Потерявшие судьбу

Глава 17

Этот день Ирабиль запомнила как один из лучших в жизни. Она будто вернулась в детство, в ту недолгую пору, когда отец научился смягчать взгляд. Только вместо отца был Кастилос, а вместо конных прогулок и визитов к чопорным лордам — веселый человеческий мир, таящий столько на первый взгляд глупых, а в действительности очень смешных развлечений.

Добрались до центра города, поймав извозчика. Парень долго смеялся, когда Ирабиль назвала его коляску каретой, и даже не хотел брать денег за проезд. Принцесса посмотрела на Кастилоса с тревогой, но тот лишь улыбнулся.

Утро только-только переходило в день, народу на улицах становилось все больше, но пьяных почти нет. Вздохнув с облегчением, И позволила Кастилосу окунуть себя в водоворот. За каких-нибудь два часа она до тошноты укаталась на карусели, ловя на себе удивленные взгляды детей и строгие — взрослых; перепачкалась сладкой ватой с ног до головы и в панике умоляла Кастилоса достать воды; разинув рот, посмотрела кукольное представление в деревянном ящике (гомон стоял страшный, разобрать, что говорит кукольник разными голосами не получалось, но когда все смеялись, И смеялась тоже); вскарабкалась на высоченный столб за плюшевым медвежонком, которого тут же подарила плачущей девочке; гладила и кормила морковкой маленькую лохматую лошадку пони.

— Почему в Кармаигсе всего этого нет? — воскликнула уставшая, но счастливая принцесса, усевшись на край огромной цветочной клумбы.

Кастилос протянул ей невесть где раздобытую вазочку с чем-то белым и холодным. Сам уселся рядом.

— А много ты так гуляла по Кармаигсу?

Задумалась, подцепила ложечкой кусочек непонятной штуковины, похожей на снег.

— Нравится? — улыбнулся Кастилос, глядя на лицо принцессы. — Это мороженое. Ешь потихоньку, а то горло заболит.

Он придвинулся ближе, их плечи соприкоснулись, но Ирабиль не обратила внимания, увлеченная мороженым.

— В Кармаигсе был театр, — говорил Кастилос. — Ну и еще кое-что, по мелочи. Видишь ли, любое начинание утверждает граф, а графом Кармаигса был Эрлот. Его отношение к людям тебе хорошо известно.

— А театр?

— Везение. Один из тех, кто его придумал, знал Чевбета, и попросил его об услуге. Чевбет обратился к Освику, Освик — к королю. Все решили в обход Эрлота.

— Освик был добрым, — вздохнула Ирабиль.

— Освик был разным. Кстати, помнишь нашу первую встречу? Я тогда еще был человеком.

Удивленный взгляд принцессы заменил ответ.

— Вы с Аммитом приехали в гости к Освику. Я подал тебе чай, а ты уронила пирожное на платье и разревелась.

— Пирожное помню, — хмурясь, сказала Ирабиль. — Тебя — нет. Я вообще никогда не видела у Освика слуг.

— На самом деле ты и не должна была меня видеть, — сказал Кастилос. — Мы все там в совершенстве изучили искусство незаметного существования. Освик любил людей, которых выдумал сам — сильных и гордых, но угнетенных. Настоящих же предпочитал не замечать вовсе. Они его раздражали.

Мимо прошла высокая девушка в туфлях на высоком каблуке. Состроила глазки Кастилосу, метнула презрительный взгляд на его рыжую спутницу, которая как раз испачкала кончик носа мороженым. Платье девушки очень напоминало то, что осталось в гостинице. Теперь, оглядываясь, И заметила, что все девушки ее возраста одеваются примерно так. Сама же она, должно быть, больше напоминала мальчишку в своих брюках и блузке. Отсюда и презрение.

Так решил разум, но в груди проснулось какое-то желчное, злое чувство. Не успев обдумать, И придвинулась еще ближе к спутнику и храбро встречала все взгляды.

— Скажи, — послышался тихий, нерешительный голос Кастилоса. — А если бы не Левмир, ты вышла бы за меня замуж?

Вазочка разлетелась, упав на булыжную мостовую. Остатки мороженого белыми пятнами усеяли сапоги принцессы, но она этого даже не заметила. Попавшись в ловушку взгляда Кастилоса, она уже не могла отвернуться.

