Потерявшие судьбу

Эпилог

В сиренево-фиолетовый искрящийся сон проникает что-то чужое. Знакомые звуки волшебной мелодии задрожали, рассыпались осколками. Поблекло и исчезло лицо с горящими глазами.

Плач.

Сдавленные рыдания.

Но кто, кроме нее, может плакать здесь?

Чей это голос, такой знакомый, что узнавать его не хочется?

Арека открыла глаза. Слабо светит лампа на письменном столе. На кровати кто-то сидит, согнувшись. Вздрагивают плечи, покрытые водопадом темно-рыжих, а в темноте кажущихся черными волос.

«Что с тобой?» — исполненные ужаса слова застыли на губах. Арека поджала ноги, села, стараясь не шуметь, зная, что все равно каждое движение услышано.

Теперь видно лицо, мокрое от слез. Настоящих, не кровавых. Знает, что уже не одна, но не повернется. Куда же она смотрит? Арека опустила взгляд.

Ладони герцогини сложены вместе. Так в детстве носили ягоды земляники, так зачерпывают воду, чтобы попить или умыться. Но что у нее в руках?

Пыль?

Песок?

Земля?

Пепел.

Дыхание сбилось. Арека закрыла глаза, будто яркая вспышка ослепила ее. Тьма и пустота. Даже в том укромном уголочке она теперь одна. Сидит на пустой скамейке, смотрит в пустое небо.

Нет… Не пустое. Вот одна слабая звездочка мелькнула среди туч. Всего одна, такая маленькая…

Ладонь Ареки коснулась плеча Атсамы, легонько сжала. Скользнула по спине, еще раз и еще.

— Почему?.. — разобрала Арека тонущее в слезах слово.

Встала на колени. Обняла, прижала к себе ту, что оказалась рядом однажды, вопреки всем законам и правилам, и не отступилась ни разу.

— Почему… — Теперь только угадать можно, ни звука не разберешь.

Арека молчит и смотрит в ночное небо, затянутое тучами. Там правда горит звезда. Крошечная звездочка. Разве что от слез покажется, будто она двоится. Но ведь нет слез, и не будет. Обещала.

Шумно вдохнув, собравшись с силами, Атсама прокричала терзавший ее вопрос:

— Почему ты меня утешаешь?!

Ярко вспыхнул и погас огонь в лампе. Звезда исчезла, и мир погрузился во тьму. В тишине, сковавшей мертвую крепость, едва слышно бились два сердца.

Эрлот солгал.

Той же ночью, сидя в кресле угрюмого сторожа покинутого завода, И видела гибель Варготоса. Все планы рухнули. Теперь поздно было что-либо менять.

Когда они вышли из города, ни принцесса, ни Роткир не решились заговорить с Кастилосом, который брел, будто зомби, переплывший с Того Берега на этот. Обойдя часть городской стены, наткнулись на рельсы и пошли вдоль них.

— Там у нас завод по выплавке чугуна, — сообщил вполголоса Роткир.

Ирабиль посмотрела на него широко раскрытыми глазами. После всего, что случилось, можно вот так просто хвастаться достопримечательностями?

Роткир неправильно истолковал ее недоумение. Кивнул на рельсы:

— Эти штуки там отлили. Паровозы тоже. Хвала этому веселому выродку — ни одного не осталось.

Теперь принцесса видела вдали трубы и непонятные сооружения. Так далеко. Добредет ли Кастилос? Если, конечно, именно завод — его цель.

— Далеко от города, — продолжал Роткир, — потому что чадит сильно. А все равно, когда ветер дул неправильно, покашлять приходилось. А уж там-то…

Принцесса как будто уплыла куда-то прочь от своего тела, воспарила над ним, глядя, как упрямо шагает вперед сама, как рядом идет Роткир, размахивая правой рукой, а левой — сжимает ее ладонь. Надо же, и не почувствовала ведь.

— Эй! — Роткир стиснул руку, и принцессе пришлось вернуться. — Ты будешь меня слушать, поняла?

