Правильный ход

Глава 9

Кай

Около трех часов дня к моему дома подъезжает темно-зеленый "Мерседес Спринтер". Я уже знаю, кто это, потому что охрана на главных воротах позвонили мне, и спросили разрешения пропустить ее, этот фургон прямо кричит "Миллер".

Орет музыка из динамиков и она ведет машину, на мой взгляд, слишком быстро. Гребаный туристический фургон. Бьюсь об заклад, его владелица так же живет в нем.

Я был удивлен, когда мне позвонили и оповестили о том, что она здесь, но я благодарен, что она вернулась.

Миллер паркуется, выпрыгивает со стороны водителя и сбходит машину спереди.

⸻Что это, черт возьми, такое? — Спрашиваю я, скрестив руки на груди и прислоняясь к колонне на моем крыльце.

⸻Эта старушка? — Она гордо похлопывает по капоту. ⸻Знакомься, мой фургон.

⸻У тебя есть фургон.

⸻Да. Иногда я даже живу в нем.

⸻Отлично.

Она повторяет мою позу, прислоняясь к своей машине со скрещенными руками, на ее губах появляется подобие улыбки. Я уверен, ей нравится осознавать, что она может вывести меня из себя такой простой вещью, как отсутствие постоянного места жительства, но я действительно понятия не имею, как кто-то может жить так одиноко.

Загорелая рука Миллер, покрытая татуировками, блестит под ранним июльским солнцем, отблеск света отражается от ее кольца в носовой перегородке. Новой няне Макса еще предстоит разобраться с концепцией настоящей рубашки, потому что, опять же, на ней всего лишь какой-то кусок ткани без бретелек в качестве бюстгальтера, почти как купальный костюм. Оно непрочное и едва держится, но огненно-оранжевый цвет хорошо смотрится под джинсовым комбинезоном.

⸻Опять комбинезон, да?

На этот раз они мешковатые и в полный рост, прикрывающие ее бедра, о которых я, так много фантазировал.

⸻С ними все просто.

⸻Ты знаешь, кто еще носит комбинезоны? — я указываю на радионяню в своей руке, где виден спящий Макс.

Она издает смешок. ⸻Заткнись.

⸻Серьезно, они снимаются чертовски сложно.

⸻Так ты подумываешь о том, чтобы снять их с меня?

— Нет…

⸻По крайней мере, сначала заведи меня внутрь, папочка-бейсболист. Мы на людях.

Я не могу сдержать легкой улыбки, появляющейся на моих губах, когда я прислоняюсь плечом к колонне, благодарный, что она подшучивает надо мной после того, что произошло прошлой ночью.

Миллер поднимается по ступенькам, ведущим на мое крыльцо, мимо меня, направляясь к входной двери, но я мягко хватаю ее за запястье, чтобы остановить, и тяну назад, пока ее грудь не упирается в мою.

Мой голос низкий и искренний. ⸻Мне чертовски жаль. За прошлую ночь.

На долю секунды ее взгляд опускается на мои губы, но я улавливаю это движение ее глаз. Я замечаю, как она облизывает свои губы, посмотрев на мои. ⸻ И что?

⸻И спасибо, что вернулась. Я ценю то, что ты делаешь для нас. Для меня.

⸻И?

⸻И… Максу ты очень нравишься.

⸻И?

Что за черт?

⸻ И… я не знаю, что еще ты хочешь от меня услышать, но я сожалею о том, что опекаю его настолько сильно. Он — это все, что у меня есть.

Плечи Миллер опускаются. ⸻А ты помнишь тот момент, когда ты схватил меня за грудь?

⸻Да.

Обойдя ее, я хватаюсь за ручку двери, чтобы впустить ее внутрь. — Отличная речь, Миллер.