— Повторю вопрос. — Он улыбнулся, достал из кармана платок и встал на одно колено перед принцессой. — Я ведь вижу, как тебе хорошо со мной. Иногда мы боимся своих настоящих чувств, стараемся не замечать их. Но они от этого становятся лишь сильнее, сжигают изнутри. Так что? Согласилась бы?

— Н-н-не знаю, — пролепетала И, глядя широко раскрытыми глазами, как Кастилос осторожно протирает ее сапоги. Его взгляд не отпускал, вкрадчивый голос, взывая к остаткам яда в крови, кружил голову:

— Беспокоишься о Левмире? Он взрослый парень, поймет, примет твой выбор. К тому же, у него есть Айри.

Принцесса соскочила с клумбы. Айри, опять эта Айри! Минувшей ночью она снова видела ее во сне, и в этот раз видение оказалось еще ужаснее.

— Перестань! — хотела закричать, но взмолилась. — Зачем ты так?

— Я просто делаю то, что считаю нужным в данный момент, — пожал плечами Кастилос, пряча платок в карман. — Когда-нибудь ты поймешь, что я к тебе испытываю. Тогда твой взгляд станет другим. Идем в гостиницу, тебе нужно отдохнуть.

— Я не устала.

— О, хочешь еще погулять?

— Нет! — Ирабиль схватилась за голову. — Нет, пойдем в гостиницу, я… посплю.

Ирабиль брела впереди, а следом, заложив руки за спину, вышагивал Кастилос. Обернувшись однажды, И заметила, что он улыбается.

На тусклые карандашные линии ложится блестящая тушь. Левмир сам не заметил, как остановил сердце, обводя знакомые до слез линии. Чтобы не дрогнула рука, чтобы не упало случайное дыхание… Разум понимал, как это важно, и сказал сердцу замереть.

Быстрые, уверенные движения. Нажим сильнее — линия толще. Едва касаясь — глаза, волосы. Наконец, последний штрих — готово. Левмир отстранился, разглядывая портрет. Безукоризненный, лучший из всего, что он когда-либо рисовал. Даже губы принцессы алеют, пропитанные его кровью.

Застучало сердце, и тут же боль пронзила его. Левмир выпустил из дрожащих пальцев листок, и тот, качнувшись в воздухе, упал на стол.

— Я ничего не чувствую, — прошептал Левмир, пряча лицо в ладонях. — Как это могло получиться? Почему?

Он и не представлял, что можно испытывать такое. И не смог бы объяснить, спроси кто. Когда чувство ушло из сердца, почему разум цепляется за него с такой страстью?!

«На то она и страсть, — прошептал кто-то у него в голове. — Ты вампир, благодари за это Реку. Ты не сдашься без битвы. Не отступишь, пока кровь не смоет всех преград».

Слева на столе — карандашный набросок лица Айри. Беглый и где-то даже небрежный. Но глаза не видят серых линий, они видят блеск черных глаз, улыбку или возмущенную гримаску. Или печаль. Княжна всегда будто немного печальна.

Звук шагов заставил Левмира отвести взгляд. Уставился на дверь, моля сердце успокоиться. Но чем ближе шаги, тем отчаяннее колотится в груди…

Дверь открылась и тут же захлопнулась, впустив в покои серый ураганчик, оказавшийся Рикеси. Левмир перевел дух.

— Чего тебе? — Не хотел так грубо, само вырвалось, но служанка и не подумала обидеться.

— Прячусь, — сообщила она. — Госпожа Айри удалилась гулять в расстроенных чувствах, а меня с собой не взяла, и дверь в свои покои закрыла. А меня, если поймают, отдадут Преосвященству, чтобы в жертву принести! А я… Я, господин Левмир, не хочу в жертву. Можно я у вас посижу тихо-тихо? А как госпожа Айри вернется — сразу убегу?

— Сиди, — улыбнулся ей Левмир.

Рикеси ему нравилась. Напоминала деревенских девчонок — простая и понятная, вся душа нараспашку.

Он попытался собрать листы, но портрет принцессы Ирабиль выскользнул из пальцев и, подхваченный ветерком из открытой двери лоджии, полетел к усевшейся на кровати служанке. Рикеси сноровисто подхватила его.

— Ух ты! — восхищенно выдохнула она. — Это сестричка ваша? Какая красавица…

— Если бы, — вырвалось у Левмира, и он до крови прикусил губу за эти слова.

Рикеси посмотрела на него исподлобья. На портрет, на Левмира. Нахмурилась.

