Кай
Монти: Оставь Макса с Исайей и возвращайся в мою комнату. Нам нужно поболтать.
Я: Я ухожу от Макса, чтобы ты мог наорать на меня?
Монти: Да.
Я: Круто, да. Я иду к тебе прямо за этим.
— Я нашел Максу новую няню, — это первое, что он говорит еще до того, как я закрываю за собой дверь.
А? Я сажусь напротив стола в гостиничном номере Монти, в замешательстве глядя на него. — Как? Я уволил Троя час назад.
— Настолько я хорош, и ты собираешься нанять ее, потому что у тебя явно дерьмовый вкус на нянь, раз ты не прекратишь увольнять их всех, так что я беру это на себя ”.
— Она?
— Моя дочь.
Мой взгляд падает на фотографию в рамке, стоящую рядом с ним. Это та же самая фотография, что висит у него в офисе в Чикаго. Одну и ту же фотографию он ставит у себя на столе в каждом городе, который мы посещаем.
Я знал, что девушка на фотографии — его дочь, это было ясно, хотя мы с ним близки, он никогда много не рассказывал мне о ней. Я всегда предполагал, что это потому, что он чувствовал себя виноватым, бросив ее и разъезжая по работе так же часто, как и мы. Либо это, либо он знает, что разговоры о своем ребенке, по которому он скучает, только подтвердят то, во что я уже знаю — что практически невозможно выполнять такую работу отцу — одиночке.
Девочке на фотографии не может быть больше тринадцати-четырнадцати лет. Она находится в той неловкой фазе, которая была у всех нас в раннем подростковом возрасте, когда мы носили брекеты и прыщи. Темные волосы зачесаны назад в тугой конский хвост, козырек затеняет ее лицо, на ней ярко-желтая футболка с номером четырнадцать по центру спереди. Игрока в софтбол, со слишком большими рукавами, стянутыми какой-то лентой на каждом плече. Перчатка питчера лежит на одном колене, когда она позирует для своей сезонной фотографии.
У Монти дочь, играющая в софтбол.
— Она свободна на лето, и я хочу, чтобы она попутешествовала с нами, — продолжает он.
В этом есть смысл, она закончила школу на лето.
— Да, но, Монти, мы говорим о моем ребенке.
— И моей дочери. — он приподнимает брови, провоцируя меня сказать что-то против этого плана. — Это не вопрос, Эйс. Я говорю тебе, что это регион проблемы. Я устал от того, что ты находишь что-то неправильное в каждом человеке, которого мы нанимаем. Каждые несколько недель мы проверяем биографические данные кого-то нового, и смена имен в гостиничных номерах и списках на самолет становится занозой в заднице для координаторов поездок. Она новая няня Макса, и самое приятное во всем этом то, что она мой ребенок, и ты не можешь ее уволить.
Черт.
— Она свободна только до сентября, поэтому нам придется найти кого-то другого, чтобы закончить последнюю часть сезона, но мы перейдем этот мост, когда доберемся туда.
Ясно, я влип, другого пути нет. Я в долгу перед ним за все, что он сделал для нас с Максом, и он, блядь, это знает.
Если мне придется оставить своего сына с кем-то, кто не я, это не самое худшее из возможных решений. Эта няня, вероятно, слишком молода, чтобы беспокоиться о кучке профессиональных бейсболистов, а ее отец, скорее всего, будет следить за ней как ястреб всякий раз, когда она не будет заботиться о Максе, что снимает эту ответственность с моих плеч.
Что такое два месяца? Просто разделите этот срок, который я провел, никого не увольняя.
— Она умеет водить? — Спрашиваю я.
Он в замешательстве хмурит брови. — Что?
— Например, если что-то случится с Максом, пока меня не будет рядом, сможет ли она отвезти его в больницу?
— Да…
Ладно, это хорошо. Ей по меньшей мере шестнадцать. На данный момент этой фотографии, вероятно, пару лет.
— Она понесет за это ответственность?
— Она… — он колеблется. — Она ответственна на работе.
Странный ответ.
Дверь в его отеле издает такой звук, когда электрический замок отпирается с помощью карточки-ключа. За моим плечом первыми появляются темные волосы, когда женщина входит задом наперед, используя свою задницу, чтобы открыть дверь.
