудно не поверить в то, что видишь.

— А Солнце? — Айри вскрикнула. — Солнце ты разве не видишь?

Левмир посмотрел в окно кареты, на кусочек серого неба.

— Не сейчас.

— Потому мы и едем в сурию.

Больше Левмир не задавал вопросов.

Город постепенно сереет, но даже сквозь эту серость яркими огоньками пробиваются разноцветные крыши домов. Маленькие и большие, каменные и деревянные, они жмутся друг к дружке, щурятся маленькими круглыми окошками на небо, позевывают дверьми, выпуская на улицы своих обитателей. Стоит повозка с огромной бочкой, к ней тянется вереница людей с бидонами. Что же там? Повозка далеко, но Левмир обнаружил, что теперь даже такое расстояние для него не проблема. В бидоны лилось молоко. Люди передают монеты и бумажки женщине и мужчине, стоящим рядом с бочкой.

— Ты что? — удивилась княжна, услышав смешок.

— Я в деревне вырос, — отозвался Левмир. — Забавно. Люди покупают молоко.

— А где же его еще брать? — пожала плечами княжна.

Левмир повернулся к ней и, глядя в глаза, серьезно сказал:

— Из коровы!

Айри расхохоталась, прикрыв рот ладонью. К ней присоединился Левмир. Теперь он, как маленький мальчик, тыкал в окно пальцем и почти кричал:

— Смотри! Смотри!

Айри пришлось перегнуться через него, чтобы выглянуть. Лица оказались так близко, что Айри не сразу поняла, куда смотреть. Сердце защемило от незнакомого чувства.

— Что там? — севшим голосом спросила княжна.

— Та девушка. Поставила кувшин с молоком на голову и идет.

Айри проводила взглядом фигурку девушки с кувшином.

— Ну и что? Не такая уж смешная.

Удивленные глаза Левмира озадачили княжну еще больше. Поспешила вернуться на свое место.

— У нее кувшин на голове! — повторил Левмир. — Так и должно быть?

Айри улыбнулась.

— В хороших семьях девочек такому учат. Спина делается прямой, походка плавной. Кроме того, руки свободны.

Будто не веря, Левмир снова взглянул в окно. Увидел еще нескольких женщин, несущих кувшины на головах. Повернулся к Айри.

— И ты так можешь?

— Да запросто! — выпалила княжна.

Левмир согнулся от смеха.

— Что. Тут. Смешного? — Айри сама не заметила, как пальцы скользнули туда, где должен быть секретный пояс с ножами, но… пояса не было.

Ладонь Левмира поднялась, будто прося подождать. Хорошенькое обращение с княжной!

— Извини, — справившись со смехом, сказал Левмир. — Просто… Просто представил тебя с кувшином на голове.

Айри открыла рот, готовая разразиться гневной тирадой, но тут случилось странное. Глядя в смеющиеся глаза Левмира, Айри на мгновение будто бы стала им, взглянула на себя со стороны. Глазами человека, который никогда не видел, чтобы тяжести носили на голове. Наваждение тут же рассеялось, унесло и досаду. Айри хихикнула, и вот уже они вдвоем корчатся от смеха.

Веселье прервал кучер, постучав по крыше.

— Приехали!

Оказывается, карета остановилась. Айри вытерла платком слезы, Левмир обошелся рукавом.

— Идем, — сказала княжна. — И прекрати смеяться. Это — сурия.

Предрассветные сумерки наполнили сад тенями. Под каждым кустом, под каждым деревом хоронится тьма. Князь Торатис медленно шагал по тропинке, заложив руки за спину. Этой ночью, несмотря на все молитвы, сон так и не заглянул в опочивальню. Князь видел, как тает луна. Видел, как карета унесла прочь Айри и Левмира. Смотрел и содрогался от сдерживаемого гнева.

Никогда и ни с кем Айри так быстро не сходилась. Чего же добивается этот парень? Во всеуслышание сообщил о своей великой любви, а сам…

Торатис замер. Впереди, под яблоней, кто-то стоит. Не садовник, не прислуга. Сощурившись, князь узнал высокую фигуру своего не то друга, не то советника.

— Что ты здесь забыл?

Эмарис вышел из тени. Князь содрогнулся, увидев горящие красным глаза.

— Великая Река… Зачем доводить себя до такого?

— Все нормально. — Голос вампира звучит как обычно. — В таком состоянии можно существовать вечно, а жаждой легко управлять. Я думал, Торатис. Бродил по кладбищу, потом пришел сюда.