— Так это — ваша возлюбленная, господин Левмир? Но… Она ведь совсем маленькая!

Он возмущения в глазах служанки Левмиру сделалось не по себе, но тут же вспыхнувшая мысль заслонила собой все.

— Ну да! — воскликнул он, вскочив со стула. — Конечно! Я ведь только такой ее и помню!

Он подбежал к Рикеси, отобрал портрет, вернулся к столу. Пусть ненамного, но полегчало. Может, в этом и секрет? Он запомнил тринадцатилетнюю девчонку, а шестнадцатилетнюю девушку… Шестнадцатилетнюю девушку узнал другую.

— Мне срочно нужно отсюда убираться, пробормотал Левмир, пряча портреты во внутренний карман кафтана.

— Госпожу Айри искать? — влезла Рикеси, о которой Левмир успел позабыть за эти две секунды. — Вот правильно! Очень уж она огорченная с прогулки вернулась, никогда ее такой не видела!

Левмир посмотрел на служанку, которая и сама сейчас выглядела несчастной, как щеночек, которого пнули ни за что ни про что. Кажется, даже слезинка блеснула…

— Ну и что мне ей сказать? — прошептал Левмир, вдруг утратив голос.

— То, что чувствуете. Это — всегда самый верный путь.

— Этот путь никуда не ведет. Я не могу…

— Господин Левмир! — Рикеси вскочила, перестав походить на щеночка. Глаза сверкнули решимостью. — Когда двое чувствуют одинаково — путь ведет в правильном направлении! Все остальное — ерунда. Знаете, как говорят? Сердцу не прикажешь!

Должно быть, что-то изменилось в лице Левмира, потому что Рикеси попятилась от него и, столкнувшись с кроватью, шлепнулась на матрас.

— Ну, я могу приказать сердцу, — усмехнулся Левмир, чувствуя, как удлиняются клыки. — И оно меня послушает.

— Вы сейчас — не как человек говорите! — прошептала Рикеси.

— Человеку не всегда стоит разевать рот. Иногда лучше предоставить вампиру эту честь. — Левмир направился к лоджии. — Прячься здесь, пока я не вернусь. Запри дверь на задвижку. Княжна на улице?

— Совершенно верно, — подскочила Рикеси. — Она с обратной стороны, в саду. А я посижу, спасибо вам огромное, господин Левмир, вы такой добрый и…

Рикеси моргнула, а Левмир исчез. Только красное пятно мелькнуло за перилами лоджии.

— Ох, ради меня бы кто с балкона прыгнул, — вздохнула служанка и поспешила к двери — запереться.

В густом запахе цветов княжна Айри переходила от одной клумбы к другой, пристально вглядываясь. В руках ее постепенно увеличивался букет. Цветок оттуда, цветок отсюда…

Искусству составления букетов Айри научилась от матери. Княжна любила цветы и заполняла ими все помещения во дворце, а уж свои покои и дочери — особенно. Айри засыпала и просыпалась под сладкий аромат.

Потом цветами украсили корзину воздушного шара, на котором княгиня отправилась к Солнцу. Айри стояла, вцепившись в бортик корзины, и ждала чуда. Мама смотрела на нее молча, не в силах уже сказать ни единого слова из-за уничтожившей ее болезни. А слуги все носили и носили цветы…

Мотнув головой, Айри отогнала воспоминания. Нельзя сейчас расклеиться, битва еще не окончена. Значит — собраться и идти до конца!

«Глупенькая, — прошептал голос матери. — Разве так вернешь судьбу? Разве Алая Река подчинит себе Солнце?»

— А как? — шепнула Айри, и букет задрожал. — Я никак иначе не умею. Либо все возможное, либо — ничего.

Но непрошенный призрак матери исчез так же внезапно, как появился. Вздохнув, Айри сорвала алую розу и попыталась пристроить ее к букету. Нет, не сюда и не сюда… Не годится она в этом букете, но… Но…

— Рикеси считает, я должен сказать тебе, что чувствую.

Айри вздрогнула только в мыслях. Тело же, слишком привыкшее к внезапной опасности, мгновенно развернулось, и каждый мускул изготовился к битве.

Левмир. Стоит в трех шагах, смотрит в глаза. Как же он подкрался так незаметно? Ах, да… Эмарис тоже так может — не раз ее врасплох заставал.

— Для служанки, которая в должности чуть больше суток, она слишком много считает, — заметила Айри. — Скажу ей, чтобы не досаждала.

