Кай
После того как как мой брат заселился со мной в номере, я тихо закрываю за собой дверь, надеясь не разбудить Макса. Я чуть не постучал в дверь между моей комнатой, и комнатой Миллер, хотел попросить ее присмотреть за ним еще час, но когда я вернулся с игры, она была погружена в свои кулинарные книги и ноутбук, наверно в поиске вдохновения.
После того, как на прошлой неделе она рассказала мне о своей работе, я погуглил ее имя. Удивительно, что я не сделал этого раньше. Вероятней всего это из-за того, что она дочь Монти, и я уже знал, что не смогу ее уволить, и я не думал, что мне удастся найти что-то действительно стоящее.
Я был неправ.
В интернете было полно информации о ней. Впечатляющая — недостаточно сильное слово, чтобы описать карьеру Миллер Монтгомери. Ее достижения велики для человека ее возраста. Она фигурировала в статьях, получала престижные награды, работала под некоторыми крупными именами в своей отрасли, прежде чем сама стала одной из них. Но больше всего меня шокировали фотографии. На них она была в накрахмаленном белом поварском халате, волосы собраны в тугой пучок. Кольца в носу нет, татуировки перекрыты. Я с трудом узнаю девушку, которую встретил в лифте всего несколько недель назад.
Она появляется каждый день в разных комбинезонах, обычно с обнажёнными ногами, но после того, как я увидел ее профессиональную сторону в Интернете, какая-то часть меня чувствует себя привилегированным, что мы с Максом видим менее публичную сторону Миллер, какой бы дикой она ни была.
Ей нравится мой сын. Она нравится моему сыну, и это заставляет меня проникнуться к ней еще больше.
Я больше не могу врать о том, что мне не нужно оставаться после игры. Сегодня вечером я подавал в семи иннингах подряд поэтому у меня разболелось плечо. Сомневаюсь, что смогу поднять завтра Макса этой рукой.
Поднимаясь на верхний этаж нашего отеля в Хьюстоне, я беру пару полотенец и иду к бассейну на крыше, мне нужно сделать несколько кругов, чтобы расслабить мышцы. Время уже за полночь, и бассейн закрыт для посещений, но меня это никогда не останавливало. Я плачу за то, чтобы спокойно поплавать в одиночку после игры.
Только сегодня вечером я не один.
Но она сидит, свесив ноги в бассейн.
Миллер сидит на краю бассейна, свесив ноги в воду, за спиной у нее стоит джакузи из которого поднимается пар. На улице теплая июльская ночь, и свет луны отчерчивает ее силуэт. На Миллер костюм двойка цвета лесной зелени, топ без бретелек который еле прикрывает ее грудь, а низ задран так высоко, что обнажен каждый дюйм ее бедер, которые мне так нравится.
Она чертовски сногсшибательна, вся в зелёных тонах, а покрытая татуировками кожа блестит в лунном свете.
Открывая калитку я издаю много шума, чтобы дать ей понять что она больше не одна.
— Проникновение со взломом, Роудс? Не очень то ответственно с твоей стороны.
— Может быть, во мне есть какая-то необузданная жилка, о которой ты не знаешь.
Она искренне смеется. — Да. Хорошо.
Она и не подозревает что до того как стать отцом, я был таким же диким, как и она.
— Я полагал что ты будешь в своей комнате, искать вдохновение в одной из тех кулинарных книг, с которыми путешествуешь.
Она кивает в сторону летней луны, виднеющейся вдалеке прямо над городской чертой. — Это очень вдохновляет.
Она не ошибается. Здесь потрясающе.
И вид, и девушка, на которую я не должен смотреть.
Я бросаю полотенца на ближайший шезлонг и краем глаза наблюдаю за Миллер, которая начинает вставать, вытаскивая ноги из воды. Мой взгляд блуждает по каждому дюйму ее влажной кожи.
— Уже уходишь?
Она указывает на отель. — Предоставляю тебе бассейн. Я подумала, что ты захочешь побыть в одиночестве.
— Ты можешь остаться.
Ладно… Понятия не имею, почему я это предложил.
Она колеблется, но не отвечает мне. Просто возвращается на свое место, ее накрашенные в красный цвет пальцы ног снова погружаются в воду.
Стягивая рубашку через голову, я бросаю ее на стул, прежде чем поправить пояс на плавках. Я ловлю взгляд зеленый глаз Миллер, которая не торопясь иследует каждый дюйм моего тела с другого конца бассейна, и только сияние огней под водой позволяет мне видеть, что это происходит на самом деле.