— Тоже не спится? — усмехнулся князь. — А тебя что гложет?

— То же, что и тебя. Только, пожалуй, в меньшей степени.

Засвистела, захлопала крыльями ранняя птаха. Торатис проводил ее взглядом. Выспавшись в молчаливом саду, она снялась с места и улетела вслед за своей птичьей судьбой.

— Ты не знаешь, что отравляет мою жизнь. — Торатис повернул ко дворцу. Мягкие шаги Эмариса слышатся сзади.

— Вампирам дано многое. Мы больше слышим, больше видим, лучше чуем. А когда живешь на свете не одну тысячу лет, учишься читать в душах.

— Ну так прочти мою, не бросайся пустыми словами.

Торатис остановился, окинул взглядом собеседника. Бледные губы Эмариса дрогнули в хорошо рассчитанном движении: показать, что вампир пытается сдержать улыбку.

— Хочешь, чтобы я прочел вслух? Ты подонок, Торатис. Даже худший, чем я. Три года, глядя на тебя, я радовался, что — другой. Я гордился. Как человек, оплакивающий утрату, утешается тем, что сосед потерял больше.

Взгляд князя заметался по тропинке. Ладони вспотели.

— Что ты можешь знать? Она бы не сказала…

— Говорят глаза, а язык лишь сотрясает воздух. Восток сделал со мной то, что и должен был. Я превратился в человека, в самом худшем смысле этого слова. Совершив подлость, возгордился ею. Но… Иногда хватает глупого мальчишки, чтобы выбить из-под ног почву.

— Левмир? — Торатис поднял взгляд. — Мне этот парень тоже не нравится.

— Разумеется. Ведь он заберет у тебя дочь.

Торатис отступил на шаг, лицо побледнело.

— Что ты говоришь?

— Не будь слепым. Она уже с ним, как сестра или жена, как дочь или соратница. Смирись. Некоторые грехи нельзя искупить и отмолить. И я все еще рад, что даже в мыслях не совершал подобного. Я вижу, что зреет в твоей душе, Торатис. Ради себя самого — оставь. Пускай молодые и храбрые сразятся с демоном, которого ты выпустил из преисподней. Твоя битва кончена.

Торопливые шаги, шпоры звенят по камням. Князь обернулся, благословляя вестника, какую бы весть он ни принес. В запыхавшемся воине с горбатым, десять раз переломанным носом Торатис узнал вестового из гарнизона. Воин поклонился.

— Бинвир напал на деревню. Сотни три, не меньше. Пришлось вывести гарнизон…

Когда Торатис повернулся к Эмарису, на губах его расцвела улыбка.

— Видишь? — Князь сиял. — Мои битвы еще только начинаются.

— Что ж, ступай, — кивнул Эмарис. — А я, пожалуй, отправлюсь домой. Хочу запустить сердце и поспать.

Торатис вздохнул.

— Если бы я мог остановить сердце…

— Мы это обсуждали. Нет. Твоя дочь вынесла достаточно боли, чтобы увидеть еще и это.

Эмарис будто испарился. Летучая мышь, взявшаяся из ниоткуда, стрелой полетела прочь, обгоняя восходящее Солнце.

Словно половинка огромного шара из белого мрамора лежит на земле. Золотые полосы, словно лучи солнца, стремятся от вершины до самой земли. На вершине странного здания — золотой шпиль целится в небо. Возле единственного входа толпится народ. Левмир заметил, что все одеты в одинаковые серые плащи, такие же, как у них с Айри.

— Сейчас будут запускать, — шепнула княжна, тронув Левмира за руку.

Подошли к толпе, накинув капюшоны, скрыв лица в тени. Сколько же здесь людей? Сотни две, не меньше, и еще подходят. Не слышно разговоров. Даже дети, жмущиеся к родителям, не кричат, не смеются. Все замерли в ожидании чего-то.

Беззвучно отворились мраморные двери, больше похожие на ворота. Навстречу собравшимся вышел высокий мужчина в расшитых золотом одеждах. Простер руки, и сотни голов одновременно склонились. Левмир, почувствовав, как сжалась рука Айри, последовал общему примеру. Сердце заколотилось, кровь бросилась в лицо.

— Мы должны войти внутрь? — шепнул он.

— Да, — еще тише отозвалась Айри.

— Почему-то мне страшно.