Она кладет свою руку на мою, останавливая меня, ее тон становится серьезным. ⸻Я очень надеюсь, что вчера у нас произошло недопонимание, и такого больше не повторится, Роудс. Если ты будешь относиться ко мне так, будто я тяжелый груз, который тебе приходится тащить, то я выйду за эту дверь и никогда больше не вернусь.

На моих губах появляется легкая улыбка ⸻ Да, мэм.

⸻Не улыбайся. Ты слишком стар, чтобы улыбаться. У тебя наверняка появятся морщины, если ты будешь делать это слишком часто.

Качаю головой, улыбка становится шире, когда я открываю перед ней дверь своего дома.

Она входит первой, а я остаюсь сзади и наблюдаю, как она оценивает мой дом. Я купил это место несколько месяцев назад, так что в разных углах все еще стоят коробки, но в целом мы переехали. Дом большого размера. Идеально подходит для нас с Максом. Я не уверен, что Чикаго — это наше долгосрочное пристанище, но мне нравится мысть выбрать место и пустить корни. Особенно теперь, когда у меня есть сын. Когда он станет достаточно взрослым, чтобы пойти в школу, я не планирую переводить его из школы в школу.

Боже, эта мысль угнетает. Ему всего пятнадцать месяцев, а я уже чувствую, что упускаю слишком много времени. Что я буду делать, когда он станет слишком взрослым, чтобы путешествовать с командой? Когда он пойдет в школу? Оставить его в Чикаго, пока я буду в разъездах, и нанять кого-нибудь другого, чтобы растил его?

Я хочу участвовать в его жизни. Я хочу быть хорошим отцом. Я хочу, чтобы он был окружен безусловной любовью своей семьи. Последнее, чего я хочу, это чтобы он почувствовал тяжесть слишком большого количества обязанностей в слишком юном возрасте, как это было со мной.

Я хочу, чтобы его жизнь была легкой. По крайней мере, насколько это возможно. Я хочу, чтобы он научился усердно работать, зарабатывать на жизнь. Но главное, я не хочу чтоб он думал о том, как добраться до школы, когда сам живешь на другом конце города, гадать, где ты будешь кушать в следующий раз, или подделывать подпись отца на документах, потому что ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что ты и твой младший брат живете одни.

Да, мой ребенок никогда не узнает, на что это похоже.

Опережая Миллер, я сталкиваюсь с ней в фойе. ⸻Комната Макса дальше по коридору. Я позволю тебе осмотреть дом самостоятельно, как только он проснется, но основная часть дома находится в этой стороне.

Мои руки в карманах, я киваю в сторону противоположной стороны дома. ⸻Пойдем. (прим. «Come» в анг. яз имеет два значения «Пойдем» и «Кончай»)

— Боже, стонет она, запрокидывая голову. ⸻Не могу дождаться, когда услышу, как ты скажешь это в спальне.

Иисус.

Как работает разум этой девушки, я не знаю, и не собираюсь выяснять как там переплетаются эти нейронные связи. Ей нравится выбивать меня из равновесия, выводить из себя. Но это мой дом. Я здесь главный, и я устал от этой двадцатипятилетней девушки, которая заставляет меня чувствовать себя подростком, не способным возразить симпатичной девушке, которая выплевывает самые идиотские заявления.

Вместо того, чтобы отступить или покачать головой, как я обычно делаю, я делаю шаг к ней, вторгаясь в ее личное пространство, прежде чем наклониться, я говорю тихо, но четко. ⸻ Если ты такой же ужасный слушатель в спальне, как и в жизни, Миллер, я не дам тебе кончить, это я тебе могу обещать.

Эти прелестные губки приоткрываются, нефритовые глаза широко распахиваются.

⸻ В эту игру могут играть двое, Монтгомери. А теперь пойдем.

Я снова киваю в сторону другой части дома.

Она сжимает губы, сдерживая усмешку. ⸻ Продолжай так говорить, Кай, и я отброшу часть с бейсболом и буду называть тебя просто «папочка».

