Люди в трущобах шарахались от одиноко бредущей фигуры в белом плаще. Затыкали рты и носы, старались обойти по широкой дуге. Ведь всем известно, что в белое облачаются больные скорбной болезнью.
Двигаясь явно незнакомыми закоулками, фигура то и дело останавливалась, вертела головой, невидимой под белым капюшоном. Пыталась обратиться за помощью, но никто не спешил помогать прискорбнику. Зато удалось наслушаться обрывков разговоров.
Люди в трущобах болтали без умолку. Некоторые, из тех, что старались вести честную жизнь, несмотря на пожирающую душу бедность, радостно смеялись и прославляли князя Торатиса, в одну ночь истребившего опостылевшую власть Алой Реки.
«Они ведь и ко мне приходили, — слышалось из окна покосившейся хибары. — Да-да, представь, сам Преосвященство. Детей выкупить хотел. Я уж его послал повежливей, а он пригрозил, что скоро милостыню просить пойду. Сучий сын. И правда ведь, начальник давай придираться сразу, да покрикивать, того гляди уволит. Это что! Вот парень один живет, по девятой улице, так его три дня колотили, пока бумагу на сына не написал. И все, и до свидания».
Но были и другие. Те, что жили грабежами и кражами, убийцы и насильники, отвернувшиеся от Солнца, вполголоса обсуждали новый приказ, с утра разнесенный глашатаями. Отныне запрещена вера в Алую Реку. Отныне каждый, разрезавший ладонь над чашей, подлежит убийству на месте, без суда. Этих было мало, и говорили они тихо, но слова их звучали более веско.
«Князь себе могилу вырыл, это точно. Река такого не прощает. Он ведь сам от Солнца отошел, назад нет пути. Подождем, пока приберет его, а там девчонка на трон сядет — поглядим. С девчонкой-то проще».
Слыша такие слова, человек в белом плаще улыбался. Но даже эти суровые люди, завидев его, плевались и переходили на другую сторону.
Наконец, поиски увенчались успехом. Вот дом, подходящий под описания. Пустой, заколоченный, и запросто можно поверить, что в окнах его ночью пляшут привидения.
Фигура приблизилась ко входу, толкнула повисшую на одной петле дверь. Засов выворочен с мясом, но внизу кто-то есть. Теплится огонек в конце лестницы в подвал. Нога в кожаном ботинке опустилась на ступеньку.
— Бесстрашные какие! — доносилось снизу сквозь непрестанный грохот расшвыриваемых вещей, бряканье осколков. — Думали, конец Мирунге? Пляшете, да празднуете? Сыночка в тюрьму упрятали и решили, что выпутались? Нет, милые, паутинка-то моя посложнее будет. Все в ней сдохнете!
Человек в белом плаще спустился в разгромленную каморку. Порушены полки, перевернутый стол с одной отломанной ножкой валяется посередине, пол завален растоптанными сухими растениями, побиты все склянки и в воздухе стоит удушающий, немыслимый запах, от которого заслезились глаза. Неосторожно вдохнув, человек закашлялся.
Мирунга метнула на гостя раздраженный взгляд.
— Чего скрипишь? Стул возьми там, да садись. Сколько вас, красавцев, осталось? Мечи-то есть?
Оглядевшись, человек нашел в углу стул и, прислонив его к стене, чтобы не упал, уселся.
— Не боишься меня, старая? — глухо спросил он.
Мирунга расхохоталась.
— Тебя? Боюсь? Совсем от горя ополоумел, что ли? В белое рядишься, тени своей шарахаешься, а над старухой, ишь, крылья распустить решил? Да захочу — угроблю тебя, дурака такого, пальцем не пошевелив.
Человек отбросил капюшон, явив старухе юное лицо, не тронутое скорбной болезнью.
— Кроме меня — еще пятнадцать осталось, — сказал он. — Что делать-то? Все на тебя только и молятся, но я один прийти решил.
— Смелый, да? — рассеяно сказала старуха, разгребая мусор в другом углу. — Погоди, у меня где-то здесь леденец был, слабящий — награда тебе.