Признание вырвалось помимо воли. Страх действительно разливается по телу, сковывая движения. Страх, которого раньше не было. Глубинный, непонятный. Как будто внутри сурии притаилась смерть. Прикрыв глаза, Левмир увидел Алую Реку. Поверхность подернулась рябью. Гневный шепот: «Не смей!»

— Почему? — Айри повернула голову. Теперь Левмир стиснул ее ладонь.

— Ничего, — ответил. — Справлюсь.

«Я не для того прошел такой путь, чтобы бояться», — такой ответ получила Река, прежде чем померкнуть.

— Пора! — выдохнула Айри.

Серая река одинаковых людей неспешно потекла внутрь, увлекая с собой Айри и Левмира. С каждым шагом страх сильнее. Хочется бежать. Лучше сразиться со всеми вампирами Запада в одиночку, чем войти туда. Что-то чуждое, непонятное и враждебное смотрит из темного проема, только и ждет, чтобы…

Вход все ближе. Левмир не поднимал глаз, предпочитая смотреть на серую землю под ногами. Благо, все остальные тоже шли, опустив головы. Большой палец княжны погладил его пальцы, и Левмир вдруг понял, что слишком крепко сжал ее ладонь. Сердце остановилось, и сила переполняла тело. Левмир расслабил руку. Стиснув зубы, заставил сердце вновь пустить кровь по венам. Это произошло как раз в тот момент, когда он проходил через проем. Лицо опалило жаром, но несколько шагов спустя жар превратился в тепло. Чуть подняв голову, Левмир осмотрелся по сторонам.

Для человеческих глаз огромное помещение погружено во мрак, но глаза вампира видят больше. Только вот смотреть оказалось не на что. Изнутри мраморный купол абсолютно пуст. По стенам вьются узоры, то тут, то там стоят зеркала. Напротив входа, на высоте в три человеческих роста, прорезано круглое окно, через которое струится с улицы серость. Окно из восьми кусков стекла, каждый — разного цвета.

С тихим хлопком закрылись двери. Люди не заполнили зал даже на четверть. Сгрудились посередине, все такие же безмолвные, все так же смотрят под ноги. Человек в золотых одеждах встал под круглым окном. Когда загремел голос, Левмир вздрогнул. Звук многократно отражается от стен, кажется, будто говорит несколько человек, с разных сторон:

— В начале была лишь тьма. Посреди пустынной земли стремила греховные воды Алая Река, упиваясь своим величием. Ничто не тревожило ее вечного покоя. Но вот однажды над миром вспыхнуло яркое Солнце, озарив каждый камень, каждую пядь пустой земли. Так закончилось владычество Алой Реки. Укрывшись от солнечных лучей, она видела, как из пустой земли показываются первые травы, как в мертвых реках зарождаются рыбы, как встают леса и полнятся зверьем, как небо заполняют птицы. А потом пришел Человек и стал хозяином земли. В ярости Река породила отвратительных чудовищ, чтобы уничтожить жизнь на земле. Монстры кинулись на людей, но пали, все, как один. Лишь малая их часть еще осталась, в морях, в горах, в лесах. Солнце победило Алую Реку в первый раз.

— Что с тобой? — шепнула Айри, заметив, как низко склонился Левмир, будто от невыносимой боли.

— Ничего, — шепнул он.

На них с осуждением косились со всех сторон, и Левмир нашел в себе силы распрямиться. Казалось, кровь раскалилась и жжет изнутри. «Останови сердце, — шептала кровь. — Убей их всех».

— Тогда Алая Река заставила все реки и моря выйти из берегов, затопила землю, чтобы извести род людской, — продолжал человек в золотых одеждах. — Но люди построили лодки и корабли, люди спасали друг друга и меньших своих братьев. А Солнце забыло покой, осталось в зените до тех пор, пока не иссушило потоп, пока ветер не заиграл снова густыми кронами и зелеными травами. Так Солнце победило Алую Реку во второй раз.

В сурии их руки расцепились. Должно быть, здесь не считается приличным касаться друг друга. Но Левмир наплевал на приличия, схватил княжну за руку изо всех человеческих сил. Или так, или остановить сердце. Близость Айри как-то помогала, от ее прикосновения становилось легче. Ощутив ответное пожатие, Левмир перевел дух. Достоять. Во что бы то ни стало достоять до конца!