Из меня вырывается смех, улыбка, зеркально отражающая улыбку Миллер.

Ее глаза следят за моим лицом, когда она стоит всего в нескольких дюймах от меня. Это кажется слегка сексуальным, но более удовлетворяющим. Как будто она гордится собой за то, что заставила меня рассмеяться.

⸻ Спасибо, что помогаешь мне с ним сегодня, — добавляю я, желая выразить свою признательность за ее возвращение, прежде чем она сможет преодолеть разделяющие нас два дюйма.

Она кивает и следует за мной, когда я веду ее через другую сторону дома. Спальня Макса находится в самом дальнем углу, это сделано специально в надежде, что он будет спать спокойно, несмотря на шум, который происходит в основной части.

⸻Моя комната находится дальше по коридору, как и комната для гостей. Тут гостиная. А это столовая, — продолжаю я, описывая открытые пространства, мимо которых мы проходим. Поворачивая за угол, мы выходим из обеденного зала. — Вот кухня, и если ты пойдешь сюда, то найдешь…

Я останавливаюсь как вкопанный, и я больше не слышу шлепанье ног Миллер в сандалиях по паркету. Она стоит ко мне спиной, устремив взгляд на кухню.

⸻Это твоя кухня? — спрашивает она.

⸻Эм, да.

⸻Кай, это потрясающе.

Да? Я думаю, да, благодаря столешницам для разделки мяса и с совершенно новой бытовой техникой. Здесь много места для хранения, белая мебель и черная отделка. Но я никогда особо не задумывался об этом, потому что я, например, никогда этим не пользуюсь.

⸻Это то, что выбрал подрядчик, но это сойдет.

⸻ Это сойдет? — спрашивает она с хриплым смехом. ⸻Это кухня моей мечты. Это что, конвекционная печь?

⸻Понятия не имею.

Она продвигается вперед для того, чтобы исследовать мою кухню, ее руки блуждают по различным электрическим кнопкам. ⸻Так и есть. Это она.

Миллер продолжает открывать шкафы и выдвижные ящики, потому что, конечно же, она это делает. Женщина не узнала бы, что такое граница, если бы споткнулась и упала прямо на нее.

Прежде чем перейти к холодильнику она отодвигает каждый ящик, но в ни в одном из них ничего нет Это смущающе пустое место, поэтому нехватку продуктов я спишу на то, что я только что вернулся из поездки и проигнорирую тот факт, что я был слишком вымотан, чтобы заказать доставку продуктов или сходить в магазин самому.

–,Кай Роудс, — вздыхает Миллер. — Это что, пиво у тебя в холодильнике?

— Они все еще будет там, когда я вернусь домой, или мне следует ожидать, что ты выпьешь их за меня?

Миллер смотрит на плиту, чтобы проверить время. — Скорее всего, они будут там. Уже третий час. Слишком поздно для моих пристрастий к выпивке.

Она закрывает холодильник и облокачивается на столешницу позади нее. — Ты не возражаешь, если я займу твою кухню на сегодняшний вечер?

Я пожимаю плечами. — Дерзай. Просто постарайся не сжечь мой дом дотла. И тут, э-э… явно нет продуктов для готовки.

— Я не сожгу твой дом, но кое-какие продукты закажу. Возьму на тебя тоже.

После того, как я обошелся с ней прошлой ночь, я подумал, что мне придется встать на колени, чтобы заставить ее снова присмотреть за моим сыном, но она на удивление… приятная. Что, черт возьми, Монти ей сказал?

— Я имею в виду, что ты, очевидно, должен будешь заплатить за это, — продолжает она.

— Очевидно, — усмехаюсь я. — Я был бы признателен. У меня не хватило на это времени. В том ящике есть листок экстренной помощи, котором ты можешь воспользоваться.