— Перестань потешаться!
— Перестань мне приказы отдавать! — огрызнулась Мирунга. — Просить пришел — так проси, нечего храбреца строить. Храбро надо было дураков этих княжеских убивать ночью, а теперь поздно уж морду грозную строить. Иди вон, князюшке покайся, — авось, простит.
— Ладно, — поморщился человек. — Чего делать-то? Мы думаем, девку надо похитить.
— Правильно думаете. Только не похитить, а убить. Вслед за ней и князюшка в могилку-то сойдет. А того, кто взамест него сядет, того мы уж обласкаем, да убедим. Да же?
Человек покивал. Что ж, если Мирунга говорит убить — значит, убить. Даже проще похищения.
— Пятнадцать, говоришь? Недурно. Всем говори, пусть готовятся. Выйдем в ночь Алой Бури, скоро уже. Никто не посмеет нос высунуть, я слух пущу, даже стражей во дворце не будет.
— А разве можно, в бурю-то? — поежился человек.
— Мне все можно. — Мирунга с кряхтением потянула за кольцо в полу и открыла маленький люк. — Собери там еще барахла всякого побольше. Таких, кто за кусок хлеба зарежет, имени не спросит. Скажи, дворец грабить будем. Уразумел?
Человек молча смотрел, как старуха достает из ниши в полу серую куколку и что-то вроде ниток. Нет, не нитки — волосы. Длинная прядь черных волос. Ловкие пальцы туго обмотали куколку поперек туловища, затянули крепкий узел.
— Так-то тебе, маленькая, — проскрипела Мирунга. — Посмотрим, как теперь запоешь.
Рикеси в очередной раз заблудилась, разыскивая в лабиринтах дворца неприметную лесенку на такую же неприметную, укрытую среди цветастых куполов, террасу. Когда же, наконец, толкнув нужную дверь, выбралась на воздух, зажмурилась от ярких лучей солнца и чихнула.
— Сказала?
— Все передала, слово в слово! — заверила Рикеси невидимую пока госпожу. Девушка быстро моргала, стараясь скорее привыкнуть к свету, и уже различала силуэт, сидящий на каменном бортике. — Вы там не боитесь? А ну как упадете?
— Не бо-юсь, — почти пропела Айри.
Наконец, разглядев госпожу, Рикеси опасливо приблизилась к мраморному бортику и посмотрела вниз. Далекий-далекий двор, по которому, будто мураши, ползают люди. Где-то там, должно быть, и Левмир, и Эмарис, и князь — собираются, обсуждают что-то. Через час отплывут корабли с длинным посольством, оставив госпожу хозяйкой над княжеством.
— Страх, как высоко! — отпрянула Рикеси.
— Что он сказал?
Рикеси помолчала. В ее стройную картину мира никак не могло уложиться то, что происходит между госпожой Айри и господином Левмиром. Все эти прятки, переданные слова — это раньше должно было быть, а теперь уж пора в открытую вместе ходить, да говорить без стеснения. Но вот, поди ж ты…
— Сказал, что все понимает, — нехотя выдавила Рикеси. — Сказал, что обязательно еще вернется. Говорит, очень вас любит и каждый день вспоминать будет…
— Последнее сама выдумала?
— Конечно. Пока блуждала, скучно было, вот я и…
Айри вздохнула, потом, не выдержав, рассмеялась. Рикеси с улыбкой смотрела на нее. Как бы то ни было, а госпожа теперь куда веселее стала.
— Скоро хозяйствовать с тобой останемся, — сказала Айри. — Сделаем что-нибудь веселое? Может, налог какой отменим?
— Лучше бы не надо, — серьезно отозвалась Рикеси. — Князь вернется — вам влетит.
При упоминании о князе по лицу Айри скользнула тень.
— Князь вернется, Левмир уйдет — я тоже уйду, — сказала она. — Напрашиваться не стану. Все уж сказано. Позовет — уйду с ним, а нет — уйду в трущобы. Ты со мной?