Я уже и забыл, какого это. На протяжении долгого времени я не замечал внимания девушек ко мне. На меня давно не смотрели так, чтобы я чувствовал себя мужчиной, а не просто отцом. Моя грудь раздувается от такого внимания.
— У тебя есть татуировки.
Это утверждение, но в ее голосе слышится легкое удивление.
Глядя вниз на свои ребра и бедро, я замечаю что она изучает их.
— Я всегда думала, что ты осуждаешь меня за то, что они у меня есть.
Черт. Серьезно? Может и так, но дело не в том что у нее татуировки, или кольцо в носовой перегородке, или что-то еще в том, как она выглядела. Я полагал, что если бы я нанял женщину, которая будет присматривать за моим сыном, то это была бы милая пожилая леди, разбирающаяся в рукоделии и садоводстве. Но я никак не ожидал увидеть сквернословящую и взрывоопасную девушку, которая к тому же еще и бесподобна на кухне.
— Нет. Мне нравится. Они тебе подходят.
У Миллер дергаются уголки губ.
— Однако то, что ты пьёшь в 9 утра? За это я осуждал тебя.
Она хихикает, и ее хриплый смех — последнее, что я слышу, прежде чем ныряю с головой в глубокую часть бассейна. Я плыву вдоль берега к мелководью, где она сидит, прежде чем выскакиваю из воды и оказываюсь примерно в футе от нее, и провожу рукой по волосам, чтобы убрать их с лица.
— Боже мой, Кай. Неудивительно, что у тебя есть ребенок. От одного взгляда на тебя любая женщина могла бы забеременеть.
Я издаю смешок. — Давай пожалуйста не будем шутить о том, что кто-то снова забеременеет. Я с трудом справляюсь с воспитанием сына. С другими я бы не справился.
Она садится прямее. — О чем ты говоришь?
Уже слишком поздно начинать этот разговор. Я слишком устал. Слишком тяжело. Мой разум слишком измучен, чтобы думать о чем-то еще, кроме как расслабить плечо и упасть в постель. Мне нужно будет проснуться с Максом через несколько часов, но темно-зеленый купальник Миллер, мокрый и прилипший к каждой складочке ее тела, вызывает у меня желание провести всю ночь, просто наблюдая за ней.
Дочь Монти. Потрясающая дочь Монти.
Проигнорировав ее вопрос я ныряю под воду и снова проплываю вдоль бассейна в надежде, что расстояние между нами поможет мне забыть насколько красива эта девушка.
Но и с закрытыми глазами я вижу только ее, когда я выныриваю на мелководье, чтобы глотнуть воздуха, я нахожу ее сидящей на том же месте, она описается ладонями на края бассейна, и я понимаю что этот образ не покинет мой разум долгое время.
— Я думала что мы уже пришли к тому, что даже если ты игнорируешь вопрос, то это не заставляет меня забыть его, Кай.
Ее тон ровный и уверенный. — Ты фантастический отец. И если тебк нужен кто — то, кто тебя это скажет, то это буду я.
Я ей не верю, но и спорить нет смысла. — Спасибо.
— Кто сейчас наблюдает за Максом?
— Исайя.
— Где его мама?
У меня вырывается испуганный смешок, и я на мгновение ныряю под воду, чтобы сориентироваться. — Поздновато для такого разговора, тебе не кажется? — все что я говорю, когда выныриваю на поверхность.
— Нет. Я думаю, сейчас самое подходящее время.
Я отворачиваюсь от нее, расхаживая взад и вперед по воде. Отсюда открывается потрясающий вид на весь город под нами. Ночь теплая, вода успокаивает, и от этой почти обнаженной девушки мое тело кажется по-настоящему расслабленными.
— Я бы предположил, что она в Сиэтле. Но я не уверен.
Прежде чем я успеваю опомниться, я слышу тихий всплеск, когда Миллер залезает в воду позади меня. Она подплывает к тому месту, где я стою, прежде чем вынырнуть и сесть на выступ, заставляя меня посмотреть на нее.
Вынуждающе. Я смеюсь про себя. Для меня большая честь наблюдать за Миллер Монтгомери, в промокшем насквозь купальнике.
Ее голос звучит мягче, чем обычно. — Что случилось?