Я указываю на маленький шкаф у ее бедра. — А также все номера телефонов, которые тебе нужны. Педиатр Макса, местная больница, там есть номер телефона моего приятеля Райана, если тебе понадобится какая-либо помощь. Он живет в десяти минутах езды отсюда. Я также написал ночной распорядок Макса. Сейчас он ест обычную пищу, но если он будет доставлять тебе какие-либо проблемы, пока ты укладываешь его, то можешь дать ему бутылочку. Я уже приготовил ее, тебе просто нужно будет добавить воды.

— Ты такой организованный, папочка-бейсболист. Держу пари, ты из тех людей которые знают, где находится их свидетельство о рождении, я права?

— Разве ты этого не знаешь? Миллер, это тот документ, местонахождение которого ты определенно должна знать.

И это та девушка, которая будет нести ответственность за моего ребенка в течение следующих двух месяцев, она даже не знает где находится один чрезвычайно важный листок бумаги.

Она нравится Максу. Она дочь Монти.

— Мне нужно, чтобы ты сказала что-нибудь обнадеживающее прямо сейчас, потому что я собираюсь оставить сына в твоих руках.

— Со мной весело.

Я чувствую, как уголок моего рта приподнимается. — Это должно обнадеживать?

— Я также хороша в покере.

— Что ж, к счастью, у моего полуторагодовалого сына не так уж много денег.

Она проводит ладонями по столешнице. — И я хорошо смотрюсь на твоей кухне.

Я пытаюсь сдержаться, но, черт возьми, мне нравится спарринг с этой девушкой. — Ты права

Тут нет никаких сомнений. Миллер чертовски хорошо смотрится на моей кухне, а я как посторонний придурок любуюсь этим зрелищем.

— Твой парень знает, что ты такая кокетка?

— О, да ладно тебе, Кай. Ты выше этого. Будь прямолинеен. Спроси меня, одинока ли я. На ее губах играет лукавая улыбка, улыбка, которая кричит, что ей нравится флиртовать со мной так же сильно, как и мне с ней.

В Миллер есть что-то свирепое, я чувствую это нутром, преданность и верность ее верные спутники. Так что нет, она бы стала бы флиртовать со мной, если бы у нее кто то был.

— Нет необходимости спрашивать. У меня уже есть ответ.

— Ах да? И как же он звучит?

Я скучаю по свободе и флирту с красивой девушкой, по воспоминаниям о том, какой легкой была моя жизнь раньше, а Миллер позволяет мне довольно легко притворяться, что у меня все еще есть шанс быть тем мужчиной.

Но я, блядь, этого не делаю. В соседней комнате мне об этом напоминает мальчишка.

Я прочищаю горло, не отвечая на ее вопрос. — Позвони охране у главных ворот, когда привезут продукты. Они проверят их и подвезут продукты.

Она оглядывает комнату. — Здесь шикарно, папочка-бейсболист.

— И безопасно.

— Рада знать, что мне не нужно беспокоиться о том, что внутрь попадет что-нибудь опасное.

Ей, возможно, и не стоит беспокоиться, но я уже начинаю это делать. Потому что, когда Миллер Монтгомери, дочь моего тренера, стоит у меня на кухне в таком виде, я боюсь, что внутрь меня уже проникло что-то очень опасное.

****************************

Эти места, блядь, самые худшие.

Прежде чем я подписал свой контракт в прошлом году, мне следовало внести поправку о том, что в КПЗ нужны более удобные кресла. Восемь с половиной подач, и моя задница онемела, пока я жду и наблюдаю, как моя команда вырвет победу у себя дома.

Исайя играет изо всех сил. Его защита жесткая и замкнутая. Он нанес двукратный удар в четвертом раунде и еще один дубль в седьмом, завершив забег и обеспечив "Warriors" комфортное преимущество. Я собирался пригласить его после игры выпить пива, надеюсь, еще оно ещё есть в моем холодильнике, а может и нет, но с учетом того, как хорошо у него идут дела, мистер Популярность вот-вот привлечет к себе много внимания, которое он не захочет упускать.