— Я не хочу, — хрипло отозвалась Ирабиль.

— Меня это ни разу не колышет, рыжая. Слушай, кивай, задавай вопросы иногда, чтобы я поверил, что вникаешь. Не будешь спрашивать — вопросы я начну задавать. Ясно?

— Ясно, — кивнула она, не отрывая глаз от окровавленной спины Кастилоса. — Как плавят металл? Мечи же в костре обычном не плавятся.

— То в обычном, — тут же отозвался Роткир. — А вот попросим потом твоего брательника какую-нибудь железяку растопить — увидишь, как просто.

— Он мне не брат, — прошептала Ирабиль.

— Тут уж как пожелаешь. Только вот мое мнение: если мужик ради тебя такое делает и при этом в койку не тянет — он тебе скорее брат, чем что-либо иное. А на заводе — там да, вампиры на домне стояли. Домна знаешь, что такое? Дойдем — покажу.

Первым зданием завода оказалась сторожка, из которой выскочил седой старичок. Увидев Кастилоса, всплеснул руками и помог ему зайти внутрь.

Тесное помещение, наполненное стариковским запахом. Роткир поморщил нос. Кастилоса уложили на застеленный тряпками лежак хозяина, И села на крошечный табурет у стола. Роткир пытался стоять у двери, но все равно то и дело мешался сторожу, суетившемуся, собирая на стол.

Гостеприимство старика пропало втуне — никто не хотел еды и чая. Просидев внутри минутку, И выскочила наружу. Следом вышел Роткир.

— Ну что ты за мной идешь? — всхлипнула она.

— Эрлота не догнать, они на лошадях ускакали, — сказал Роткир. — А домна — она вон в том здании, самом высоком. Здоровенная такая бочка! Идем, посмотрим.

До вечера они осмотрели весь завод. Каждый раз, как принцесса начинала хлюпать носом, Роткир показывал ей то желоба, то прокатный стан, то еще что-нибудь, заставляя задавать вопросы.

Когда же смерклось, Роткир настойчиво потянул ее обратно к сторожке. Туда, где лежал безмолвный Кастилос.

— Я уж хотел искать идти, — проворчал сторож. — Не нужно тут по ночам шарашиться.

— Отдыхай, дружище, — махнул рукой Роткир. — Видал я их, даже трогал — безобидные.

— Так-то оно, может, и безобидные, — нехотя согласился старик. — Только даму-то к чему пугать?

— Даму! — фыркнул Роткир. — Слыхал бы ты, как эта дама матом загибает!

— А нынче время такое, — заступился сторож. — Как иначе-то?

— Кто такие «они»? — спросила И, больше по привычке задавать вопросы, чем из интереса.

— Сама погляди.

Роткир вытянул руку в сторону доменного цеха.

Солнце опустилось за горизонт, и в наступившей темноте принцесса не сразу заметила человеческие фигуры. Удивление уступило место страху, когда фигуры принялись сиять.

Словно наполненные звездным светом, они плыли над землей от дверей цеха к выходу с завода. Потом к ним присоединились призраки других цехов.

— Чего это они сегодня? — удивился сторож. — Обычно все больше там бродят, как будто работают.

Ирабиль уже различала черты лиц этих странных созданий, когда Роткир потянул ее в сторожку.

Кастилос лежал в прежней позе, с закрытыми глазами. Роткир откашлялся, сообщая о своем присутствии:

— Знаешь, мужик, ты бы хоть пальцем шевелил изредка. А то по вампирам в таком состоянии не понять — то ли помер, то ли нет.

Принцесса содрогнулась. Роткир нарушил негласный договор, обратившись к Кастилосу. Столько всего сразу навалилось. Как теперь с ним быть? Что говорить? Сказать «спасибо», или осыпать проклятиями? Но важнее другое. Нужно дать ему крови, и много.

— Как будто жив, — сказал сторож. — Только от крови отказывается.