Удар попал в цель — Левмир смутился. Интересно, бьется ли у него сейчас сердце? Наверняка бьется — вон, румянец на щеках. Теперь пропал, и губы сжались плотно. Как же легко его читать!

— Она не досаждает. Может быть, она права. Давай поговорим начистоту?

— О твоих чувствах? — Айри, всеми силами стараясь двигаться спокойно, примеряла розу к букету. — Ну что ж, говори.

— Кажется… Я тебя люблю.

Не сдержалась. Дрогнула рука, острый шип вонзился в палец, выступила капля крови, а вместе с ней — злость. «Кажется!» Это все, чего я удостоилась? Какого-то жалкого «кажется»?

Айри, не обращая внимания на боль, смяла розу в кулаке и бросила под ноги останки. Левмир опустил взгляд на мертвую окровавленную розу.

— А дальше? — заговорила Айри. — Это ведь только начало. Продолжай! Скажи, что я тебя околдовала, обвини меня во всем. Давай! Как ты все это представляешь? Что я кинусь тебе в ноги прощения вымаливать, а ты меня утешишь и простишь?

«Что я несу? — застонала она мысленно. — Это ведь он мне нужен! Он — мне, а не наоборот! Или… Или, может, все правильно? Может, Рикеси права? Почему иначе он выглядит таким несчастным от моих слов?» И, ободренная догадкой, Айри усилила атаку:

— Когда любят — не «кажется». Когда любят — не ищут причин. Когда любят — больно не делают. Или я тебе так противна, что любить меня не хочется? Ну так иди, отпускаю!

Айри носком туфли раздавила уже уничтоженную розу. Левмир от этого движения вздрогнул.

— Зачем ты так? — спросил дрогнувшим голосом.

— Как? — Айри вскинула голову. — Зачем розу сломала? Сперва она показалась мне красивой. Потом не захотела войти в букет. А когда я отвлеклась — она поранила меня. Чего ради я должна была терпеть ее дальше?

Она отвернулась и пошла по дорожке, закрыв глаза. В висках стучало, дыхание сбивалось. Что же теперь будет?..

Захлопали крылья. Айри резко обернулась, но не увидела даже птиц. Пусто. Она одна в саду. И в сердце вдруг стало так пусто…

— Вот теперь я действительно перестаралась с языком, — прошептала Айри и выронила букет.

Стук в дверь оторвал Эмариса от отладки самострела. Почувствовать присутствие вампира не составило труда, а вампиров вокруг не так много. Эмарис взглянул в окно, пытаясь определить время по солнцу. За полдень. Если бы князь с утра огорошил парня отказом, тот прибежал бы гораздо раньше. Или его что-то задержало? Вспомнив сцену, устроенную Айри после битвы, Эмарис улыбнулся.

Вытерев руки грязной тряпкой, пошел открывать. Едва брякнула щеколда, угол двери врезался в лоб перворожденному вампиру и бывшему королю Западного мира. Стремительная тень влетела в дом, исчезла в комнате, откуда послышалось скрипение кресла.

— Нет, это уже ни в какие рамки! — воскликнул Эмарис, запирая дверь. — Что ты себе позволяешь, ребенок?

Левмир забрался в кресло с ногами, руки обнимают колени, безумный взгляд устремлен в пустоту. Слова застыли на губах Эмариса. Слишком уж жалким выглядело лицо парня.

— Посмотри на это с другой стороны, — вздохнул Эмарис, усаживаясь напротив. — Ты ведь так рвался на Запад. Сборы войска отняли бы не меньше недели, а так — можем выдвигаться хоть сегодня ночью. Если, конечно, ты соизволишь дождаться меня. Я, к сожалению, не могу лететь днем.

— Войско уже собирается, — прошептал Левмир, не глядя на Эмариса. — Айри убедила князя. Как-то…

Эмарис помолчал, обдумывая услышанное.

— Значит, княжна все-таки решилась разыграть свою карту. Поздравляю. Похоже, ты действительно пришелся ей по сердцу. Если не затруднит, сделай мне одолжение: не заставляй ее страдать. Она сильная девочка, но у любой силы есть предел. Ее предел довольно близок.

Наконец-то взгляд Левмира остановился на собеседнике.

— У моей силы тоже есть предел. И я сейчас стою на границе. Потому я и пришел сюда, Эмарис. Мне нужна твоя помощь.