— Алая Река призвала к себе людей. Немногие откликнулись на зов. Лишь самые честолюбивые, жадные, злые. А также — самые красивые, добрые и сильные. Этих послало само Солнце, разгадав замысел Реки. Но Река затопила их память, отняла их души, а взамен дала вечность, силу и бесконечную жажду человеческой крови. Вампиры пришли в мир, и мир содрогнулся. Солнце запретило им продолжать род, как людям, и они научились делиться своей нечистой кровью и плодить новых монстров. Но все эти монстры остались людьми в глубине своих черных сердец. Они дрались за землю и еду так же, как люди, и в конце концов извели сами себя. Жалкие их остатки были изгнаны людьми далеко за пределы мира. Так Солнце победило Алую Реку в третий, последний раз.

Человек в золотых одеждах поднял руки, и в этот момент первый солнечный луч скользнул в окно. Один за другим загорелись восемь стекол. По лицу Левмира полоснул красный отблеск, на Айри пал желтый. А потом все цвета перемешались. Разноцветные блики разлетелись по сурии, отразились от зеркал, заиграли на золотых барельефах, изображающих деревья, животных, людей. Зал полнился светом, играл всеми красками, которые постепенно сливались в один, белый свет, льющийся со всех сторон, как и голос человека в золотых одеждах.

Люди срывали капюшоны, подставляли счастливые лица благословенному потоку света. Сотни глаз смотрели наверх, туда, где пылает окно, похожее на маленькое солнце сурии.

Айри отбросила капюшон, и Левмир последовал ее примеру. В последний раз что-то вскрикнуло, затрепетало и скончалось в глубине души. Исчезла боль, исчез жар, а вместо них сердце переполнилось радостью. Левмир засмеялся, глядя на Солнце. Подумал, сейчас на него опять начнут коситься, но тишина в этот миг треснула, брызнула миллионами осколков, зазвенела смехом и голосами. Люди приветствовали Солнце, люди тянули к нему руки, и теплые лучи не отказали никому в благословлении.

— Солнце наполняет светом наши жизни! — Голос человека в золотых одеждах зазвучал еще громче, перекрывая крики толпы. — Солнце согревает и дарит надежду. Впустите лучи в свои сердца, позвольте им обогреть ваши души. И если Алая Река подвергнет вас искушению в час ночной, вспомните: утром Солнце вернется, уничтожив ее власть. Так было, так есть, и так будет.

— Солнце! — закричал мужской голос.

— Солнце! — присоединился к нему другой, женский.

— Солнце! Солнце! Солнце! — гремели своды сурии.

Не замечая слез, текущих по щекам, Левмир, как и все, вытянул руки вверх, и закричал изо всех сил:

— Солнце!

Гарнизон из сотни воинов занимал холм, по которому проходила зыбкая граница княжества. Торатис во главе отряда из двух сотен присоединился к ним. Выслушал доклад командира.

— Как получилось, что их приближения не заметили заранее?

Командир гарнизона потупил взгляд.

— Дозорные уснули. Разумеется, они уже наказаны, но…

— Но? — удивился князь. — Ты собираешься оправдывать?

— Нет. Но мы здесь уже два месяца на военном положении. Не может ведь так продолжаться вечность. Ради деревни, которая приносит едва тысячу монет в год…

— Решил, что, не справившись с должностью командира, стал главным казначеем?

Тяжело опустились плечи воина.

— Прошу прощения за дерзость. Но с должностью я действительно не справляюсь.

Князь перевел взгляд вниз, туда, где перед злополучной деревней выстроились неподвижные, угрожающие фигуры воинов Бинвира. Сотня конников, две сотни пехотинцев. Снарядились, будто на войну. Поймав себя на этой мысли, Торатис поморщился. Вот и сам уже перестал воспринимать всерьез возню вокруг деревни. Будто две банды мальчишек делят угол в трущобах.

— Прикажете атаковать? — К Торатису подошел воевода.

— Попробуем обойтись малой кровью. — Князь усмехнулся. — Сегодня судьба деревни решится раз и навсегда. А заодно и другие судьбы.

Торатис тронул поводья, и лошадь выдвинулась вперед. Копыта заскользили по склону холма. Оказавшись на равнине, Торатис поднял правую руку. В стане Бинвира поднялась суматоха, ряды смешались, но вот навстречу Торатису выехал закованный в черные латы всадник на черном коне. Алые росчерки на груди и на щите выдавали приверженца церкви Алой Реки. Остановив коня в сотне шагов от князя, всадник поднял забрало.