— Ты это брось, мужик, — снова заговорил Роткир. — Кушать надо, тебе разве мама не говорила? Мне вот не говорила, я ее вовсе не помню, от других слышал. Как проголодаешься — скажи. У старика выдержанная, терпкая, а у меня — огонь! Смотря что больше любишь.

— Перестань, — шепнула И, дернув Роткира за руку.

Они сели у окна, кое-как сдвинув рядом два табурета. Сторож навис над ними. Все трое смотрели, как призраки расползаются по равнине, стоят, безмолвные и непоколебимые.

— Вот…, - выругался Роткир в полный голос, а когда И взглянула на него, указал вдаль. — Началось.

Там, где виднелись башни и пирамида графа Ливирро, полыхало зарево. Алые сполохи окрасили небо, и на их фоне принцесса видела тысячи летучих мышей. Город жгли беспощадно.

Роткир видел гораздо больше.

— Умно работают, твари, — процедил сквозь зубы. — В два кольца взяли, никого не выпускают. А мыши сверху… Сколько ж там огня…

— Вот и мне, значит, конец придет скоро, — вздохнул сторож, промокая рукавом глаза.

— Врать не буду, — кивнул Роткир. — Как сухари догрызешь — лучше сразу помирай.

— Ай, спасибо, добрый человек. А куда это раненый подевался?

Роткир подскочил с места, но И не шевельнулась. Заметив ее спокойствие, вернулся к окну и Роткир.

Кастилос стоял там, окруженный призраками. Его непривычно ссутуленная фигура пугала едва ли не больше, чем эти тускло светящиеся существа.

Принцесса Ирабиль поднялась.

— Куда ты? — Роткир посмотрел на ее мокрое от слез лицо.

— Где его вещи?

Сторож приподнял крышку лежака, на котором только что лежал Кастилос. Там обнаружился и огромный меч, и сверток с плащом, и новые ботинки.

— Что делать собираешься? — спросил Роткир, когда она, взяв одежду и обувь, шагнула к двери.

— Жить, — отозвалась Ирабиль.

Призраки не обращали внимания ни на нее, ни на Кастилоса. Их так много, что вскоре обходить сделалось невозможным. Принцесса двинулась сквозь них, будто через серебристый туман. Думала, внутри будет холодно, затхло, но нет. Только легкий туман, и все.

Она остановилась перед Кастилосом, положила сверток с одеждой у его ног и, выпрямившись, заглянула в глаза. Даже если бы луна не выкатилась на небосвод и не озарила пустынную равнину таинственным светом, принцесса увидела бы эти два тусклых уголька на черном фоне. Гаснущий огонь вампира.

— Спасибо, — шепнула Ирабиль. — Спасибо, что оставил мне жизнь. Смотри на меня теперь. Не на них — на меня. Меня ты выбрал, на меня и смотри.

Кажется, он посмотрел. Кажется, огонь сверкнул чуть ярче. Переборов страх перед его болью, И подошла ближе, ее ладони легли на плечи Кастилоса.

— Нам нужно идти дальше, — прошептала она. — Найдем цель, выберем путь. Давай… Знаешь, что? Давай пойдем к Монолиту! Давай разберемся, кто мы есть и что нам делать. А пока… Пока мы живы.

Повернув голову, она увидела Роткира, прокладывавшего путь через толпу призраков. Он чуть не сгибался под тяжестью чего-то огромного. Подойдя ближе, с облегчением уронил на землю меч императора Киверри.

Принцесса опять заглянула в глаза Кастилосу. «У тебя есть твоя красота», — сказал Роткир… сказал сегодня, хотя так давно. Что ж, хоть что-то у нее есть. Что-то, кусочек чего можно и подарить. Даже если это не нужно Кастилосу — он поймет, не может не понять, что она дарит единственное, что у нее есть, так же, как он подарил ей все, чем обладал сам.