— А как же вы без меня, в трущобах-то? — возмутилась Рикеси. — Конечно, с вами! Денег-то возьмем, хоть немножко, на первое время? Я там домик один хороший знаю, комнату снять можно. Хозяйка добрая, хоть и покуривает чего не нужно. У ней прачечная, там всегда устроиться можно… Что с вами?
Рикеси вцепилась в локоть внезапно побледневшей княжны.
— Так… Накатило что-то, — прошептала Айри, прижимая ладонь к груди. — Тяжко стало. Да ничего, пройдет, верно…
Только в глазах княжны Рикеси прочитала другое. Айри знала, что с ней, и ничего не пройдет.
— Слезете все же? — прошептала служанка. — Страшно мне.
Айри сползла на пол террасы и почти повалилась на Рикеси. Девушки медленно пошли к двери, и даже Рикеси не решалась больше ничего сказать. Страшное предчувствие разом смело все солнечное и радостное из души, поселив там тьму.
— Мы не заблудились? — Сардат перекрикивал оглушающий шум дождя, разразившегося ближе к вечеру.
— Берем севернее, может, сбить удастся! — закричала в ответ Сиера.
Они вдвоем неслись впереди толпы, даже не представляя, сколько человек еще за ними следует. За весь день делали три коротких передышки, считали людей. В первый раз были все. Во второй недосчитались троих. В третий — как отрезало целый десяток. Барачники, плюнув на все, оставались ждать новых хозяев. В основном — те, кто тащил с собой детей.
А теперь еще и дождь. Заливающий глаза, валящий с ног ливень, раскаты грома. Сколько людей просто заблудится, сбившись с пути? Скольких затопчут в суматохе? Сардат только зубами скрипнул. Было бы на кого надеяться…
Впрочем, было. С наступлением дождя Милашка отстала и, судя по раздающемуся иногда голосу, успешно выполняла работу впавшего в немилость Варта. Как ни странно, порой доносился и басок Рэнта. Этот не бросал подопечных, несмотря ни на что, и Сардат мысленно сделал себе заметку: если дойдет до разборок, учесть этот момент.
— Иди! — Сиера махнула рукой, отбросив с лица мокрые волосы. — Ты там нужнее.
— Поклянись, что за себя до последнего биться будешь, — потребовал Сардат.
Она молчала минуту, потом Сардат почувствовал быстрое пожатие — пальцы Сиеры коснулись его правой руки.
— Клянусь, — сказала девушка.
В то же мгновение Сардат исчез в темноте позади. Сиера продолжала бежать, иногда поднимая руку с красным огнем — сигнал остальным. Они сильно сбились с курса, перескочили ручей, чего делать не следовало. Но все оказалось тщетным: холодок, сжимающий сердце, становился сильнее.
«Так зачем бежать? — подумала она, зажигая в очередной раз огонек. — Если все равно бой принимать — отчего бы не остановиться?»
Но в боях она не разбиралась. А где-то сзади неслись партизаны, Сардат и, наверное, Аммит, который пока никак себя не проявил. Наверное, они знают, что делать и когда следует остановиться. Наверное, они решат. А ей остается лишь бежать…
Укрепив волю этой мыслью, Сиера резко сменила курс, взяла восточнее, возвращаясь к прежнему направлению. Ярко заполыхал огонек на поднятой руке.
Рэнт бежал последним, закинув на плечо мальчишку лет пяти от силы. Тот визжал и колотил вампира по спине. Поначалу Рэнт подумал, что ему мерещится, но нет — сквозь гром и ливень, сквозь визги несколько раз отчетливо прозвучало: «Это ты Милашку убил, гад!»
Рядом спиной вперед скакала мамаша ребенка. Она тянула руки и вопила проклятия. Когда, наконец, милостивая Река послала ей корень под ногу, и она, взмахнув руками, полетела наземь, Рэнт подхватил ее на другое плечо. Теперь ему орали в два уха и с двух сторон били.
«Терпи, гад, — мысленно приказал себе Рэнт. — Отрабатывай».
— А ну, встал! — рявкнул он, увидев впереди упавшего на карачки мужика.
— Не могу! — застонал тот. — Лучше помереть…
— На бегу помрешь, скотина ленивая!