— Говори, Торатис! — загремел могучий рык. — Только недолго. Мы пришли биться, а не разговаривать.

Дружный рев поддержал слова Бинвира. Дождавшись, пока шум утихнет, Торатис заговорил:

— Хочу предложить сделку, Бинвир. Решим спор насчет деревни, сбережем людей, а заодно и развлечемся. Выслушаешь?

Бинвир захохотал, смачный плевок в сторону Торатиса разбился о камень. Войско князя зароптало.

— Это ты так сдаешься? — крикнул Бинвир под хохот своих людей.

— Один мой боец против десятка твоих. Твоя победа — твоя деревня, я ухожу. Моя победа — уходишь ты.

— Один против десяти? Что ж за рыцарь?

— Что решишь?

Бинвир сплюнул еще раз, покосился на своих. Махнул рукой.

— Давай своего чемпиона. Только пусть он будет без доспеха!

— Труслив же ты, Бинвир, — улыбнулся князь.

— Не люблю играть. Люблю выигрывать.

— Будь по-твоему, — кивнул Торатис. — Отбери лучших, а я пока пошлю за своим бойцом. Все слышали, как мы условились?

С двух сторон оружие грянуло в щиты. Торатис нашел взглядом ординарца, поманил к себе.

— Лети в город и разыщи Левмира. Он где-то катается с княжной. Передай, что я прошу его показать свою силу сейчас. Возьми коня для него.

Лишь только ординарец ускакал, к Торатису приблизился командир гарнизона.

— Позвольте, князь, уместны ли такие игры? — зашептал он. — Ударь мы сейчас…

— Ты мое слово слышал?

— Так точно.

— Вернись в строй и не позорь меня.

Айри казалось, что Солнце сегодня вызолотило все дороги в городе, каждый камень светился, на каждом встречном лице — улыбка. Хотелось бежать вприпрыжку и петь детские песенки. Раньше Айри так и делала. Они с мамой всегда смеялись, выходя из сурии. Перебегали площадь факиров и спускались в как раз открывавшуюся чайхану, где вдоволь ели сладостей. Сейчас ноги сами несли ее туда.

Чайхана осталась на месте. Старая покосившаяся вывеска с павлином — все такая же старая и покосившаяся. Все так же гостеприимно распахнута рассохшаяся дверь в подвальчик. Вход завешен красным одеялом.

«Интересно, павлин еще жив?» — подумала Айри.

Оказалось, что Левмира нет рядом. Айри обернулась. Площадь, на которой днем нищие старики показывают свои немудреные фокусы, пустует, только тень от часовой башни перечеркивает ее, как и каждое утро. Левмир замер в этой тени, будто увидев что-то под ногами.

— Эй, ты чего? — засмеялась Айри. — Идем скорее.

Левмир поднял голову, и при виде его лица Айри поежилась. Так легко оказалось поверить в судьбу, что поведет за собой. Но судьбу еще заслужить надо.

Айри пересекла площадь.

— Давай зайдем. — Кивнула на вывеску. — Там здорово.

Это детское восклицание само собой сорвалось с языка. Айри покраснела, но Левмир отчего-то улыбнулся. Когда он пошел к чайхане, Айри перевела дух. Страшная битва предстоит. Та, в которой и убить-то нельзя.

Красное одеяло пахнет сухой травой, а сразу после него нос щекочет густой аромат чая. Трепет узнавания. Айри прикусила губу, чтобы не заплакать. В последний раз мама не хотела сюда идти, она уже болела, но Айри настояла. Маленькая глупая девчонка, думала, что маму вылечит чашка чая со сладостями.

— Садись туда. — Айри указала в самый дальний угол. — Я сейчас.

К ним уже спешила девушка в разноцветных одеждах из газовой ткани. Молча выслушала заказ, который Айри продиктовала, не задумываясь, поклонилась и улетучилась. Айри пошла к выбранному столику, глядя по сторонам.

Все те же пестрые ковры на полу и стенах, только узоры поблекли. Так же парят невесомые фонарики, разгоняя уютную тьму. Та же прохлада, столь приятная в разгар жаркого дня, а сейчас, ранним утром, заставляющая стучать зубами. Зато нет галдящих толп, тихо и уютно, и скоро подадут горячий чай с молоком и специями, который согреет изнутри.

Левмир устроился на топчане, и теперь с интересом осматривался.