Вода стекает по ее телу, и дорожка капель стекает в ложбинку груди, все мое внимание приковано именно к ним. Она прекрасно знает это, и как сексуальный гипнотизер придвигается чуть ближе и снова спрашивает: — Что случилось с мамой Макса?
— Ты используешь свое тело чтобы отвлечь меня?
— А это работает?
Я провожу ладонью по лицу, потому что, да блять, это работает. Чертовски хорошо. — Она была… — я сделал глубокий вдох, и продолжил, — той, с кем я периодически встречался, когда играл в Сиэтле. Я увидел ее в местном ресторане, который часто посещала команда. Эшли была нашей официанткой. Это никогда не было чем-то серьезным, и закончилось как только я подписал контракт с "Чикаго". Просто интрижка, или я так думал. Осенью я переехал на Средний Запад, и примерно через год она появилась в моей квартире с моим шестимесячным сыном на руках.
— Она даже не сказала тебе что беременна?
Брови Миллер нахмурены, она явно разгневана.
— Она узнала об этом после того, как я уже уехал. Но нет, я не думаю, что она вообще планировала мне что-то рассказывать.
— Я ее ненавижу.
Я усмехаюсь.
— Как она могла не рассказать тебе об этом?
— Вероятно потому что она искренне верила, что поступает правильно, какими бы ошибочными не были ее действия. Она не хотела чтобы я думал что она пытается заманить меня в ловушку, или завладеть моими деньгами, поэтому хотела сделать все в одиночку, но через шесть месяцев поняла что не хочет быть матерью. Вот тогда-то она и появилась на моем пороге.
Миллер усмехается. — Тогда я затаю на тебя обиду, поскольку ты ведешь себя вменяемо и рассудительно. Это пиздец, Кай. Ты пропустил целых шесть месяцев жизни своего сына.
— Я знаю что пропустил их, и я думаю об этих шести месяцах каждый грёбаный день своей жизни. Что я упустил, чему научился Макс пока меня не было рядом. Я не испытываю к ней ненависти, но я злюсь на нее за то, что она не рассказала мне раньше. Когда она появилась в Чикаго, у меня не было никаких сомнений в том, что растить его буду именно я.
— И ты был уверен, что он твой? Поверив на слово?
Приподняв брови, я жду, пока она соединит все части пазла воедино. У Макса мои голубые глаза, как и мои темные волосы. Нет никаких сомнений в том, что он мой.
— Хорошо, — смеется она, поднимая руки. — Глупый вопрос.
— Я итак пропустил слишком многое, я боялся упустить что то ещё.
Между нами становится устрашающе тихо.
— Прости, — приношу свои извинения. — Слишком поздно вникать в суть.
— Никогда не поздно проникнуть глубоко в меня, папочка-бейсболист.
Испуганный смех срывается с моих губ, снимая напряжение. — Ты смешна.
Она улыбается, и мне это слишком нравится. Я хочу смотреть на нее, рассказать ей все, что она захочет узнать, пока она вот так смотрит на меня. Но вместо того чтоб сделать то, о чем потом пожалею, я ныряю под воду и плыву прочь, до тех пор, пока не понимаю что она плывет за мной, следуя тем же маршрутом что и я.
Поднимаясь на поверхность, я жду пока она повторит за мной. — Какого черта ты делаешь?
— Таскаюсь за тобой по всему этому чертову бассейну, я хочу знать все.
— Что «все»?
— Остальная часть истории. Почему ты никому не доверяешь своего сына. Почему ты мне не доверяешь.
Она использует свои руки и ноги гораздо больше, чем нужно того, чтобы держаться на поверхности. — К тому же, я не очень хорошо плаваю, так что, если я утону, это будет на твоей совести до конца жизни.
— Я действительно доверяю тебе.
Она замирает, ее зеленые глаза расширяются, прежде чем она начинает медленно тонуть.
— Хорошо, Майкл Фелпс. (американский пловец, 23-кратный олимпийский чемпион) Протягивая руку, я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. — Не нужно жертвовать своей жизнью. Я поговорю с тобой.
Наши ноги переплетаются под водой, наша кожа скользит друг по другу. Вода достаточно теплая, но я чувствую как мурашки бегут по спине Миллер под моей ладонью. Моя рука обвивается вокруг ее бедра, ее ноги обвиваются вокруг моей талии, ее глаза медленно опускаются к моим губам, потому что они слишком близко к ней.
Я прочищаю горло, отплывая обратно на мелководье.