Прицельный пинок разом и поставил изнемогшего на ноги и придал нужное ускорение.
В какой-то миг рядом появился Сардат. Окинул взглядом Рэнта с его ношей и пропал. Рэнт оскалил клыки в темноту. Помоги Река этот кошмар пережить — а с командиром еще поболтать придется. Прошлой ночью Рэнт, может, и не решился бы на предложенную Вартом подставу, если б не видел, как откуда-то из-за деревьев выходит злой, с горящими глазами, Сардат и поникшая, тихая и несчастная Сиера.
— Порву скота, — прошипел Рэнт, и эта мысль добавила ему сил.
Сардат метался среди людей, разыскивая Аммита. Кричать не хотел — упаси Река, подумают еще, что он в чем-то не уверен.
Рэнта обнаружил в хвосте, Варт плелся в стороне, вокруг него будто круг кто очертил. Милашка обнаружилась в самой гуще барачников — на бегу умудрялась что-то объяснять мужчине, в котором Сардат признал того самого, которому еще там, на тракте, выдал копье.
Аммита нигде не было. «Будешь искать меня взглядом, но не найдешь, потому что я буду уже далеко», — вспомнил Сардат пророчество Учителя и сплюнул под ноги. Ничего, старый. Как-нибудь без тебя обойдемся.
Впереди мигал огонек, и люди неслись за ним, будто мотыльки на свет.
«Где лучше с ними биться? — размышлял Сардат. — В лесу — неудобно, им тут каждое дерево — укрывище. Чего проще — стае летучих мышей в ветвях засесть. Поляну сыскать? Надо бы спросить Сиеру».
Но уйти с каждым мигом становилось все сложнее. Вот совсем рядом споткнулась и вскрикнула, падая, девушка, почти девчонка, и Сардат подхватил ее на руки.
— Детей держите! — крикнул он. — Чуть-чуть осталось!
А чего — чуть-чуть? Самому думать страшно.
Вот впереди ударила молния, и что-то вспыхнуло — дерево, не иначе. Раздался стон, будто человеческий, только громче во сто крат. Тут же огонек Сиеры вспыхнул левее — она огибала пожар.
Еще молния, снова в дерево, и опять метнулся огонек. После третьего удара Сардат понял: каким-то образом эти твари направляют молнии, заставляют Сиеру бежать… Куда?
— Аммит, сука! — прорычал Сардат, торопясь вперед. Как же ему сейчас нужен этот старый циник, который всегда знает, что делать, пусть и готов на любые жертвы.
— Не бросишь меня? — пискнула девчонка на руках, про которую Сардат уж позабыл.
Ее тонкие ручонки вцепились ему в шею, в огромных глазах застыл ужас.
— Разве что покрасивее найду, — подмигнул ей Сардат, стараясь не думать, насколько жутко это звучит и выглядит, учитывая полыхающие алым огнем глаза.
Серая тень мелькнула сбоку и, прежде чем Сардат успел разглядеть волка, рядом с ним уже бежал Аммит. На краткий миг от сердца отлегло. Ровно до тех пор, пока Учитель не повернул к нему бледного лица и не крикнул:
— Забудь, о чем я говорил. Все куда хуже!
Еще одна молния сразила дерево справа, и Сиера, воздев руку с горящим путеводным огнем, вновь изменила курс. Да, ее зажимали в тиски, заставляя бежать к единственному в этом лесу месту, которое она надеялась обойти. Да, одна она бы смогла ускользнуть, даже не меняя формы, но позади — толпа людей, которые не сумеют все разминуться с огнем.
Молнии, одна за другой, будто коридор очерчивают. Треск древесины, рев огня, надсадный шепот дождя. Мешающиеся в отвратительное зловоние запахи гари и сырости. И это бесконечное чувство холода. Они ближе. Они больше не склонят головы и не уйдут по ее слову. Они пришли убивать. И почему-то сейчас мысль о смерти пугает как никогда. Почему? Неужели умудрилась впустить в сердце всех тех, кто сейчас за ней несется? Или только одного…
С еще одним гигантским факелом Сиера разминулась в считанных метрах. Это, наверное, уже приказ остановиться. Но в сердце поднялась волна протеста. Нет уж, давайте до конца. Мертвый Яр, место, где ее народ сменил одну судьбу на другую. Сиера вспомнила, как ее водил сюда отец, как они стояли, глядя вниз, на постепенно покрывающуюся травой и подростом пустошь. Отец указывал едва различимые впадины и темные пятна, говорил: «Здесь изба стояла, а вон там — сарай. Тут целый десяток сожгли. Видишь, пятно не зарастет никак?»