Дело не в том, что я не командный игрок, но я ненавижу дни КПЗ. Помимо сорока подач, которые я делаю, и активностью между стартами, я больше нечем не занимаюсь, в основном наблюдаю.

Весь матч мы сидим где-то за линией штрафной, в то время как я мог бы сидеть дома и проводить время со своим сыном. Именно в такие моменты мне и становится тяжело. В активные ночи я могу оправдать свое отсутствие, но в такие как эта, я бы хотел, чтобы Макс был здесь.

С кепкой в руках я рассеянно провожу большим пальцем по фотографии Макса. Это привычка, но также и хорошее напоминание о том что, когда работы становится слишком много, ничто из этого не имеет значения. А он имеет.

Мне нравится играть, правда, но я люблю своего сына намного больше и не знаю, как найти этот баланс.

Может, если бы его мама не бросила его так, как она это сделала, я мог бы справится с этом гораздо легче. Но большую часть времени я чувствую, что мне нужно компенсировать недостаток одно из родителя, и просто надеяться что Макс не заметит пробелов.

— Туз.

Один из наших сменных питчеров хлопает меня по спине. — Мне нравится это отсутствие работы. Как думаешь, сможешь отыграть еще восемь подач в следующем старте?

Посмеиваясь, я откидываюсь на спинку стула, скрещивая руки. — Я буду стараться изо всех сил.

Садясь рядом со мной, он предлагает мне немного перекусить, но я отказываюсь, вместо этого протягиваю ему свои семечки.

— После сегодняшней ночи твой брат станет невыносимым.

— Боже — выдыхаю я. — Можешь не говорить мне об этом…

И точно по сигналу, в тренировочном зале под грохот музыки появляется мой младший брат, вальсирующий как самонадеянный ублюдок, каким он и является.

Исайя медленно расстегивает свою униформу под песню, майка с его номером девятнадцать падает к его ногам. — Я здесь, детка!

Я лежу на тренировочном столе, пока мне растирают плечо, и наблюдаю за этим зрелищем, изо всех сил стараясь не рассмеяться. На самом деле это довольно сложно не делать, когда весь зал на его стороне, подбадривает его, когда он раздевается под музыку, кайфуя от нашей победы и своей игры.

— Роудс, сегодня ты у меня на столе, — говорит Кеннеди, одна из тренеров. — Я растираю тебя.

Исайя останавливается посреди танца, его глаза расширяются от волнения, потому что он влюблен в Кеннеди.

— Кенни… Ты серьезно?

Он следует за ней к ее столику, как влюбленный щенок.

— Да. Раздевайся и запрыгивай.

Внимание моего брата переключается на меня, его рот приоткрывается, но в то же время он улыбается. Кеннеди редко вызывается работать с Исайей, потому что этот парень может быть колоссальной занозой в заднице.

Глядя на меня, он указывает на нее, затем на себя, как будто она понятия не имеет, насколько он одержим ею.

Я не могу удержаться от смеха, глядя на него с другого конца комнаты, но затем большой палец моего врача впивается в мою вращательную манжету и стирает улыбку с моего лица.

— Это часть моей награды за хорошую игру? — Спрашивает Исайя Кеннеди, раздеваясь догола, и его ремень со звоном падает на пол. — О какой части тела тебе надо позаботиться с этим растиранием?

— Господи, Роудс.

Кеннеди отворачивается от него как можно быстрее, прикрывая глаза. — Оставь свои чертовы компрессионные шорты. Это не такой массаж. Она бросает на меня быстрый взгляд. — Эйс, что, черт возьми, не так с твоим братом?

— Хотел бы я знать, Кен.

Исайя использует обе руки, чтобы быстро прикрыть свой член, стоя с голой задницей рядом с тренировочным столом Кеннеди. — Ну, ты сказала раздеться, и я возбудился.