— Спасибо, — повторила принцесса и коснулась губами его губ. — Спасибо, — шепнула вновь, положив голову ему на плечо. — А теперь возьми мою кровь. Она вся твоя, по праву, так возьми столько, сколько нужно, или она сожжет меня изнутри.

Несколько страшных мгновений казалось, что ничего не произойдет. Он, должно быть, и не слышал, и не видел ничего, кроме бредовых видений. Но вот холодные руки сомкнулись на спине принцессы. Холодные губы коснулись кожи на шее. Ирабиль зажмурилась, и вовремя — клыки вонзились в плоть.

В том водовороте, в который вовлек ее укус, в том вечном падении и бесконечном взлете она ухитрилась сохранить частичку себя, хоть и считалось, что это — невозможно. Эта частичка смеялась от счастья. Он взял ее кровь, он выбрал жизнь, а значит — ничего не кончено. Война, первый бой которой так позорно проигран, продолжается. И, может быть, все жертвы окажутся не напрасными.

Кастилос отстранил от себя ослабевшую, бледную девушку. Глядя на нее своими обычными человеческими глазами, чуть приподнял уголки губ:

— С поцелуем, пожалуй, перебор, — сказал он. — Обещал ведь, что налысо побрею, балда.

— Прости, — выдохнула принцесса, прежде чем сознание оставило ее.

Стискивая боевой молот, князь Торатис шел по красной ковровой дорожке к дверям молельни. В ушах все еще стоит грохот падающих камней, стенобитных орудий. Церкви Алой Реки крушили по всему княжеству. Вопящие от восторга дети и взрослые собирались толпами, позабыв о делах. На их глазах рыцари отрабатывали штурм крепости, а под конец разносили вдребезги черные здания, будто нарывы, покрывающие светлое лицо города.

Не все князья, собравшиеся у Торатиса, одобряли этот шаг. Бинвир даже хотел отказаться от похода, но Эмарис его переубедил. Торатису же не было никакого дела до мнения князей.

Толкнул двери ногой, широкий шлейф света протянулся до самого алтаря, блеснула серебряная чаша. Торатис взял молот обеими руками. В несколько больших шагов пересек зал. Удар обрушился на каменный алтарь, смялась чаша, полетели обломки. Еще дважды Торатис поднимал орудие, дважды опускал, и алтарь обратился в крошево.

Перешагнув через обломки, князь остановился у стены. Глухая стена, казалось бы, но глаза князя видят круг, заложенный кирпичом, щели, замазанные шпатлевкой.

Снова взмыл в воздух молот. Удар, еще, еще. Кирпичи вылетают наружу, а внутрь рвется солнечный свет, заполняет мрачное помещение, делает его веселым и приветливым. Как в те дни, когда они все втроем встречали здесь едва ли не каждое утро. Солнце вернулось в сурию.

— Свети для той, что никогда от тебя не отворачивалась, — шепнул Торатис. Отброшенный молот грохнул о каменный пол. Эхо вскинулось и затихло. Только с улицы рвется птичий гомон, свежий ветер развевает волосы.

Торатис забрался в круглый проем. Руки еще цепляются за острые осколки кирпича по краям. Взгляд пробежал по пустому саду, поднялся выше, к небу. Так же Торатис стоял здесь пять лет назад, разбив цветные стекла, с кровоточащими ладонями, и взглядом провожал ненавистный воздушный шар, пока он не исчез за горизонтом.

— Надо было закончить все еще тогда, — прошептал князь.

Торатис подался вперед. Один шаг — и все кончено. Один шаг, и все грехи перечеркнуты. Он задыхался от радостного предвкушения, одна нога повисла над пропастью.

— Вряд ли она станет счастливее.

Торатис замер, узнав голос Эмариса. Плечи князя поникли.

— Уйди, — сказал, не оборачиваясь. — Я решился и счастлив, а ты сеешь сомнения.

Голос Эмариса слышался слева, а с правой стороны заговорил Левмир:

— Ты не счастлив и никогда не будешь. На Той Стороне забвения нет. Но что ты предпочтешь вспоминать там? Позорное бегство от своих деяний или битву за будущее своего народа?