Нет, сам он не застал бойни. Просто когда-то в детстве его привел сюда отец и все показал. А того приводил его отец. Это братику следовало стоять на краю Мертвого Яра, но братик стоять не мог, он остался дома, с мамой. А Сиера опять украла кусочек его судьбы. Не первый и, увы, не последний.
— Держи! — Крик заставил ее отбросить воспоминания.
Сиера повернула голову как раз вовремя, чтобы поймать цепь. Одну из тех, которыми сковал ее Аммит. Вторую держал Сардат.
— Оружие, — сказал он, прежде чем исчезнуть во тьме.
— Мы сейчас упремся! — выкрикнула Сиера.
— Тогда и станем! — прозвучал далекий ответ.
И она продолжала бежать, обогнув очередное горящее дерево, сжимая холодные звенья последней родственницы — цепи на крови Модора.
Саспий попрощался с жизнью сразу, как зашло солнце. Единственное, о чем еще молил Реку — успеть бы убить хоть одного вампира. Несясь в толпе задыхающихся людей, сжимая у груди копье, он вновь и вновь шептал:
— Одному бы брюхо порвать. Хоть одному бы. Больше и не надо.
Эти слова превратились в заклятие, произносимое на выдохе. Бездумно, постоянно, хрипло. Эх, знала бы мамаша, о чем в последние минуты сын умолять будет!
— Где один — там и трое! — в пугающей близости послышался женский голос. — Мало просишь. Давай вместе. Я на десяток замахнулась.
В очередной вспышке молнии Саспий узнал ту, кого партизаны прозвали Милашкой. Ту, что умерла сегодня утром, а потом восстала, приняв кровь вампира. До чего же весело она смотрит! И сама помолодела будто, теперь и впрямь — милашка милашкой.
Саспий споткнулся о корень и едва не полетел кувырком, но спутница его удержала.
— Осторожней! — прикрикнула. — Меня держись. И копье вот так сожми. Понял? Бить так будешь. Резко, быстро, сразу выдергивай, нечего пялиться.
— Ага, — выдохнул Саспий, перехватив копье.
Остатки страха куда-то подевались. Только жгучее нетерпение: ну где они уже, эти вампиры?
Вопреки невысказанным ожиданиям Аммита, никто из бывших заключенных не отстал. Они бежали наравне со всеми, задыхались и бледнели, невесть откуда черпали силы. Некоторые уже понимали, что вышли за границу жизни, что сердца их бьются вопреки законам природы, и, чем бы ни закончилась битва, им только и остается что умереть, откашливая заполняющую легкие черную кровь. Умереть ночью, под дождем, в густом лесу, глядя в затянутое черными тучами небо. Можно ли было о таком хоть мечтать в вонючем подвале?
Нет. Эти люди неслись навстречу своей мечте, которая лишь несколько дней назад казалась бессмысленной. Их дрожащие руки сжимали топоры и простые палки. Их губы столько раз повторили заговор на смерть, что сердца перестали ее бояться. И поэтому когда раздался громовой голос, они лишь ускорили шаг.
— Люди! — пророкотал голос. — Остановитесь! Мы не тронем вас и пальцем. Клянемся, с вами будут хорошо обращаться!
Если бы могли, они бы ответили, но сил едва хватало на дыхание. Поэтому живые мертвецы лишь ускорили шаг вслед за остальными. Ни один человек не внял голосу. Ни один барачник не остановился.
— Если вы не остановитесь, прольется кровь! — ожесточился голос. — Ваша кровь! Вам не нужно умирать!