Эмарис встал, прошелся по комнате. Левмир, опустив ноги на пол, следил за ним, затаив дыхание.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я передал ей кровь. — Эмарис в задумчивости щелкнул в лоб деревянную мишень. — Что ж, это возможно. Только при одном условии. Здесь она не останется. Для Айри на Востоке счастья нет. Заберешь ее с собой на Запад?

Левмир двигался беззвучно. Только чувство крови позволило Эмарису ощутить его присутствие рядом. А потом — голос:

— Эмарис, я не об этом прошу. Я прошу тебя убить ее. Потому что не знаю, смогу ли сам.

Глардот считал себя настоящим вампиром, и у него были на то все основания. Принять дар — не бог весть какая доблесть. Вопрос, что ты делаешь с этим даром после. Что делаешь с вечностью.

Считалось, что человек становится вампиром, преодолев порог жизни — сто лет. Тогда, если твой разум сохранился ясным, ты больше не назовешь себя человеком. Как будто умирает что-то внутри. И Глардот до сих пор помнил этот миг.

Целую вечность ему удавалось выживать, прятаться, охотиться на людей и ни разу не попасться. Он привык оставаться незаметным. И когда власть переменилась, ему стоило больших трудов обратить на себя внимание. Но к этому времени остатки человеческого сознания уже растворились. Вампир ясно понимал: теперь нужно стоять на виду, чтобы выжить.

И он поступил в услужение к барону Модору. Пас людей наравне с Рэнтом, ничтожеством, которое за глаза прозвал «бревном с ушами». Благо, это быстро закончилось. Как только из Кармаигса прибыли воины и устроили смотр, Глардот оказался в числе перспективных. Целый год он учился искусству войны, каждый день открывая новые и новые удивительные способности. Разве мог раньше представить, сколько огня по силам выплеснуть его душе? Разве догадывался, сколь стремительными и незаметными могут быть превращения? А скорость? Глардот считал себя очень быстрым, но когда один из воинов Эрлота сломал ему руки и ноги меньше чем за мгновение, понял, что больше напоминает улитку.

Стиснув зубы, Глардот учился, старался стать лучшим, постигал все новые знания… И ради чего? Ради того, чтобы однажды его и вверенных ему бойцов оплевали и опозорили — люди?!

— Ты не виноват, — говорил Леррат, видя, что произошедшее гнетет командира. — Мы ведь обязаны были ей подчиниться, так?

— Я не виной терзаюсь, Леррат, а ненавистью. Как только с нас снимут слово — я найду их. И они сдохнут все. И этот наглый сопляк, и старик, и — особенно и очень мучительно! — Сиера. Выступала там, как госпожа, а у самой еще солома от навоза в волосах торчит.

Что это за «солома от навоза», Глардот сам не знал. Ни с навозом, ни с соломой жизнь его особо не сталкивала. Просто слышал где-то такое выражение и понял, что оно — презрительное, о тех, кто только-только дар принял.

Тянулись дни, а добиться аудиенции у графа все не получалось. Каждый день они приходили ко дворцу, пробирались в сопровождении слуги тенистыми тропинками сада, ждали и ждали в приемной, но каждый раз слуга приходил и скорбно качал головой. «Как же далеко они успели уйти?» — с тоской думал Глардот.

В тот чудовищный день они уже нарушили слово — авансом. Вернувшись в дом барона, обнаружили в подвале дворецкого, который плакал и просил его выпустить, потому что терпеть эту вонь нет никаких сил. Смердело в подвале и вправду нещадно. Глардот и его бойцы с удивлением открыли эту неизвестную страницу жизни барона.

Дворецкого убили там же. Выпили досуха и сожгли, мстя всему человеческому роду за унижение. Только вот легче от этого не стало. Самое скверное — в чем Глардот с трудом отваживался признаться сам себе — тот старик его напугал. По силе и скорости, по умению обращаться с огнем он намного превосходил учителей Глардота и дал понять, что может больше.

В отличие от людей, вампиры всегда казались Глардоту воплощением благоразумия. И если такой сильный вампир, как этот старик, пошел против существующих порядков, значит, ему есть на что опереться? Есть какая-то сила, о которой, быть может, не знает никто, даже граф, даже король…

Три дня потребовалось Глардоту, чтобы прийти к этой мысли. И гнев поутих. А вот насчет странного старика надо бы поговорить с графом. Что-то затевается, и лучше погасить это в зародыше, пока не начался пожар.