Торатис тихо засмеялся. Слезы текли по щекам, руки дрожали. Один шаг, один миг… Или долгие месяцы мучений.

— Зачем вам еще один смертник? Причем такой, которому не во что верить.

Вновь заговорил Эмарис:

— Там, на Западе, лишних смертников не будет. А такая тварь, как ты, пригодится всегда. Тварь, готовая сдохнуть без рассуждений. Отойди от окна, Торатис. Позволь своей жалкой жизни принести хоть какую-нибудь пользу.

Высота уже не кажется такой манящей, руки не дрожат. Прыгнуть? Но ведь это смешно. Двое вампиров, чьи сила и быстрота значительно превосходят человеческие, сумеют его вытащить, будто ребенка, случайно упавшего в фонтан.

Торатис повернулся к солнцу спиной. Посмотрел в глаза Эмарису, Левмиру.

— Надеюсь, там все настолько страшно, как вы говорите. Потому что в противном случае я останусь разочарованным.

День отплытия подкрался внезапно. Левмир лег спать с головой, гудящей от бесконечной вереницы военных терминов, расчетов, карт. А проснувшись утром, понял, что — все. Канул в небытие еще один кусочек души, привязавшийся к Востоку. Востоку с глазами Айри.

Еще до рассвета на пристани собралась толпа. Женщины, дети, старики и старухи — все, плача, провожали мужчин на далекую и непонятную войну. Один за другим отплывали корабли, присоединяясь к длинной веренице, уже уходящей за горизонт. Князь и приближенные стояли особняком, ожидая последнего корабля. Когда он приблизился и на борт стали входить лучшие бойцы, Торатис повернулся к дочери.

— Ты должна была сама понять, что я не вернусь, — сказал, глядя ей в глаза. — Все остается тебе. Малая цена за… за все. Я не в праве даже попросить у тебя прощения. Просто пообещай, что постараешься стать счастливой. Пообещай, как умирающему, если можешь.

Левмир следил за Айри с тревогой. Боялся, вдруг она плюнет князю в лицо или вовсе на него набросится. Но лицо княжны осталось спокойным. Она лишь наклонила голову:

— Приложу все силы. А их у меня немало.

Торатис кивнул и двинулся к трапу, подняв над головой сжатый кулак. Толпа провожала его дружным воплем, хотя, Левмир знал точно, князь предпочел бы один-единственный голос, тихо говорящий: «Прощаю».

— Запомни все, чему я тебя учил, — обратился к Айри Эмарис. — Не вздумай плодить себе подобных. Никакой охоты. Чем скорее озаботишься поиском фаворитов, тем лучше будет для тебя и княжества.

— Я запомнила, а дальше предоставь мне решать, — сообщила Айри.

Эмарис заглянул ей за спину и с улыбкой махнул рукой Рикеси.

— И ты прощай. Приглядывай за хозяйкой, не позволяй ей глупостями заниматься.

Служанка кивнула с серьезнейшим видом и сделала шаг по направлению к Айри, будто уже готовая в случае чего хватать ее и тащить прочь от опасных глупостей.

— Не задерживайся, — сказал Эмарис, хлопнув Левмира по плечу, и пошел к кораблю.

Левмир с Айри отошли подальше. Айри подняла голову и улыбнулась. Над пристанью возвышалась каменная стена, увенчанная зеленой шапкой кустов.

— Помнишь?

Левмир пожал плечами, но тут же хлопнул себя по лбу ладонью. Конечно же! Там, наверху, — аллея, опоясывающая площадь фонтанов.

— Вели себя как дураки, — сказал он, пряча взгляд от Айри.

— Мне хоть будет, что вспоминать, — отозвалась княжна. — Впервые в жизни вела себя как дура. Может, больше и не доведется. Возвращайся.

Левмир посмотрел на нее исподлобья.

