Ввалившись в свою крошечную комнатушку в подвальном помещении, Рикеси завизжала и попыталась выбежать обратно сквозь дверь.
— А это всего лишь я, — вздохнула Айри, покачиваясь на хлипком стуле. Поежилась, взглянула на маленькое окно. — И как ты здесь живешь? Лето, а холодина… Нет, я все изменю. Раньше слуги жили на втором этаже, теперь будет так же.
— Госпожа Айри, я бы вас отлупила, — сказала Рикеси, держась за сердце. — Вас там все ищут… Ну, Левмир вас ищет, остальные не знают, что вы опять пропали.
— Конечно, ищет, — согласилась княжна. — Потому я и здесь. Не хочу с ним разговаривать.
Суровая гримаска Рикеси разгладилась. Девушка подошла к госпоже, уселась рядом на деревянный столик.
— Что вы такого натворили?
Айри перестала качаться, уставилась на руки, сцепленные на коленях.
— «Ногу подвернула»…
— И правильно! А он?
— Понял, что специально.
— И что?!
— Пожалел и отвернулся, как от пустого места.
Рикеси вздрогнула.
— Какой мерзавец!
— Нет, он прав, наверное, — пожала плечами Айри. — Я ведь не свою ногу подвернула…
Айри рассказала Рикеси все. Как не сработал приворот, как Левмир отказался с ней говорить. Как перепугалась и выдумала за мгновение дурацкий план. Подкупленный нищий, кровь на седле, украденная лодка, мешок монет для скучающих пограничников…
— Правда отлупила бы, — покачала головой Рикеси. — Это ж надо столько ерунды за один вечер натворить.
— А знаешь, что глупее всего? — Айри решила открыться служанке полностью. — Я ведь его правда не люблю. Не умею, не знаю, как это. Ухватилась за любовь, как за удобное оружие, и давай размахивать. А оно… Только по мне самой и попадает.
— Зачем-то он вас ищет ведь, — тихо сказала Рикеси.
Айри поморщилась, подтянула ноги к подбородку.
— Вот уж точно не для поцелуев. Да оно и понятно. Такое чудо, как его на Западе дожидается, только дурак на что-то поменяет. И откуда мне лицо ее знакомым кажется? Может, на Эмариса похожа? Нет, чушь, чушь!
Айри вскочила, пересекла комнату три раза. Три шага в одну сторону, три — в другую. Рикеси поворачивала голову вслед за движениями своей госпожи.
— Так и выскажите ему все! — стукнула кулаком по столу. — Без слез, спокойно, но с яростью злобной и холодной. Тогда или конец вовсе, или ухватится за ниточку.
Айри остановилась, глядя на Рикеси.
— «С яростью злобной и холодной»? Ты откуда такого нахваталась?
— Я три месяца в библиотеке пыль вытирала, — гордо заявила Рикеси. — Но давайте я Левмира приведу? А то он ведь и князю расскажет.
— Я не хочу его видеть, — отозвалась Айри. — Можешь так ему и передать. Я ничего не забыла? Ты же вроде моя служанка?
— Забыли! — Спрыгнув со стола, Рикеси подошла к Айри и заглянула ей в глаза. — Я к тому же ваша лучшая подруга, и сделаю то, что просит ваше сердце, а не губы. Вы ведь здесь будете?
— Конечно, — кивнула Айри. — Никуда не уйду.
Подняв сжатый кулак над головой, Рикеси выскользнула за дверь. Айри досчитала до десяти и вышла следом.
Дверь, отражающаяся в зеркале, отворилась, на пороге возникла Рикеси. На этот раз она подавила визг, закрыв рот руками.
— Неужели я правда такая страшная? — грустно спросила Айри, разглядывая свое отражение.
Нижняя губа, прокушенная до крови ради спектакля, чуть припухла, но Айри казалось, что она безобразно раздута.
— Во всю жизнь никого красивее вас не видела! — топнула ногой Рикеси. — Вы почему сбежали? Мы вас уже два часа ищем.
— И только сейчас решили заглянуть в мои покои?
— Третий раз захожу! Где вы до этого были?
— У Левмира, где же еще, — призналась Айри. — Как вы туда пошли, я — сюда, через лоджию.
— Через лоджию! — Рикеси всплеснула руками. — Какой стыд! Господин Левмир! Здесь она, бегите скорее, а то опять исчезнет!
— Теперь это глупо было бы, — заметила Айри, подперев ладонями подбородок. — Ладно, поймали. Бейте, радуйтесь.
— С превеликим бы удовольствием! — погрозила пальцем Рикеси, прежде чем уступить дорогу Левмиру.
Он вошел. Тихий и спокойный, как обычно. Вместо промокшего кафтана — серые, невзрачные рубаха и брюки. Айри узнала одежду Эмариса и мысленно закрыла глаза. Левмир уже отказывается от всего здешнего. Он уже на Западе.
— Хочешь попрощаться? — Айри перешла в наступление. — Давай быстро. Не надо рассказывать, какая я дура, как нелепо себя вела.