Шоколадные волосы. Обтрепанный подол ее шорт. Толстые бедра.
Она оборачивается и вижу, что мисс «Двойной фистинг» из лифта стоит в гостиничном номере моего тренера. И она снова делает двойной фистинг, только на этот раз с парой кофейных чашек.
Я поправляю очки на лице, чтобы убедиться, что вижу все правильно. Зеленые глаза встречаются с моими.
— Ты. — Это слово вырывается отчасти с кипением, отчасти от шока.
Она вздыхает, ее плечи опускаются. — У меня было предчувствие, что это будешь именно ты.
Что блять?
— Эйс, познакомься с моей дочерью, Миллер Монтгомери. Новая няня Макса.
Моя голова резко поворачивается в его сторону. — Ты шутишь.
— Миллер, Кай Роудс. Этим летом ты будешь заботиться о его сыне.
— Ни в коем случае, — быстро вмешиваюсь я.
Миллер закатывает глаза, протягивая отцу одну из двух чашек кофе.
Как это возможно? Ей точно нет ни тринадцати, ни четырнадцати. Она взрослая женщина, которая пьет пиво и, по-видимому, не спит. Прыщи давно исчезли, осталась загорелая, безупречная кожа, а ее брекеты создали идеально ровные зубы во рту, который говорит все, что угодно, черт возьми.
Хотя она выглядит хорошо. В ней есть что-то от дикого сорванца с ее обрезанным комбинезоном и татуировками.
— Она не будет смотреть за моим ребенком.
Миллер садится рядом со мной и показывает на меня большим пальцем, одаривая своего отца взглядом, который говорит: этот гребаный парень.
Монти смеется — предатель.
— Я вижу, вы двое уже встречались.
— Да, она пила пиво из двух бутылок в лифте в 9 утра.
— Господи. — она откидывает голову назад, и от этого скрипучего голоса, смешанного с сексуальным восприятием моим мозгом этой фразы, мой член выдает меня. — Это была "Корона". Ты знаешь содержание алкоголя в ней? У некоторых людей это форма расслабления.
— Мне все равно. — я смотрю в лицо ее отцу. — Я не оставлю такого человека отвечать за Макса.
— Расслабься, папочка.
Она небрежно отхлебывает кофе или, скорее, чай-латте, согласно этикетке на бумажном стаканчике.
— Не называй меня так.
— Сегодня утром я выпила пива, чтобы отпраздновать свой уход с работы. Ты ведешь себя так, будто я нюхала кокаин с поручней в лифте, что, да, теперь, когда я говорю это вслух, я понимаю, звучит странно специфично, но я клянусь, что никогда этого не делала
Я поворачиваюсь к Монти. — Это твой ребенок?
— Единственный, — говорит он с гордостью.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
Я и не подозревал, что Монти стал отцом в таком юном возрасте. Значит, ему было… двадцать лет, когда она родилась? Черт. Я думал, что в тридцать два года это трудно.
— Сколько тебе лет? — спрашивает она.
— Здесь вопросы задаю я. Я пытаюсь понять, стоит ли рисковать безопасностью моего ребенка только для того, чтобы нанять тебя и угодить твоему отцу.
— И я пытаюсь понять, стоит ли портить мне лето, проводя следующие два месяца, работая на парня с огромной палкой в заднице
— Я несу ответственность за своего сына. У меня нет палки в заднице.
— Вероятно, она засело там так глубоко и так чертовски долго, что ты забыл, что она внутри тебя.
— Миллер, — вмешивается Монти. — Ты не помогаешь.
— У тебя есть опыт ухода за детьми?
— Да, со взрослыми детьми
Я бросаю многозначительный взгляд в сторону Монти. — Мы даже не знаем, понравится ли она Максу. Ты же знаешь, как он относится к женщинам.
— Он практически набросился на меня в лифте. Я думаю, у нас все в порядке в этом плане.
— Я почти уверен, что он собирался забрать твои бутылки. Они очень похожи на его.
— Ты ведь не собираешься отказаться от пива, не так ли?
— Нет.
— Хорошо. Монти хлопает в ладоши. — Это будет интересно.
— Ты куришь?
Судя по ее голосу, она могла бы.
— Нет, но, кажется, ты мог бы…
— Миллер, — перебивает Монти, как строгий отец, разнимающий ссору между своими детьми.