Вся комната взрывается смехом. Исайя натягивает шорты и запрыгивает на стол.

— Я просто подумал, — продолжает он. — Наконец-то моя Кенни поймет, что я тот, кто ей нужен. После стольких лет и всего этого напряжения ей потребовалось всего два пробега гомера, чтобы открыть глаза.

В голосе Кеннеди нет интонации. — Никакого напряжения.

Исайя ухмыляется, глядя на нее через плечо. — Детка, напряжение есть. Его можно разрезать ножом. Однажды ты поймешь, Кенни. Тебе нужен настоящий мужчина, а я именно таким и являюсь.

Локоть Кеннеди врезается в правую икру Исайи.

— О, черт возьми! — кричит он, впиваясь зубами в обивку стола, чтобы приглушить звук. Он издает сдавленный стон, его голос срывается. — Кенни! Кенни!

— Вот и все, детка. Скажи ну и кто теперь настоящий мужчина?

Вся комната бьется в истерике, когда мой эгоистичный брат врезается в стол, извиваясь, чтобы убежать от нее. — Тебе нравится причинять мне боль? — Спрашивает он, садясь и выходя из пределов ее досягаемости. — Может быть ты знаешь, что я люблю боль. Некоторые даже называют меня мазохистом в спальне.

Кеннеди изо всех сил старается сдержать улыбку. Они работают вместе три года, и мой брат изо всех сил старался затащить ее в свою постель. Это не сработало. Раньше у нее на безымянном пальце левой руки был бриллиант, а в этом сезоне его нет, кто знает, может быть, это вновь подогрело его решимость.

— Если тебе так нравится боль, ложись обратно на этот стол.

Она похлопывает по подушке.

— Кенни, у тебя был долгий день. Я в порядке. Я не хочу, чтобы ты слишком много работала.

Она смеется, качает головой и уходит. — Слабак.

Мой врач продолжает растягивать мою руку для броска, пока я разговариваю со своим братом. — Однажды ты заставишь ее начать курить.

— Не-а, — говорит Исайя, его голос становится громче, когда он подходит к моему столу, глядя на меня сверху вниз. — Она влюблена в меня. Она пока этого не знает, но это так. И совершенно очевидно, что я влюблен в нее.

— Ясно. С тех пор, как ты каждую ночь ложишься в свою постель с новой девушкой, останавливаясь в тех же отелях, что и она?

Исайя пожимает плечами. — Она меня понимает.

Я хихикаю.

— Я удивлен, что ты остался на массаж. Я думал, ты поспешишь домой, чтобы увести Макса подальше от горячей няни.

— Да, ну, я пытаюсь работать над тем, чтобы ослабить возжи по просьбе Миллер.

— Теперь ты выполняешь просьбы Миллер? Интересно.

— Я думаю, она не так уж и плоха.

Брови Исайи взлетают вверх, на его губах появляется озорная ухмылка. — Она не так уж плоха, да? Кто ты такой и где мой властный старший брат?

Я показываю ему средний палец свободной рукой.

— Знаешь, я тут подумал, может быть, мне стоит прийти сегодня вечером. Убедиться, что с Миллер все в порядке. Если ей не нравится твой дом, она может остановиться в моем.

Мимо проходит Кеннеди, качая головой.

— Как друг, — быстро добавляет Исайя, чтобы она услышала. — Как друг, Кенни!

— Ты идиот, и она не останется в моем доме.

— Но няни Макса всегда жили в твоём доме.

— А у других нянь не было отца, у которого они могли бы переночевать и который живет в тридцати минутах езды.

Они также не выглядели как Миллер, не разговаривали как Миллер и не вызывали у меня желания флиртовать с ними каждый раз, когда они открывали свой чертов рот. Кроме того, они не заставляли мою метательную руку прилагать дополнительные усилия в душе, потому что воспоминания ее аппетитных ног и зеленых глаз не покидают мои гребаные фантазии.