— Нравится здесь? — спросила Айри, садясь на приличествующем расстоянии.

— Не знаю. — Левмир постучал пальцами по расписной столешне, едва поднимающейся над топчаном. — Стол такой низкий.

— У бедняков до сих пор такие столы, — сообщила Айри. — Высокие столы, кресла и стулья начали делать для богатых лет пятьсот назад.

Левмир задумался. Мир Востока еще не принял четких очертаний у него в голове, но кое-что уже царапнуло слух.

— А бедняк может разбогатеть?

Айри не поняла вопроса, переспросила.

— Может бедный человек заработать столько, чтобы перестать быть бедным?

— Пускай зарабатывает, если хочет, — пожала плечами Айри. — Здешний хозяин родом из трущоб, беспризорник. Теперь у него большой дом и высокие столы.

— Почему тогда люди остаются бедными?

Айри надолго задумалась. Девушка принесла чайник, чашки, блюдо с халвой и прочими сластями. Разложив все по столу, она поклонилась и ушла. Проводив ее взглядом, Айри сказала:

— У каждого своя судьба. Одни чувствуют силы изменить ее, другие — нет. Последних больше. Кроме того, бедняку очень легко… — Айри помолчала, чувствуя, как остатки солнечного настроения растворяются в алых глубинах. — Очень легко потерять судьбу.

Последние слова она произнесла шепотом, боясь, что голос подведет: задрожит или сядет. Хотя бы руки не дрожат, поднимая чайник.

В тишине Айри разлила по чашкам странного цвета напиток. Левмир следил за ее действиями с любопытством. Чай, молоко, какие-то белые кусочки вроде масла.

— Разве чай не должен быть коричневым? — поинтересовался Левмир.

— Это зеленый чай, — сказала Айри, протягивая чашку. — Он лучше утоляет жажду, придает сил.

Левмир с сомнением посмотрел на бежевую густую смесь, которая почему-то именовалась «зеленым чаем». Айри уже глотнула из своей чашки, лицо ее осветилось улыбкой. Левмир никак не мог понять, что управляет настроением этой девчонки. Одни фразы едва не доводят ее до слез, а глоток «зеленого» чая, кажется, осчастливил до глубины души.

Левмир отхлебнул из чашки и чуть не выплюнул все. Вкус даже не сравнить ни с чем: мягкий, острый, сладкий, и все это не сразу, а какими-то волнами.

— А почему тебя так напугала сурия? — спросила Айри, взяв с блюда пересыпанную сахаром лепешку.

Левмир немного свыкся с необычным вкусом, но посматривал с опаской на сладости. Вопрос Айри заставил его содрогнуться.

— Сурия не меня напугала.

Айри смотрела ему в глаза, ожидая продолжения, но Левмир молчал. Ненавидел себя за это угрюмое молчание, понимал, что глупо обвинять Айри в произошедшем. Но рана в душе становилась все страшнее, и он не мог сохранить всю боль внутри. Пока еще не находилось слов, чтобы самому себе объяснить ужас, охвативший бессмертную его часть в сурии.

Айри поставила чашку на стол. Кровь отхлынула от лица, ладонь прикрыла губы.

— Прости, — прошептала княжна. — Я даже не задумалась о проповеди.

— Ничего. — Левмир отвел взгляд, глотнул еще чаю.

— Забыла, совсем забыла, — бормотала Айри, как безумная. — У тебя ведь Солнце в глазах, ты… Человек!

Левмир улыбнулся.

— Спасибо, что так назвала. Буду хоть в это верить.

Но его слова показались Айри уступкой. Больно уж снисходительный тон. Где-то в глубине души зрела обида, но Айри душила ее, что есть сил. Нет, она не заденет его ни словом, ни взглядом. Стиснет зубы и перетерпит. Ведь, в конце концов, сама виновата.

Утешившись этой мыслью, Айри принялась наблюдать, как Левмир поглощает засахаренные орешки. Слово «вампир» к нему сейчас ну никак не пристало. Мальчишка, да и только. Хоть и выглядит лет на семнадцать, а конфеты лопает, будто ребенок. Айри улыбнулась и вспомнила рассказ Левмира об Алой Реке. Три года из жизни пропали… Страшно, наверное. Хотя, вампиры бессмертны.

— Как это — быть вампиром? — спросила Айри.

Так получилось, что одновременно с ней задал вопрос Левмир:

— А что значит «потерять судьбу»?