— Спасибо за кофе. Ты можешь оставить меня на минутку с Каем?
Миллер вздыхает, быстро завязывая свои длинные каштановые волосы в узел на макушке, позволяя мне лучше рассмотреть рисунки на ее руках и плечах. В основном это замысловатые линии, образующие рукав из цветов. Почти как контуры страницы-раскраски.
Максу они понравятся.
— Прекрасно.
Она встает со своего места, прихватив с собой чай, от нее снова исходит сладкий аромат десерта, прежде чем она поворачивается ко мне.
— Но чтобы ты знал, я делаю это как одолжение. Так что постарайся быть поменьше придурком по этому поводу, ладно? Увидимся позже, папочка. Она останавливается у двери, ее рука на ручке, когда она задумчиво наклоняет голову. — Или мне следует сказать, бейсбольный папочка? О да. Намного лучше. Бейсбольный папа, это подходит!
Она наконец оставляет нас наедине.
Я недоверчиво качаю головой. — Ваша дочь не в себе.
— Она лучший вариант, верно?
В груди Монти урчит от моего раздражения.
— Ты не можешь относиться к этому серьезно. Она ни за что не подходит для того, чтобы позаботиться о Максе.
Он откидывается на спинку стула, скрестив татуированные руки на животе. — Я говорю это не только потому, что я предвзят, но тебе повезло бы, если бы она была с тобой. Может, она и мое необузданное дитя и не знает, что такое, черт возьми, речевой фильтр, но когда дело доходит до работы, она самый целеустремленный человек, которого я знаю. Она сделает все для твоего мальчика.
Я откидываю голову назад. — Давай, чувак. Давай отнесемся к этому серьезно.
— Я говорю серьезно. Поверь мне, Кай. Я знаю свою дочь. Если по какой-то причине она когда-нибудь назовет тебе вескую причину уволить ее, я непременно сделаю это. Вот насколько я верю в эту ситуацию.
Храня молчание, я смотрю на него, выискивая любой признак ерунды.
Я могу не знать Миллер, могу ей не доверять, но я доверяю Монти и свою жизнь, и жизнь моего ребенка. И я знаю, что он никогда не стал бы подвергать Макса риску, даже если эта ситуация выгодна ему.
Не могу поверить, что я даже рассматриваю возможность позволить ему уговорить меня на это, но я в долгу перед ним. — Она получит один удар, — говорю я, поднимая один палец.
— Бейсбольные каламбуры, Эйс? Ты выше этого.
— Заткнись.
Он протягивает руку, чтобы пожать мою. — Один удар, и она уберется отсюда!
— Ладно, это уже слишком.
Я вкладываю свою ладонь в его, но прежде чем я успеваю отстраниться, он усиливает хватку, желая встретиться со мной взглядом.
— Я хочу дать тебе небольшой совет, сынок. Зная ее, она позаботится о том, чтобы этим летом вы провели лучшее время в своей жизни, и ты, и Макс, но даже не думай о том, чтобы привязаться к ней.
Мои брови в замешательстве приподнимаются. — Ты что, не видел нашего взаимодействия?
Я высвобождаю руку, указывая на дверь, через которую вышла Миллер.
— Я видел это, и я говорю тебе не как ее отец, а как твой друг. Она уедет, когда закончится лето. Я до смерти люблю свою дочь, но она беглянка, и последнее, чего она хочет, — это быть пойманной.
Монти уже должна была бы знать меня достаточно хорошо, чтобы понять, что последнее, чего я хочу, — это чтобы она осталась. На самом деле, если бы Макс не взрослел слишком быстро, я бы уже мечтала о том, чтобы лето закончилось поскорее.
— Поверь мне, Монти. Тебе не о чем беспокоиться.
Он недоверчиво хмыкает.
Вставая, я придвигаю свой стул к противоположной стороне его стола. — Увидимся на поле.
Я почти выхожу за дверь, когда он останавливает меня.
— И, Эйс”, - выкрикивает он. — Держи свой член в штанах. Мы все знаем, насколько ты чертовски плодовит, а я слишком молод и чертовски привлекателен, чтобы кто-то называл меня дедушкой.
— Иисус Христос, — фыркаю я, выходя из его комнаты.