Левмир взял стул и уселся чуть позади Айри. Она смотрит в один угол зеркала, он — в другой. Молчание стало невыносимым.
— Может, я пойду? — Айри дернула плечами. — Тебе и без меня хорошо.
Она сделала вид, будто уходит, и только тогда заговорил Левмир:
— Может, для тебя это что-то значит: князь Торатис истребил всех, кто служил Алой Реке.
— Что? — Айри развернулась вместе со стулом.
— Он думал, что они тебя похитили. Теперь их нет, никого. В городе великий праздник.
Айри встала, с губ сорвался нерешительный смешок, но тут же лицо посерело.
— А Сэдрик? Шут?
— В темнице, как я понял.
Айри упала на стул, лицо спряталось в ладонях. Не плакала, нет. Скорее укрылась, чтобы о чем-то подумать в относительном уединении.
— Он тебя любит, Айри, что бы ни произошло между вами, — продолжал Левмир. — Сейчас люди, которых ты обдурила, у него в руках. Он убил сотни служителей из-за одного лишь подозрения, а тут — уверенность. Я хочу знать, есть ли тебе хоть какое-то дело до их судьбы.
Айри подняла голову, и Левмир подался назад, устрашившись ее взгляда.
— Пошел вон, — прошептала Айри.
— Я только…
— Уходи. Убирайся. Немедленно. Из комнаты, из дворца, из княжества — беги, пока я не вбила твои слова тебе же в глотку. Я просила не говорить о нем, но тебе, видно, плевать. Ты ведь герой, таинственный странник, рыцарь, влюбленный в прекрасную даму, и никакая сажа к тебе не пристанет. Всегда только вперед, везде только правда, а в глазах — солнышко путеводное. Вот и лети туда, где тебя ждут, такого. Забирай с собой замечательного князя. А меня оставь здесь, в грязи и темноте.
Говоря, она теснила Левмира, и когда он, споткнувшись о порог, оказался в коридоре, закрыла дверь. На этот раз повернула задвижку.
— Я не хотел обидеть, — донесся растерянный голос с той стороны. — Прости, если можешь, но я ничего не понимаю. Просто люди…
— Люди? — Айри рассмеялась. — Как же всем вам дороги эти люди. Да пусть они все вымрут в одночасье, и я вместе с ними — то-то радости будет!
Последнюю фразу она прокричала, срываясь на визг. Кулак врезался в дверь, оставив маленькую вмятину в твердой древесине. Айри бросилась на кровать, зарылась в подушки и закричала еще громче, но теперь крик утонул в пуховом плену.
Распустив гвардейцев, князь метался по тронному залу. Глаза, обычно спокойные, метали молнии, кулаки стиснуты. Сложив руки перед собой, Эмарис наблюдал за яростью правителя, стараясь не выразить ни одной эмоции.
— Ну и что я должен делать? — воскликнул князь, остановившись напротив Эмариса. — Эти выродки даже под страхом смерти продолжают нести чушь!
— Что говорят? — полюбопытствовал Эмарис.
Князь фыркнул, но бегать перестал. Взгромоздился на трон. Пальцы пробежались по золотому подлокотнику.
— Лучше бы ничего не говорили. Они, дескать, не знали, что Айри — моя дочь. Они ее даже не похищали. Она сама приплыла к ним на лодке и попросила помочь разыграть приятеля.
Эмарис кивнул.
— А тот попрошайка?
— Исчез, — махнул рукой князь. — Испарился сразу, как понадобился. Да и какая польза от него? Очная ставка между сумасшедшим нищим и пятью достойными рыцарями? Да Абайат меня на смех поднимет, если я так объясню свои действия.
Князь закрыл лицо ладонью. Исчез суровый правитель, теперь на троне смертельно уставший человек. Плечи его поникли, седые волосы, казалось, посерели еще больше. Эмарис смотрел на него и видел себя. Таким был и он четыре года назад. Измученный, истерзанный, обессиленный. Придя на Восток, думал отдохнуть не меньше сотни лет, прежде чем заняться чем-то подобающим, но вот прошло четыре года, и куда делась усталость? Куда ушла боль потери, рвавшая душу с рождения Ирабиль? Эмарис улыбнулся, вспомнив дочку. Впервые — без грусти и скорби. Забавно сознавать, что покой в сердце принес ему Левмир. Глядя на него, Эмарис будто молодел сам.
— Понимаю, сейчас не лучшее время, но мне есть что сказать, — начал Эмарис.
Князь отнял руку от лица, отсутствующий взгляд устремился на вампира.
— Мальчишка прав.
Покачав головой, князь вздохнул. Эмарис, не отрываясь, следил за его лицом. Раздражение, вина, стыд, страх — невероятная смесь, из которой предстоит выковать копье.
— Я получил нужные вести от летучих мышей. Все, что он сказал — правда. Запад мертв. Эрлот ступил на путь, с которого уже не сойти. Он ждал атаки с Востока и опустошил земли.