Замерли, замолчали. Одновременно попытались рассмеяться, но посерьезнели, поняв, что нужно отвечать.

— Ты первый!

— Ты первая!

Два голоса слились в один. Теперь не сдержали улыбок. А когда одновременно подняли сжатые кулаки, рассмеялись.

— Камень, ножницы, бумага? — спросил Левмир.

— Колодец, — поправила Айри, и Левмир заметил, что она сжимает кулак неплотно, оставляя отверстие. В Сатвире такой жест считался оскорбительным, но Левмир не придал этому значения.

— Ножницы тонут в колодце, — пояснила княжна. — Бумага закрывает колодец. Ну? Раз, два, три!

Ножницы Левмира утонули в колодце. Но рассказывать он не торопился. Взгляд скользнул куда-то в сторону, глаза широко раскрылись.

— Это что, курица?

Айри повернула голову и расхохоталась. К ним с важным видом приближалась синевато-серая птица, волоча за собой перья, похожие на шлейф платья. Подойдя к столу, птица посмотрела на Айри, на Левмира, и вдруг издала истошный вопль. Одновременно перья взметнулись и распушились. Получился огромный веер с желтыми, синими узорами. Края веера загнулись вперед, будто стараясь схватить беззащитную парочку.

— Это павлин Рахат, — объяснила Айри. — Мы ему понравились.

Левмир совершенно по-детски захлопал в ладоши.

— Ты его видишь? — воскликнул он.

Айри удивилась вопросу, но, посмотрев на Левмира, поняла, что он говорит не с ней. Слишком отсутствующее выражение лица.

— Жаль, — вздохнул Левмир. — Но… — повернулся к Айри. — Здесь можно купить бумагу и карандаши?

— Рынок рядом, — кивнула Айри. — Давай только сперва все съедим, а то хозяин обидится.

Павлин вскоре удалился, напоследок еще раз громко крикнув. Айри не стала напоминать о своем вопросе. Глядя на улыбающегося Левмира, она хотела лишь, чтобы так продолжалось вечно.

Шли по гомонящему рынку, лавируя среди назойливых торговцев, которые умоляли купить хоть что-нибудь. Левмир надвинул капюшон на глаза и старался не поднимать головы. Искоса он все же поглядывал по сторонам и удивлялся: сколько же вокруг непривычного. Через каждые десять шагов попадался прилавок с разложенными на нем доспехами, саблями, луками и стрелами. Продавцы наперебой расхваливали товар, называя какие-то непонятные свойства стали и ковки.

Разнообразные наряды, мужские и женские, поражали обилием красок. Казалось, никто на Востоке не носит обычных серых и коричневых вещей. Никто, кроме княжны. Но теперь Левмир заметил, каким взглядом она провожает очередной попавшийся на глаза наряд, каких трудов стоит ей отмахнуться от перехватившего этот взгляд торговца.

— Сюда. — Айри остановилась у двери неприметной лавчонки, затесавшейся между двумя цветочными павильонами. Да, здесь продавали цветы! Левмир не стал смеяться над этим открытием, справедливо рассудив, что если уж кувшин на голове в порядке вещей, то такая мелочь, как сохнущие и вянущие в кадках цветы никого не удивят.

В лавке приятно пахло бумагой. Левмир шагнул к дремлющему продавцу, но замер на полпути.

— Все нормально? — насторожилась княжна.

— Да. Просто… Я только что понял, что у меня нет денег.

В ответ на его смущенную улыбку Айри пожала плечами.

— Конечно, нет. Откуда они у тебя возьмутся? Я заплачу, ты ведь мой гость. Эй, хозяин! Дай пару альбомов, коробку карандашей, тушь и перья.

Пока пожилой мужчина, кряхтя, доставал с полок товары, Айри высыпала на прилавок немного мелочи.

— Только не говори князю, — сказала, повернувшись к Левмиру. — Если спросит, скажи, что тебе так подарили.

— Он не разрешает тебе тратить деньги? — Левмир вспомнил, как серьезно его отец относился к тратам.

— Разрешает, — сказала княжна. — Просто я не хочу. И не беру, никогда и нисколько. Он об этом знает. Эти деньги… Я их достала сама.

— Заработала?

— Можно и так сказать, — уклонилась Айри, вспоминая залитый кровью стол в борделе и кучки монет на нем. — Князь не должен знать, что у меня есть свои деньги.