Всегда они решали, что им нужно. Сдавать кровь. Голодать в бараке. Гнить в тюрьме. Должен быть где-то предел! И он пролегает именно здесь.
— Это — ваш выбор! — Из голоса исчезло то немногое человеческое, что слышалось прежде.
А потом — полилась кровь.
Рэнт ощутил начало бойни, когда его ноша внезапно замерла и как будто сделалась легче. Он скинул на руки сначала ребенка — туловище без головы, потом женщину — также обезглавленную. Исполненный ужаса вопль подтолкнул в спины впередиидущих:
— Они убивают!
С этого мига даже те, кто сомневались, удвоили усилия. Рэнт поравнялся с тем самым мужиком, которого пинал не так давно. Этот бежит, не разбирая дороги: глаза закрыты, голова задрана, воздух с хрипом врывается внутрь и вылетает наружу.
«Я-то улететь могу», — подумал вдруг Рэнт.
Делов-то — в летучую мышь обернуться, и поминай как звали. Остальные-то, небось, давно так и сделали, то-то не видать никого.
Но тут, когда Рэнт уже практически решился, рядом с ним возник Сардат с цепью в руках.
— Веселей, скотина! — подбодрил он. — Сейчас в обрыв упремся — разгуляешься. Это тебе не баб спящих посасывать.
Сзади послышалось рычание. Рэнт и Сардат обернулись одновременно. Туша волка — пока одного — летела на Сардата. За миг до столкновения он взмахнул цепью. По звеньями пробежало пламя, и пылающий металл двумя смертельными кольцами обхватил зверя.
Страшный вой потряс чащу. Туловище волка переломилось пополам. Обе половины, корчась, исчезали в огне, который не мог потушить даже льющий стеной дождь. Сардат высвободил цепь и, крутнув ее над головой, закричал во враждебную тьму:
— Я убиваю!
Память, чутье, инстинкты — все сразу подвело Сиеру. Обрыв начался внезапно и гораздо раньше, чем она ожидала. Просто вдруг земля кончилась, ноги соскользнули вниз, руки беспомощно взлетели в воздух, пытаясь уцепиться…
Говорят, настоящие реакции вампира приживаются лишь через сотню лет. Настоящий вампир в таком положении не стал бы махать руками, а обратился летучей мышью. Мгновение — и все. Но Сиера, падая, ощущала себя человеком. И человеческие пальцы обхватили ее запястье.
— Стой! — закричал Аммит людям, одновременно вытаскивая Сиеру. — Здесь стоим!
Снова под ногами — твердая земля. Сиера кивнула в знак благодарности, подняла цепь. Аммит обнажил меч.
— Попытаюсь уничтожить заклинателей молний, — сообщил он. — Защищайте меня изо всех сил.
— Поняла! — Сиера бросилась вперед, проталкиваясь через тяжело дышащих людей, останавливающихся на краю Яра, которому предстояло сегодня оправдать название.
«Поняла»… Ничего она не поняла. Что это за такие «заклинатели молний»? Как он их уничтожит, спрятавшись за спинами людей? А впрочем, разве это имеет какое-то значение? Сардат ведь там, смотрит в глаза смерти. Значит, и ей судьба рядом стоять.
«Это за вас, — думала Сиера, воскрешая в памяти лица односельчан. — Вот мой правильный выбор. Здесь, на земле предков, я приму свою судьбу!»
Прорвавшись сквозь толпу, Сиера увидела Сардата, который что-то с жаром втолковывал Милашке.
— Да не умею я по-вашему! — заорала та в ответ. — Выживем — научишь! А пока — так!
И она взмахнула копьем, отметая возражения. Рядом с ней стоит мужчина — тот самый, которому Сардат выдал копье на тракте. Вот пара бойцов, а где же остальные? Ага, вот они: партизаны спешно выстраивают оборону, натягивают луки. А командует-то Варт. Разом все позабыли, что командир — сволочь. Впрочем, нет, не все. Кто-то, вон, поднимается, челюсть потирая, да больше не спорит.