Князь усмехнулся.
— Эмарис, послушай… Запад и вампиры — все это уже почти наша семейная легенда. Первое письмо от Освика получил еще мой прапрапрадед. С тех пор письма приходили регулярно. Отвечал на них и я. Кажется, Освик даже не понимал, что говорит с шестым потомком рода. Так вот, все эти годы, все это время откуда-то из ниоткуда идут непрестанные уверения в необходимости военного вмешательства. Когда я рос, и мой отец посвящал меня в дела государства, он показал мне бюро, забитое этими письмами. Знаешь, что он сказал мне?
Эмарис пожал плечами.
— «Эти письма, сынок, пишет странное существо, называющее себя «вампиром». Оно рассказывает о другом, странном мире, находящемся на западе. Люди там — рабы, все до единого. Это существо призывает нас пойти на Запад войной, чтобы остановить вампиров. Понимаешь? Почему-то вампиры не могут покинуть Запад. Они уже уничтожили всех людей, и теперь хитростью заманивают нас туда. Когда примешь правление, переписка ляжет на твои плечи. Будь вежлив с этим существом, не зли его, но и не поддавайся на его уговоры. И еще. Надеюсь, ты многократно увеличишь мощь княжества, но заклинаю тебя: никогда не расширяй его на Запад. Там — смерть».
— Бедняга Освик, — сказал Эмарис с улыбкой. — Он был моим дорогим другом, но, кажется, время помутило его рассудок. На полном серьезе надеяться поднять незнакомых людей на непонятную битву при помощи писем… Да и о войне Освик не имел ни малейшего понятия.
— Я сказал это к тому, что все слова, которые говоришь ты, которые говорит этот мальчик — все воспринимается мной через призму этой нелепой переписки.
— Этот мальчик спас твою дочь, — напомнил Эмарис. — После того как ты обманул его, глядя в глаза. После того как ты подставил его. Посмотри через эту призму.
Князь отвел взгляд. Теперь вины в его лице было больше, и Эмарис ударил снова:
— Торатис, ты ведешь себя так, будто от тебя требуют бессмысленной жертвы на алтарь чуждого божества.
— А разве это не так? — Князь вскинул голову. — Разве не об этом речь? Мы обсуждали тысячу раз. Единственное, чего я добьюсь, послав армию на Запад, — это оставлю княжество без защиты. Недели не пройдет, как войска Бинвира и Абайата войдут в город.
Эмарис на секунду прикрыл глаза, собираясь с силами для последнего довода.
— Тебе придется посмотреть на ситуацию так, как ты не смотрел ни разу. Без всяких призм. Если Бинвир и Абайат захватят княжество, оно останется в руках людей. Если сюда придут вампиры — эпоха людей завершится. Навсегда. По всему миру. Я не хочу сказать, что мир вымрет. Но рано или поздно люди превратятся в безмозглых животных, разучатся ходить на двух ногах, утратят дар речи.
Князь слушал, но лицо выражало недоверие.
— И почему же ты вдруг решил выступить на стороне людей?
Эмарис ответил не сразу. Помолчал, подбирая слова.
— Я не на стороне людей. Я на стороне разумного сосуществования. Долгое время казалось, что система донаций разумна и оправдана. Да, в ней были изъяны, но мы своевременно затыкали дыры. Теперь же, проведя четыре года среди людей, я понял, что был тираном. Никто и никогда не должен ставить рамки другому. Но даже система донаций уже разрушена. Эрлот сжег мосты.
— Лучше бы ты сидел на своем месте и правил своим гнилым Западом, — вздохнул князь. — Как можно было оставить трон тому, кто…
— Я не знал, что он повернет все так, — перебил Эмарис. — Я сразу отправился сюда, чтобы сдержать возможную атаку. Каково же было мое облегчение, когда я увидел, что вы и не собираетесь воевать! Но теперь все изменилось, Торатис. Теперь я знаю больше, чем хотелось бы. Слишком поздно я понял, что произошло с Эрлотом за те годы, что я не обращал на него внимания.
— Что же это? — спросил князь.
— Я не смогу объяснить в двух словах. А если и объясню — ты не поймешь всего ужаса ситуации. Могу сказать лишь одно: в Кармаигсе осталась чудовищная сила, и скоро Эрлот найдет способ ее использовать. Полагаю, как только это случится, он направится сюда. Вся наша надежда — в упреждающем ударе. Так что скажешь, Торатис? Кто ты, наконец? Человек, или скотина, дрожащая за клочок земли, на котором лежит?
Кулак князя ударил по подлокотнику.
— Я не привык, чтобы со мной так разговаривали! — Громовой голос заметался под сводами потолка.
Эмарис улыбнулся.
— Ты ответил. Начинай собирать войско как можно скорее.
Встав с трона, князь прошелся по залу, глядя под ноги. Эмарис с удовольствием наблюдал, как ожесточается его лицо.
— Я посмотрю на ситуацию иначе, — сказал Торатис.
Лишь только смолк отзвук его слов, в зал ворвался командир гвардии.