— Как только отыщешь ее и убьешь этого своего Эрлота — летите сюда. Что-то мне подсказывает, здесь будет приятнее жить.

— Не думаю, — покачал головой Левмир. — Для нас с ней здесь не будет места, как не будет и там. Я не вернусь, Айри. Мы прощаемся навсегда. Спасибо тебе за все.

Он сунул руку за пазуху и достал увесистый сверток. Протянул Айри. Она осторожно распустила тесьму, развернула мягкую кожу.

— Ты что, сам их сделал? — ахнула она, увидев множество блестящих метательных ножей.

— Нет, конечно, — улыбнулся Левмир. — Делали кузнецы. Но в них — моя кровь. Их не сломать, не расплавить, и, если нужно, они понесут твое пламя врагам. Береги себя, ладно? И не забывай меня.

Айри с явной неохотой завернула ножи обратно. Левмир подумал, что сегодня же вечером княжна тайком от всех ускользнет в трущобы искать приключений.

— Не забуду, — пообещала она. — Скорее Солнце взойдет на Западе.

— Пора бы ему там взойти, — вздохнул Левмир.

Обнялись, не обращая внимания на восторженный гул толпы — сотни глаз наблюдали за княжеской дочкой. Левмир долго не решался разжать руки, выпустить Солнечный Лучик, шагнуть в холодную тьму, которую придется освещать самому. Айри отстранилась первой.

— Да, еще… — Он протянул сложенный вчетверо лист бумаги.

Айри несколько секунд смотрела на свой обведенный тушью портрет. Свернула и отдала обратно.

— Похоже вышло. Но оставь себе. Не забывай меня.

С корабля донесся крик Эмариса:

— Его величество Эрлот изволят подыхать от скуки!

Левмир быстро коснулся руки девушки, кивнул, напоследок одарив ее взглядом солнечных глаз, и поспешил прочь, ни разу не обернувшись. Впрочем, Айри и не смотрела вслед. Щелчком пальцев подозвала Рикеси, а когда служанка подбежала, схватила ее за локоть и потащила к карете.

— Что происходит? — Рикеси оглядывалась и спотыкалась. — А корабль? Куда мы? Разве не будем махать платочками? Я платочек взяла! Вы из-за цепочки? Но господин Левмир мне ее сам подарил, честно, я отказывалась, хотите — забирайте.

— Ри-ке-си! — громко сказала Айри. — Сделай одолжение, прекрати болтать хотя бы до захода Солнца. Мне тебе так много нужно рассказать, а тебе так много запомнить, что я начну прямо сейчас. Значит, так: делать особо ничего не придется, главное — слушать министров…

Стоя на борту, Левмир растерянно вглядывался в пеструю толпу, остающуюся на пристани. Корабль отплыл, уже все разошлись по палубе, привыкая к новому жилищу, а он все смотрел и смотрел, но не видел той единственной, что, как ему казалось, должна была стоять там до вечера.

— Когда уходишь — уходи, — сказал за спиной Эмарис.

— Ты-то знаешь, о чем говоришь, — огрызнулся Левмир.

— Потому и говорю. Хватит, забудь. Посмотри лучше сюда.

Левмир нехотя обернулся и замер с открытым ртом.

— На бумаге все не так впечатляюще, да? — рассмеялся Эмарис.

Море пестрело разноцветными флагами и парусами. Алые, желтые, синие, зеленые, и все прочие, мыслимые и немыслимые цвета. Сколько хватало глаз — простиралась немыслимая флотилия, неся в неведомый край сотни тысяч отчаянных воинов.

Среди аляповатого месива, как вороны среди павлинов, выделялись корабли смертников и пожизненных заключенных — эти шли под черными парусами. Даже их было много, гораздо больше, чем мог уместить у себя в голове Левмир.

— Мы победим, — прошептал он, сжав кулаки. И больше уже не смотрел на тающую вдали опустевшую пристань.

Сентябрь 2016 — сентябрь 2017-го.