Огромная ветвящаяся молния разорвала пространство, грянув совсем рядом в лес. И, почти утонув в раскате грома, оттуда донесся предсмертный вопль. Короткий, но исполненный страшной боли.
Тут же из лесу вылетели три стаи и ринулись к Аммиту.
— А вот теперь — гуляем! — крикнул Сардат. Раскручивая над головой цепь, он шагнул навстречу десятку волков.
Сиера двинулась следом, запустив огонь по звеньям. Цепь загудела в руках. И, может, впервые в жизни, Сиера почувствовала желание убивать, топить в крови свою боль и ярость. Лишь много времени спустя она поняла, что не ее это было желание, а отголосок крови Сардата, которой немало выпила в ту ночь, когда неудачно попыталась себя сжечь.
Еще до наступления сумерек Аммит догадался, что означает эта атака. Не так много, чтобы сдавить наверняка, не так мало, чтобы расценить как отчаянную выходку обездоленных вампиров. Это — испытание. Кто-то хочет посмотреть, чего же стоит в бою Аммит.
Он понимал, что Эрлот подготовил бойцов, но даже не думал, какие древние, позабытые умения решил тот воскресить. Когда ударила первая молния, Аммит не обратил на нее внимания. После второй едва не лишился разума. Заклинатели молний?! Среди этого сброда? Когда-то считалось, что сему искусству может научиться лишь перворожденный, да и то — не за три года. Небесный огонь нужно почувствовать, когда он только зарождается. Нужно присоединить к нему толику своего пламени. И нужно уметь четко указать ему место, потому что малейшее сомнение, неточность обратят удар на тебя.
«Что ж, — оправдывал Аммит свое решение остаться, — если впереди — битва с Эрлотом, то это можно считать легкой разминкой. Посмотрим, могу ли я что-то сказать против».
Он не заклинал молнии со времен Второй Войны, но умение сразу же воскресло в памяти. Воздев к небу меч, Аммит зажмурился и будто бы слился с черными тучами. Где-то там зрела сила, и Аммит устремился к ней. Так и есть. Сила огня, сила вампира и его же воля. Так легко ее проследить, и немногим сложнее — переломить.
Несчастный, должно быть, не понял, что происходит — такому его не учили, такое вообще произошло впервые с сотворения мира. Аммит «вырвал у него из рук» молнию и нанес удар. Внутренним взором увидел, как вспыхнул и обратился в пепел незадачливый заклинатель.
И вновь бойцы его удивили. Сразу поняли, где главный враг, и три стаи устремились к нему. А следующий заклинатель уже нащупывает в небесах новую вспышку.
Летучие мыши закружились вихрем над головами перепуганных людей, под их лапками зародилось, расползлось огненное пятно. Еще немного, и из него грянут вниз струи пламени, испепеляя все — людей, вампиров, деревни, города.
Аммит позволил пламени выйти из души наружу. Огненный дракон взмахнул крыльями и поднялся навстречу летучим мышам. Те ничего не заметили — собственная огненная пелена сделала их слепыми.
Вознесясь над падающими с криком людьми, дракон взмыл в небо, испепелив по пути три стаи. Трое вампиров перестали существовать. Но раздавшийся тут же дикий вопль помешал Аммиту насладиться победой. Воздух наполнился отвратительным и таким знакомым запахом горящей плоти.
Другой заклинатель нанес удар в самую гущу людей. Аммит успел заметить десяток пылающих тел, обратившихся в ничто под его взглядом. Удар пришелся на барачных, и остальные бросились врассыпную. А из лесу уже вылетела стая. Эти будут осторожнее. А Сардата и Сиеру занимают волки. Вполне может быть — самые обыкновенные волки, призванные на битву.
Решение нужно принять быстро. Вот сейчас стая вновь соберется над головой, отвлекая, а заклинатель нанесет удар.
— Лес! — заорал Аммит, бросив в чащу огненного дракона.
Сардат, горящей цепью разделавшийся с очередным волком, заметил дракона, подпалившего сразу три дерева, и бросил вслед клуб черного пламени.