— Ты как раз вовремя, — повернулся к нему князь. — Мне нужно собрать посольство. Для начала пошли гонца к князю Бинвиру. Пусть ему скажут, что речь о деревеньке на наших границах — прилетит быстрее ветра. Потом — Абайат…
— Абайат уже на подходе, — перебил командир гвардии. — Идет с небольшим отрядом, десять рыцарей.
— Превосходно, — кивнул князь. — Окажи ему всевозможные почести и веди сюда.
Когда командир гвардии убежал, князь повернулся к Эмарису.
— Я не оставлю княжество без защиты, — сказал он. — Я уведу угрозу с собой.
— Ты мудрее, чем я предполагал, — склонил голову Эмарис. — Мне остаться, или с Абайатом будешь беседовать лично?
— Прошу, останься.
Из дальнего угла зала донеслись шаги. Повернув голову, князь увидел Айри, и плечи его поникли.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Не надеялся на ответ. Скорее всего, Айри пришла поблагодарить Эмариса. Но она и не взглянула на вампира. Остановилась перед отцом, смущаясь, пряча взгляд.
— Мне нужно кое-что сказать, прежде чем Абайат войдет сюда, — почти шепотом произнесла она. Покосилась на Эмариса. Тот отвернулся и отошел, делая вид, что изучает узоры на колоннах.
Торатис нахмурился, глядя на пылающее лицо дочери. Что произошло? При чем тут Абайат? Чего она боится?
— В чем дело, Айри? — И, осененный внезапной догадкой, вскинул голову. — Что ты сделала?!
В суматохе все позабыли про выбитую дверь, и Левмир, не желая никого беспокоить, починил ее сам. Инструменты где-то раздобыла Рикеси, пока искали княжну. Левмир отнес ящик к себе в комнату, и теперь, оставив Айри у себя, успокаивался, прикручивая дверь на место.
— Какой вы талантливый! — восхитилась Рикеси, незаметно проскользнувшая в покои. Не то так тихо ступала, не то Левмир слишком погрузился в себя.
— Это ведь просто дверь, — улыбнулся Левмир, проверяя ход. Дверь чуть задевала косяк, но от этого даже плотнее закрывалась.
— А думаете, князь бы так сумел? — возразила Рикеси.
— А я, думаешь, править бы сумел?
— Я думаю, да. Там делов-то — слушай министров, да кивай.
— Что-то я тут не видел никаких министров. — Левмир убрал инструменты и отставил ящик в сторону.
— Я тоже. А вы правда вампир?
Левмир сел на кровать рядом с Рикеси. Почему-то с ней он не ощущал никакой неловкости, и разговор не имел никакого скрытого смысла. Будто с сестрой говорит.
— Похоже на то.
— И кровь пьете?
— Приходится, — пожал плечами Левмир. Сказав, на мгновение обмер, лишившись слуха и зрения. Так же отвечал Эрлот, тогда, в центре донации.
Воспоминание разбудило дремлющий страх. Слишком привык Левмир думать об Эрлоте, как о далекой черной фигурке, до которой достаточно добежать с мечом, и все закончится. Левмир ни разу не видел Эрлота в бою, но видел его глаза.
— Господин Левмир! — Рикеси потрясла его за плечо. — Вы меня не слушаете.
— Прости, — улыбнулся Левмир. — Что ты говорила?
— Я говорю, сделайте госпожу такой же и заберите с собой. Она ведь не вас хочет окрутить, а отсюда убежать. Просто не умеет о том ни вам, ни себе признаться, все непонятности какие-то про судьбу сочиняет. Я тоже ее поняла не сразу, насоветовала глупостей, а она вот чего устроила. Из-за меня все, не ругайте ее, помиритесь. Госпожа Айри хорошая и добрая, но будет вредничать, пока вы сами с ней не заговорите. Она сейчас наплачется, а завтра утром вы — сразу к ней.
— Рикеси, — отозвался Левмир, — ты понимаешь, о чем меня просишь? Взять с собой — куда? Там… Смерть. Ничего, кроме смерти для нее.
Рикеси встала, расправила передник и строго посмотрела на Левмира.
— А здесь для нее, думаете, лучше? Не решайте за других, господин Левмир. Князь вон — княжит, а несчастнее человека я не видела. А я вообще непонятно кто, но счастливей меня не бывает. Заберите ее, она знаете, как обрадуется? Да и вам веселее будет, путь-то не близкий.
Рикеси вышла, с усилием закрыв за собой дверь. Левмир упал на кровать, раскинув руки. Все было просто и понятно, и вдруг, откуда ни возьмись, появилась какая-то Айри.
— Почему я ей что-то должен? — рассуждал Левмир. — Ну что она для меня сделала? Зельем опоила? Корабль угнать заставила? Людей убивать? Ах, да, альбом с карандашами купила! И ведет себя так, будто…
Звук шагов — быстрых, злых — заставил Левмира сесть рывком на кровати. Приближалась княжна, и ее переполняла ярость. Левмир оглядел полутемную комнату. Взгляд упал на свечи в канделябре возле зеркала. Крошечным усилием он зажег три фитиля. Вспыхнул зеленый огонь, но почти сразу принял обычный оттенок.