На следующий же день после этого откровения слуга не повел их с Лерратом во дворец. Они шли другой тропинкой через сад, благоухающий тысячами ароматов. Вьющиеся растения поднимались по загнутым дугами прутьям и сплетались в живой зеленый потолок, солнце через который пробивалось редкими, но живыми, забавными пятнами. Странно это — идти темным коридором, когда слева и справа — залитый солнцем сад.

— Он что, слепой? — шепотом спросил Леррат, имея в виду слугу, который сегодня шагал с повязкой на глазах.

— Нет, — еще тише отозвался Глардот. — Просто граф любит сам повелевать светом и тьмой для каждого.

— Чего?

Глардот ответить не успел. Коридор оборвался, все трое остановились перед пятном света. Даже повязка не помешала слуге. Выждав секунду, он отступил на шаг и поклонился. Очевидно, таков был ритуал приветствия здесь — кланяясь, слуга оставался на стороне тьмы.

Глардот незаметно ткнул друга кулаком в бок и повторил маневр слуги. Леррату ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Прежде чем склонить голову, он успел разглядеть графа Кэлпота. Грузный, почти лысый мужчина сидел на простом деревянном стуле в беседке, сплетенной из того же растения, что и коридор.

Граф глядел перед собой, на груду орехов на столе. Он перебирал орехи, считал их, безмолвно шевеля губами.

Видимо, покончив с церемониями, слуга развернулся, и шаркающие шаги его скоро стихли. Глардот и Леррат смотрели на графа. Из тьмы — в тьму, через свет. Тяжелое ощущение. Казалось, шагни вперед, и свет испепелит тебя, будто все эти выдумки, что люди когда-то рассказывали в деревнях, оказались правдой.

— Вы можете войти, — сказал граф Кэлпот скрипучим голосом, от которого хотелось поморщиться.

Леррат шагнул первым, Глардот замешкался. Чтобы преодолеть внезапный нелепый страх, он зажмурился, переходя световое озерцо, и открыл глаза, лишь всей кожей почувствовав тьму.

Как будто попал в другой мир. Здесь ни один солнечный лучик не проникает прямо, ни одно пятнышко не моргнет на полу или столе. Полумрак, в котором человек, должно быть, вовсе ничего не разглядит, несмотря на то, что сзади — целое озеро света.

— Присядьте, — повелел граф, и Глардот разглядел два плетеных стула.

Кивнул в ответ на вопросительный взгляд Леррата. Молча они сели. Граф выделил из кучки орехов на столе два и посмотрел Глардоту в глаза.

— Вы так настойчиво добивались аудиенции, что мне пришлось сдвинуть все свои дела. Когда вампир чего-то отчаянно хочет, мир делится на две части: одна часть ему помогает, другая — мешает. Третьего не дано. Упаси Река становиться на пути собрата. Итак, чего вы от меня хотели? Говори теперь, командир потерянного войска.

Глардот открыл и закрыл рот. «Командир потерянного войска»… Похоже, граф знает все, что приключилось с бароном Модором. Знает и спокойно смотрит в глаза. И о чем же теперь говорить? Да с чего он вообще взял, будто графа тревожит его судьба? Судьба его бойцов?

— Я тебе помогу начать, — вздохнул граф. — Двое неизвестных вампиров убили твоего господина, забрали все, что ему принадлежало, унизили тебя и скрылись в лесах. А ты не мог им помешать, потому что тебе запретила твоя госпожа. И теперь тебя душит гнев. Ты хочешь, чтобы я освободил тебя от присяги и позволил пуститься в погоню, испепелить дерзких негодяев. Все верно?

Глардот посмотрел на Леррата, в глазах которого запылали яростные огни. «Да!» — мысленно кричал его помощник и заместитель.

— Нет, — сказал Глардот.

Граф Кэлпот щелчком выбросил со стола один из орехов. Леррат вздрогнул, полагая, что так решилась судьба Глардота. Глардот улыбнулся и посмотрел графу в глаза.

— Ожидание пошло тебе на пользу, — тихо сказал Кэлпот. — Ты хочешь знать, что происходит? Хочешь спросить, чем можешь быть полезен?

Глардот молча наклонил голову. Впервые с ним творилось такое. Он вел разговор с кем-то до такой степени сильным и мудрым, что тому даже слов не требовалось. И сейчас будет принято решение, которому он, Глардот, с радостью подчиниться.