— Какой сообразительный малыш, — пробормотал Аммит. И ушам не поверил, услышав крик Сиеры:
— Бегайте! На месте не стоять! — И сама, подавая пример, бросилась в сторону, швыряя сгустки огня в деревья. Ее примеру последовал Рэнт.
Толпа пришла в движение, люди засуетились, забегали, и через небо Аммит ощутил смятение заклинателя. Молния требует времени и сосредоточенности. Попробуй-ка, попади в одну из раскатившихся по столу горошин.
А лес пылал. Невзирая на дождь, магическое пламя пробиралось все глубже. Со стоном валились друг на друга деревья, распространяя пожар. Несколько десятков волков высыпали на поляну. В них тут же ударил залп стрел. Партизаны, даже рассеявшись, продолжали действовать как одно целое.
Прикрыв глаза, Аммит позволил молнии разродиться. Ударила в лес, и еще один заклинатель исчез навсегда. А больше ничьей воли в небе Аммит не ощущал. Над головой заметались летучие мыши.
— Ну давай, дурачок, — усмехнулся Аммит и рассыпался в крылатую стаю.
Первого волка Саспий убил не иначе как случайно. Тот летел на него, и Саспий попятился, выставив копье вперед. Тяжелая туша наделась на копье грудью и забилась, рыча и брызжа кровью. Памятуя указ, Саспий дернул копье, но куда там.
Повернув голову, увидел Милашку. Она тоже поразила волка, но ловчее. Сама нанесла удар, повалила и, упершись ногой в тело, выдернула копье. Так же, как из Аммита, тогда, на тракте.
Саспий последовал ее примеру. Только волк никак не хотел подыхать. Щелкала зубастая пасть, когти вцепились в лодыжку.
— Да что ж ты, — шипел Саспий, стараясь смотреть только на волка. Вокруг творилось что-то ужасное. Кажется, дрались уже все. От криков закладывало уши, вот-вот на него бросится еще кто-то и — конец… Лучше уж не смотреть.
«Ты что, с ума сошел? — в ужасе подумал Саспий. — Не смотреть?! Пусть убивают, что ли?»
Он поднял голову.
Трое волков рвут на части кого-то из партизан. Стремительные фигуры в свете пожара — это вампиры. Швыряют огнем, уходят от ответных ударов. Вот мимо пронеслась стая.
Чуть повернул голову — еще волки, атакуют людей. Люди бегут. Некоторые падают с обрыва, другие — валятся на землю, умоляя, визжа. Но есть и те, что поднимают оружие. И они побеждают!
— Что застыл? — Крикнула, пробегая мимо, Милашка и бросила ему меч. — Голову!
Поймав меч, Саспий посмотрел вниз и завопил. Пронзенный в грудь копьем, на земле лежал человек. Нет, он только казался человеком — алые огни в черных глазницах мигом выдали его. Дрожащими руками он вцепился в древко и полз навстречу Саспию.
— Я — вампир! — прохрипела тварь. — Что ты делаешь?
Меч задрожал в руке Саспия. «А ведь и правда — что?» — подумал он.
— Я помогу.
Ботинок Сардата припечатал голову вампира к земле. Саспий посмотрел в спокойные, но уже налившиеся чернотой глаза командира.
— Давай, смелее, — кивнул Сардат. — Они уже поняли, что человек может создать проблемы. А вот что люди способны их убивать — пока не соображают.
И этот спокойный голос, пусть и произносящий непонятные слова, убедил Саспия. Меч перестал дрожать, взметнулся под иссякающими струями дождя. Лезвие отразило вспышку молнии, огонь пожара, прежде чем обрушиться на шею корчащегося на земле вампира.
Сардат поддел голову носком ботинка, будто мяч, и пнул в сторону обрыва. Улыбнулся Саспию и сказал слово, перевернувшее весь мир:
— Раз.
Саспий выдернул копье из мертвого тела и, оглядевшись, увидел женщину с ребенком, бегущую к нему. За ней несся волк, набирая разгон перед прыжком.
Саспий, перехватив копье, шагнул, целя наконечником в окровавленную пасть зверя. А над поляной в этот миг разнесся голос Сардата:
— Убейте выродков! Пусть ни один не уйдет!