Княжна ворвалась, едва не сорвав дверь с петель еще раз.
— Доволен? — От крика зазвенели стекла. — Рад теперь? На, полюбуйся!
— Что случилось? — Левмир, позабыв о своих размышлениях, подскочил к Айри. Пальцы коснулись огромного синяка, ползущего от правой скулы на щеку. Айри ударила Левмира по руке.
— Не смей меня трогать! Почему ты еще здесь? Я велела тебе убираться. Что, убедится хотел? Вот, смотри, какая красавица стала!
Айри метнулась к зеркалу, и Левмир вздрогнул, услышав всхлипывания.
— Ты что, призналась? — прошептал он.
— Замолчи. Просто замолчи, уйди отсюда. Иди к своему Эмарису, прямо сейчас. Уходи. Оставь ты меня в покое!
Но Левмир шагнул к ней. «А я-то что для нее хорошего сделал? Только пугал, да жизни учил? Жизни, которой сам не знаю толком».
— Прости…
— Убирайся!
Айри уже не могла сдержать слез, они лились водопадами, дыхание стало судорожным и тяжелым. Еще немного, и она сорвется, сделает что-то страшное.
— Я уберу синяк, — быстро проговорил Левмир.
Сердце остановилось. Выросли, заострились клыки. Левмир склонился над беззащитной шеей девушки. Айри не успела пошевелиться. Только зрачки стремительно расширились, рот приоткрылся, дрогнули руки.
Кровь обожгла горечью, сквозь которую невероятным образом проступила сладость. Левмир поборол желание довести дело до конца, забрать жизнь из беззащитного тела. Один глоток, и все — заставил себя отстраниться.
Айри глубоко и неровно дышит в его объятьях. Он видит ее лицо в зеркале. Ее руки поднимаются, ощупывают место, где только что был синяк. Нет его, как и боли.
Когда пальцы Айри коснулись его лица, сердце запустилось само. Левмир ощутил свои руки на животе Айри, почувствовал жар ее тела.
Тишина. С лоджии тянет легкий ветерок, колышет пламя свечи, и тени пляшут на лицах. Айри проводит пальцами по щеке Левмира, а он боится вдохнуть, боится шевельнуться. Откуда это чувство, будто она идет по тонкому шнурку, натянутому над бездной? Должно быть, из ее крови.
Айри разворачивается. Теперь ладони Левмира на ее спине. Свечи горят за спиной Айри, и ее глаза становятся черными, как глубокие колодцы. Она касается губами его губ. Осторожно, будто спрашивая разрешения. «Что ты делаешь?» — кричит, задыхаясь, чей-то голос в голове Левмира.
«Не знаю».
Голос пропал. Поцелуй становится страстным, потом — грубым. Громкий треск. Пуговицы с одолженной у Эмариса рубахи летят во все стороны.
— Айри, — шепчет Левмир.
— Хоть сейчас замолчи, — отвечает она.
Он молчит.
Жар обнаженного тела.
Прохладный шелк простыней.
И целый мир, с его Востоком и Западом, людьми и вампирами, растворился, утонул в алых водах, сгорел в лучах солнца.
Роткир проводил ее до дверей гостиницы и, скомкано попрощавшись, исчез. Ирабиль задержалась на крыльце. Пустынный двор окрасился алым — заходящее солнце дарило последние лучи. Хотелось сесть на каменную ступеньку, подпереть кулаком подбородок и грустить, пока не стемнеет. Или пока не рассветет.
— Ну чего вам всем от меня надо? — вздохнула И, усевшись. — Правда, что ли, палкой отбиваться?
Заяц молчал, глядя честно и преданно.
— Вот приду я туда. Валяется он там, как бревно страдающее. — Тут, представив страдающее бревно, Ирабиль не удержалась — фыркнула. — Что мне делать? На шею ему броситься? Понятно теперь, каково людям жилось. Хоть ты что делай, хоть кем будь, а от тебя только одного надо. А я не хочу. Понимаешь? Не хо-чу!
Потрясла зайца, плюшевая голова закивала.
— Что уши повесил? Вот возьму сейчас и пойду на Восток. Не сложнее, чем к Алой Реке. Приду, а там… Айри. Ну и пусть! Хоть десять Айри! Неужели он ко мне не вернется? Не бывает ведь такого, правда?
В пустых глазах игрушки принцесса прочла горький ответ: еще как бывает.
— Да ну тебя, — вздохнула И, поднимаясь. — Пошли. Надо поговорить с Кастилосом, и ты мне поможешь. Не умею я про такие вещи говорить.
Скучающий «распорядитель» не удостоил рыжую девушку с зайцем и беглого взгляда. Принцесса не настаивала. Плетясь по ступенькам, думала, что не видела здесь ни одного постояльца. Должно быть, гостиница пустовала последние три года, а то и дольше. Безжизненная громада всей тяжестью обрушилась на сердце.