— Сегодня я получил летучую мышь от госпожи Атсамы, вассалом коей с гордостью являюсь, — произнес граф. — Король Эрлот отдал приказ, который вскоре дойдет до всех и каждого. Когда будете уходить, смотрите по сторонам внимательно. Запомните Туриудс таким, как сейчас, потому что больше вы его можете не увидеть, или увидеть нескоро.

— Король Эрлот уничтожит Туриудс? — ахнул Леррат.

Граф не удостоил его и взглядом.

— Туриудс останется на месте, а мы уйдем. Вы. Я. Вампиры, люди, звери, которых можно есть и на которых можно ездить. Здесь останутся только псы, которым вскоре придется сразиться с волками за право господствовать над заброшенным городом.

Глардот молчал, хотя внутри все леденело. Значит, прав был, но не представлял, насколько. Если его величество поступает с городами так же, как прежде обошлись с деревнями, впереди ждет нечто такое, для чего разума трехсотлетнего вампира не хватит.

— Незадолго до этого, — продолжал граф, — я, как и каждый перворожденный, ощутил волнение Реки. Так же было, когда некто Кастилос достиг ее берегов. Мы чувствуем, когда появляется равный. Хотя за все время таких случаев было… — Граф помолчал, вспоминая. — Восемь. И восьмой отличался от предыдущих. Я потерял сознание, а когда очнулся, из глаз, изо рта, из носа шла кровь. И тут же мне доложили, что два взявшихся невесть откуда вампира уничтожили барона Модора, освободили партизан и скрылись в лесах. Должен ли я заметить связь, или это слишком самонадеянно с моей стороны?

Граф Кэлпот ждал ответа, и Глардот кивнул.

— Ты вполне заслуживаешь титул барона, — улыбнулся граф и, отодвинув орешек, положил на середину стола еще два. — Вот эти вампиры. Они добрались до Алой Реки, и она сочла нужным выбросить их здесь. Они не стали тратить время на размышления. Просто пошли и сделали. Необходимо заметить два момента. Они безжалостно уничтожали вампиров, но освободили и забрали заключенных людей. Так что это, барон Глардот? Что за страсть управляет ими? Постарайся поднять голову, привстань на цыпочки, если нужно, — узри дальше своего носа. Те, что одолели путь до Реки — неужели они хотят просто пошалить, поиграть в разбойников, как малые дети?

— Война с людьми? — пробормотал Глардот.

Граф Кэлпот поморщился.

— Я боялся, что ты это скажешь, но я тебя не виню. Видишь ли, пока речь идет о той горстке, которую они похитили, войной это называть нельзя. Люди все-таки сидят под охраной, и не со всеми удастся провернуть такой же фокус, как с Модором. Но когда мы пойдем в Кармаигс — придется смириться с этим — мы потеряем многих. Караван уязвим. Это доказали партизаны, среди которых не было ни одного вампира. На что способны эти же партизаны, которых возглавят двое могущественных Вечных?

Его бледные руки споро окружили два орешка кучкой других, помельче.

— Все равно это не та сила, о которой стоит беспокоиться всерьез, — подал голос Леррат. На этот раз граф на него посмотрел.

— А ведь верно — не та, — кивнул он. — Рассказать тебе о силе, малыш? Ты прошел подготовку, ты считаешь себя воином, ты спокойно отнесся к тому, что вынужден прислуживать барону, который, как боец, мизинца твоего не стоил. И ты думаешь, что мир сложен именно так. Да только все иначе. Я — перворожденный вампир, и моя память хранит две Великих Войны. Собери здесь всех воинов Туриудса и заставь их на меня напасть — битва будет жаркой. Но в конце живым останусь только я. А я — ничто против Эрлота. Я ничтожно мал даже против Атсамы, хотя она и не вышла из Реки, а приняла дар перворожденного. А эта пара, что развлекалась здесь, преисполнена таких сил, играть с которыми не стоит никому. Запомните раз и навсегда. В схватке вампиров все решает поединок. Тот, кто считает иначе, либо трус, либо глупец. Неважно, сколько у тебя воинов. Важно насколько силен самый лучший из них, потому что в конце только он останется защищать тебя. Люди меня не беспокоят, Леррат. Ты прав, это не та сила. Меня беспокоят те, что поставили свои силы на службу людям. И я пытаюсь разобраться, чего же они добиваются сейчас. Куда идут? К чему стремятся?

Чуть в стороне граф выложил еще одну композицию. Один крупный орех в окружении мелких.