Остановившись перед дверью, И провела рукой по бедру, но обнаружила, что на ней платье. Ни одного кармана. Значит, ключа нет. Значит, откроет он, и, увидев его неподвижное, застывшее лицо, И потеряет всю накопленную для разговора смелость.
Занесла руку, чтобы постучать, но дверь тут же распахнулась. Позабыв обо всем, И взвизгнула и отскочила. Показалось, будто на пороге стоит Эрлот.
— Сам в восторге, — заявил сияющий Кастилос, оглядывая рукава плаща. — Заходи, чего стоишь? Отличный заяц, кстати.
Войдя в номер, И осторожно прикрыла дверь. Сердце все еще трепещет. Кастилос, в черных одеждах, с длинными волосами, сейчас действительно походил на Эрлота. Разве что живой цвет лица и глаз разрушали образ. Ах да, еще Кастилос радовался. Эрлот же не позволял себе такого никогда.
— Что-то случилось? — поинтересовалась И, делая нерешительные шаги к столику, на котором поблескивали два бокала.
Кастилос схватил бутылку, одним движением вырвал тугую пробку. Принцесса вздрогнула, когда он поднял бутылку высоко над столом и перевернул. Красная струя вина заполнила один бокал, затем — второй. Стремительное движение, и бутылка уже стоит на столе, ни капли не пролилось. Кастилос подтолкнул бокал к принцессе:
— Держи. Хотя нет, постой, сперва переоденься.
— Чего? — Ирабиль уже не могла удивляться внезапным переменам своего спутника. Переодевания, вино… Лечь бы просто да уснуть. Но брошенный едва ли не в лицо сверток пришлось ловить.
— Прошу сюда! — Кастилос уже в углу. Оба экрана он заранее перетащил, сделав что-то вроде маленькой комнатки.
Как только И зашла внутрь, Кастилос сдвинул экраны. В комнатке оказалась свеча в подсвечнике и даже зеркало. Усадив зайца на пол, Ирабиль распустила тесемки на свертке. Внутри оказалась гладкая светло-зеленая ткань…
— Как прошло свидание?
— Никакое не свидание, — откликнулась Ирабиль. — Отвратительно. Я вообще не умею с людьми разговаривать. Либо глупости несу, либо грублю, а то и вообще не знаю, что сказать.
— Вчера мы довольно весело болтали, пока я не спросил о замужестве.
Принцесса как раз сняла ситцевое платье и застыла, медленно краснея.
— Почему ты так просто об этом? — спросила, радуясь, что не видит лица Кастилоса.
— Потому что все предельно просто. Ты — самое милое в мире существо, а залезть к тебе в душу — легче легкого. Поставь засовы покрепче, мой тебе совет. Если уж я сумел смутить тебе сердце и разум, то у Роткира еще больше шансов. Я лишь ударил первым, чтобы держать тебя на виду. Ведь, согласись ты стать моей женой, ответом будет лишь подзатыльник.
— А ну, погоди! — Принцесса, раздвинув экраны, вышла. Даже в зеркало взглянуть не успела. — Так ты что, специально все подстроил?
Кастилос, опустившись на одно колено, поставил перед ней пару туфелек с серебряными пряжками. Потом скользнул за спину и мгновенно распустил надоевшую косу.
— Испортил ли я Роткиру весь день? Да, конечно. Планировал ли я, что ты будешь болтать с плюшевым зайцем на крылечке? Нет, за это я должен просить прощения.
Туфельки приятной прохладой сжали ступни. Впервые за столько времени Ирабиль почувствовала себя принцессой. Даже волосы рассыпались по плечам, как в детстве. Повернувшись, она задала самый главный вопрос:
— То есть, ты меня не любишь? Правда-правда?
Кастилос сжал ладонями виски принцессы, поцеловал ее в одну щеку, в другую.
— Я тебя ненавижу! — воскликнул он, снова переместившись к столу. Поднял бокал. — За ненависть. За этот великий огонь, очищающий душу!
— Что ты несешь? — Принцесса яростно вытирала щеки ладонями. — И чему ты так рад?
— Дорогая моя, бесконечно любимая и обожаемая принцесса, — провозгласил Кастилос. — Сегодня наша великая армия увеличилась вдвое. Граф Ливирро изъявил желание присоединиться. Вот чему я радуюсь. А теперь — хватай бокал.
Голова пошла кругом еще до того, как Ирабиль ощутила аромат вина. К радости примешалась грусть, почувствовав которую, принцесса разозлилась сама на себя. Пригубила вино, а Кастилос залпом осушил бокал и расколотил его об стену.
— Прекрати! — вскрикнула принцесса, поставив бокал на стол. — Как тебе только в голову такое пришло? Да неужели я бы…
Он просто исчез, чтобы тут же появиться напротив. Правая ладонь легла на талию принцессы, и комната закружилась в вальсе. Не успев сообразить, что происходит, И уверенно ответила на знакомые движения.