— Вот к чему я пришел, — сообщил он Глардоту. — Ратканон. Сила этого человека не поддается осмыслению. Он превосходит среднего вампира. В битве один на один без магии одолеет любого из вас. Быть может, надо было убить его сразу, но он столько успел натворить, что заслужил казни в Кармаигсе. Он надежно заперт в фургоне из стали на моей крови. Его охраняют два десятка прекрасных воинов. Но теперь, зная о том, что произошло здесь, я думаю: а достаточно ли хорошо охраняется Ратканон?

Граф откинулся на спинку стула и посмотрел в глаза Глардоту. Голос изменился, стал резким. Закончились рассуждения, граф Кэлпот отдавал приказы:

— Вы двое отправитесь с закатом вслед фургону. Представитесь командиру отряда и скажете, что прибыли укрепить защиту. Не задавайте глупых вопросов. Итак, двадцать два серьезно обученных бойца против двух вышедших из Алой Реки. Не сказать, что серьезное преимущество. Однако вы летите туда не пополнить число, а доставить это.

Граф наклонился и вытащил из-под стула саквояж — такой же, в каких раньше носили кровь из центров донаций. Глардот отрешенно вспомнил, как однажды сумел украсть такой и долго пировал, довольный жизнью. Давно, задолго до того как набрался смелости выйти из тени.

— Здесь моя кровь, — спокойно сказал граф. — Кровь перворожденного, кровь древних Драконов, воды Алой Реки. Каждому из вас достанется по две пробирки. Каждая примерно на полчаса сделает вас — мной. Постарайтесь использовать их с умом. И помните: ваша задача — узнать границы.

— Границы? — нахмурился Леррат. — Какие? О чем…

— Леррат, — тихо осадил его Глардот. — Молчи.

Он понял все еще до того как оказались произнесены слова. Их посылают не защитить фургон. Нет, граф просто хочет выяснить, способны ли два десятка действительно могучих вампиров одолеть двух вышедших из Реки. Если одолеют — прекрасно. Если нет — доложить Эрлоту. Это — важные сведения, на основе которых можно строить стратегию и делать далеко идущие планы.

— А поч… — Глардот оборвал сам себя. Почему не послать армию побольше? Глупый вопрос, только что ведь все объяснили. Потерять два десятка — не страшно. Две сотни — это уже перебор. Если уж задавать вопросы, так не о своей шкуре, а о тех, кто тебе вверен.

— Простите, — наклонил голову Глардот. — Я понял приказ, господин. Осталось лишь одно…

— Ты беспокоишься о своем отряде, — перебил Кэлпот. — Похвально. Что ж… Вампиры, у которых не осталось ничего…

— Многие из людей барона вернулись, и…

— И прекрасно расположились в моих бараках. Они не доставляют мне ни малейшего беспокойства, барон Глардот. Итак, о твоих бойцах… Я освобождаю их от данной присяги. Отныне они — мои вассалы. И если хотят получить свое — пусть сделают то, о чем мечтают. Скажи, что я даю разрешение. Быть может, им удастся отбить немного людей.

Глардот помолчал, подбирая слова.

— Должны ли они знать то, что знаю я?

Граф пожал плечами.

— Сам реши. Того, что знаешь ты, не знает сейчас даже твой друг.

Глардот покосился на Леррата, который старательно скрывал недоумение. Небьющееся сердце заныло непривычной болью. Той самой, что и три дня назад, когда со всех сторон летели плевки.

— Глардот, — мягко сказал граф. — Нельзя предать того, кто стоит ниже тебя. Запомни это. Того, кто ниже тебя, можно и нужно лишь использовать. Потому что если ты начнешь относиться к нему как к равному, закончишь как барон Модор. А теперь — идите. Все, что вы должны были услышать, здесь прозвучало.

Глардот встал, поклонился и подхватил саквояж. Граф больше не смотрел ни на него, ни на Леррата. Он смотрел на горку орехов на столе. Когда оба вампира, одолев озерцо света, растворились в саду, граф Кэлпот порывистым движением сгреб все орехи со стола и сжал их в ладонях. Хруст, переходящий в вязкое чмоканье. На землю закапали маслянистые капли.

— Так все и будет, — прошептал граф, начиная смеяться. — Так всегда все заканчивается.

Слуга, спешащий к беседке узнать, не нужно ли чего, замер в нерешительности, боясь показаться на глаза господину, чей безумный, истерический смех рассыпался по саду.