— Ты танцевать умеешь? — удивилась она.
— Я умею все, что нужно, радость моя. А от моих поцелуев, говорят, сгорают сердца.
Его лицо оказалось близко, так близко, что И забыла, как нужно дышать. Бросило в жар, потом — в холод.
— «Да неужели я бы», — передразнил Кастилос и повлек принцессу дальше, смел с пути экран и, сделав изящный разворот, остановился перед зеркалом. Он стоял за спиной принцессы, положив руки ей на плечи. Из зеркала на И смотрела обворожительно красивая девушка в платье, похожем на струящийся зеленый поток воды. Щеки девушки алели, зеленые глаза искрились. А позади, улыбаясь невозмутимой улыбкой, стоял прекрасный молодой мужчина.
— Подросткам нельзя ничего запретить, — сказал он. — Зато ими очень легко управлять. Простишь мне эту милую шалость, или дашь пощечину?
Девушка в зеркале опустила голову.
— Я такая слабая…
— Ты открыта миру и наивно веришь, что мир тебя пощадит. Все ждешь нападения чудовищ, мечтаешь броситься на Эрлота и погибнуть. А ведь доброта порой ранит не хуже злобы. Любовь убивает. Один поцелуй может спасти или уничтожить мир. Вся наша жизнь — безумие, а ты недостаточно сумасшедшая, чтобы, смеясь, танцевать на краю пропасти. Тебе никто не нужен, принцесса, кроме одного лишь человека. А ему — никто, кроме тебя. Но хватит киснуть! Пока я за тобой присматриваю, ты себя не уничтожишь.
— Не отходи далеко, — попросила Ирабиль.
— Обещаю. А теперь давай, обними своего лучшего друга.
— Зачем это? — нахмурилась Ирабиль.
— Вскружу тебе голову еще сильнее, а заодно выполню обещание.
Кастилос развернул И, прижал к груди. Она обняла его, расслышала, как один раз стукнуло и остановилось сердце.
— Просто доверься. Я никогда такого не делал, к своему стыду, но уверен, что все получится.
Прежде чем Ирабиль успела испугаться, мир рассыпался на десятки осколков.
Ощущая себя частью стаи, принцесса ликовала. Да, она не могла управлять полетом, всецело подчинялась Кастилосу, но все же — летела! Купалась в воздушных потоках, упивалась скоростью и даже не заботилась о том, куда влечет ее чужая воля.
Стая промчалась над засыпающим городом. Вот уже позади каменная стена — узкая полоска, с такой высоты. Приближается гора, на вершине которой выросла башня. Принцесса различила лестницы, площадки, темные окна. Лишь наверху горит свет.
Кастилос миновал ряд освещенных окошек. Стая поднялась еще выше, туда, где из широких прорезей в крыше выглядывают четыре огромные трубы. Пролетев между ними, летучие мыши сбились в кучу. Наступила темнота. Открыв глаза, Ирабиль отпрянула от Кастилоса. Они стояли посреди каменного зала, словно бы накрытого круглым колпаком, крест-накрест исполосованным двумя широкими щелями. Лунный свет, несколько десятков круглых фонарей освещают нагромождения рычагов и зубчатых колес у основания каждой трубы.
— Понравилось? — спросил Кастилос. — Этот фокус я подсмотрел у Эрлота.
— Я летала, — рассмеялась Ирабиль. Расставив руки, закружилась на месте. — Здорово!
— Под платьем все на месте? — уточнил Кастилос. — Я старался думать об этом, но…
Принцесса остановилась, глаза опасно потемнели.
— Хватит! Лазить! Мне! Под платье! — закричала, тыкая в грудь Кастилоса пальцем.
— Если бы не «залез», ты бы рассердилась сильнее…
— Ну можно было хоть не говорить об этом? — застонала Ирабиль. — Что за манеры? Когда ты рядом, я постоянно чувствую себя голой.
— Это потому, что я — выдающаяся особь мужского пола, — усмехнулся Кастилос. — Эй, не надо меня бить, Осколочек! Ну да, я люблю шутить на скользкие темы…
— Как ты меня назвал? — ахнула Ирабиль.
Спор прервали громкие хлопки. Из-за ближайшего механизма вышел улыбающийся граф.
— Аплодисменты, друзья мои, — заявил он. — Между вами определенно не просто искорка, но целый пожар.
— Ливирро. — Кастилос кивнул графу. — Не забивай моей сестренке голову ерундой. Там и без того — бардак. А где твои звездочеты?
— Послал прогуляться. Ну так что, ваше величество? Примете мою присягу?
Ирабиль покосилась на Кастилоса, тот ободряюще улыбнулся. Когда взгляд принцессы вернулся к Ливирро, граф уже преклонил колено.
— Клянусь каждым действием и помыслом служить королеве Ирабиль.
— Я не королева Ирабиль, — прошептала Ирабиль. — Никогда ей не стану.
— Ну, тогда — Осколочку? — пожал плечами Ливирро. — Ирие? Просто И? Я сделал выбор, сделайте и вы.
Из далекого прошлого вынырнуло воспоминание о присяге Кастилоса. Сразу после того как Эмарис в присутствии лордов наделил его этим именем. Истинным, пришедшим из-за Реки.
Шагнув вперед, она положила ладонь на плечо Ливирро.
— Я принимаю твою присягу. Я верю твоим словам и уважаю твою страсть. Будь верен вечность, и моя благодать не оставит тебя.
Ливирро снял с плеча ладонь принцессы, коснулся ее губами. Церемония завершилась. Кастилос потерял к ней интерес еще минуту назад. Прохаживался вдоль покатых стен, разглядывая… Ирабиль прищурилась, подошла к стене и широко раскрыла глаза. То, что в полумраке казалось трещинами и щербинками на камне, в действительности являло собой звездную карту.
Беспорядочно разбросанные звездочки чья-то рука объединила в причудливые фигуры. Едва шевеля губами, И читала названия: «Эмкири-охотница», «Император», «Великая Река»…
— «Королева Ирабиль»! — воскликнула она. — Что это?
— Созвездия, — раздался голос Ливирро над правым плечом. — Так их легче запомнить. Названия выбираю сам. Созвездие королевы — причудливое скопление звезд. Их так много, что… Впрочем, что рассказывать? Взгляните сами.
Граф подбежал к ближайшей трубе, завертел одну из многочисленных ручек. Зубчатые колеса механизма завертелись, труба со скрежетом приподнялась. Ливирро с минуту еще крутил разные ручки, потом приник глазами к двум трубкам.
— Да, все верно, — поманил принцессу. — Взгляните.
Ирабиль осторожно приблизилась. Стеклышки в трубках казались черными, как глаза вампира. Но, прильнув к ним, И не сдержала восторженного возгласа:
— Такие большие! Так… много…
Она отскочила от трубы, посмотрела в небо, но увидела в том месте лишь несколько тусклых искорок. Вернулась к увеличительным трубкам. Огромное количество звезд, золотых и серебряных, красноватых и зеленых. Как драгоценные камешки, рассыпанные по небу. Принцесса с тоской подумала о своих волосах, которые так же переливались, блестели, пока не стали рыжими.
— Я не оскорбил память вашей матери? — спросил Ливирро.
— Вы сделали ей честь, — отозвалась принцесса, даже не заметив, как ненавистный этикет пробрался в ее речь.
— Желаете посмотреть на луну? Сейчас видна только половина, но на это стоит взглянуть.
Вслед за графом И порхнула к противоположной трубе. Зрелище, открывшееся там, лишило принцессу дара речи. Потеряв счет времени, она вглядывалась в тоскливую желтую равнину, испещренную черными провалами, усеянную горами. Половину луны будто откусили. Несколько раз И отстранялась, смотрела на луну поверх трубы, после чего снова наклонялась к трубкам.
— Кажется, по ней гулять можно…
— Не кажется, — отозвался Ливирро. — Вопрос лишь в том, как до нее добраться. Когда-нибудь я на этот вопрос отвечу.
Лунная поверхность притягивала взгляд, и Ливирро не мешал принцессе любоваться. Отвлек ее голос Кастилоса:
— В прошлый раз такого не было, не так ли?
Он указывал на какое-то место на звездной карте. Ливирро подошел к нему.
— Великолепная память. Это действительно появилось недавно, года три назад. Тогда я получил первые тревожные вести. Эрлот разорял мои деревни, разогнал золотодобытчиков, разобрал железную дорогу. Я был в отчаянии, но вдруг примчался гонец отсюда и вытащил меня из дома. Все звездочеты сходили с ума. Может, стоило посчитать это скверным знамением, но я увидел добрый знак. Рождение чего-то нового, когда все вокруг только гибнет…
Заинтересованная, И подошла к стене. Палец Кастилоса указывает на две крохотных точки, издали сливающиеся в одну. На принцессу не обращали внимания. Ливирро подвел Кастилоса к трубе, повернул несколько ручек, покрутил колесики.
Кастилос смотрел не меньше минуты, а когда поднял голову, принцесса увидела, что он улыбается.
— Три года назад… Иди-ка сюда!
Ирабиль подошла к трубе. Этот участок неба чернел бездонной пустотой, жуткой, затягивающей. Но посреди круглого черного озера И увидела две точки. Крошечные звездочки слабо пульсируют, будто раздуваемые ветром. Серебряная и золотая.
— Как они называются? — чуть ли не закричала принцесса.
— Пока никак, — сказал Ливирро. — Я не смог подобрать подходящего…
— Назовите их Драконами.
Принцесса Ирабиль отпрянула от трубы, подскочила к Кастилосу, улыбаясь, как безумная. Он улыбнулся в ответ и наклонил голову.
— Как пожелаете, ваше величество. — Ливирро вернулся к стене, в руке у него возник карандаш. Тонкий грифель вывел название над двойной точкой.