Когда я достигаю высоты на которой она может стоять, я не выпускаю ее. Когда она пытается убрать ноги с моей талии, я усиливаю хватку. Она ощущается хорошо. Слишком хорошо. Я действительно понятия не имею сколько времени прошло с тех пор, как на мне в последний раз было женское тело, но я не хочу чтобы это заканчивалось прямо сейчас.
— Ты мне доверяешь? — шепчет она.
— Я думаю, да.
— Почему?
— Боже, я понятия не имею. Ты как слон в посудной лавке, может быть, я просто не в своем уме.
Я медленно подвожу ее обратно к выступу, усаживаю, но не отхожу. Я остаюсь стоять между ее ног, заключив в клетку, расставляю руки по обе стороны от нее
— Задавай свои вопросы.
— Почему ты увольняешь всех нянь?
Она не колеблется, это делаю я.
Я опускаю голову, бедра Миллер находятся прямо передо мной, и мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не коснуться ее.
— Могу я ответить за тебя? — тихо спрашивает она. — Я думаю, что ты хочешь перестать играть в бейсбол. Мне кажется, ты так переживаешь, что пропустишь важные моменты и няня Макса будет первым, кто их увидит. Ты так зациклился на том, что пропустил, что отчаянно стараешься сделать все возможное чтоб этого не повторилось.
Вдыхая через нос, я отступаю в воду, потому что мы слишком близко и она видит слишком много.
— Я знаю, каково это — отсутствие родителей, — говорю я ей. — В тот день, когда я подписал контрак, Исайя был единственным родным человеком, и то же самое произошло когда подошла его очередь. Я также был единственным, кто поддерживал его, когда он получал водительские права или когда ему впервые разбили сердце. Последнее, кем я когда-либо буду, для своего сына — это отцом, которого никогда нет рядом. Я не пропущу важные моменты, и я даже больше скажу, я не хочу упускать повседневные, незначительные моменты. Я хочу их все.
Над нами повисает тишина, пока Миллер водит ногами по воде, периодически касаясь меня.
Ее обычно уверенное поведение смягчается. — Где были твои родители?
— Моя мама умерла.
— Моя тоже.
Я перевожу взгляд на нее, когда она садится на выступ.
— Рак, — говорит она.
— Автомобильная авария.
— А твой отец?
Ладно, для сегодняшнего вечера это уже слишком. — Это долгая история.
Кажется, она понимает мое желание сменить тему. — Тебе нужно немного повеселиться
Воспоминания вызывают у меня улыбку. — Поверь мне, в мои двадцать с небольшим было очень весело. Как только Исайя обосновался в лиге, я жил по-настоящему. Я был легкомысленным и безрассудным, и мне не стоит возвращаться к этому теперь, когда у меня есть сын, которого нужно растить.
— Тебе не нужно возвращаться назад, но ты мог бы найти баланс между тогда и сейчас. Теперь ты постоянно сердитый, — она понижает голос, передразнивая меня, — «Я ненавижу играть в бейсбол и людей, которые присматривают за моим ребенком».
— Я не ненавижу бейсбол. На самом деле я люблю его. Я просто ненавижу что это то, что отдаляет меня от Макса ”.
— А как же люди, которые присматривают за твоим ребенком?
Мой рот дергается в улыбке. — А это мне ещё предстоит узнать.
Она смеется, ударяя меня в грудь тыльной стороной ладони, но я ловлю ее прежде, чем она успевает отстраниться. — Сколько тебе было лет, когда умерла твоя мама?
Атмосфера в воздухе снова меняется.
— Пять.
— Господи, — выдыхаю я. — Я и не подозревал, что Монти был так молод, когда потерял жену.
— О, они никогда не были женаты. На самом деле, они встречались всего около года, до того как умерла моя мама. Миллер соскальзывает с бортика в воду между моим телом и бортиком бассейна. — Он не мой биологический отец.
Что?
Миллер отстраняется от меня, но, как сама и сказала, плавает она не очень хорошо, так что далеко не уплывёт. Она гонялась за мной в бассейне всю ночь, но на этот раз я полон решимости поймать ее.
— Продолжай говорить, — настаиваю я, пока она гребет руками по воде.
— Он удочерил меня.
Она вытирает капли воды с лица. — За день до своей смерти моя мама попросила его сделать это. Просить его об этом было нелепо. Ему всего двадцать пять лет, и он профессионально играл в бейсбол. Я была просто ребенком его девушки, но он все равно это сделал. Моя мама была матерью-одиночкой. Мой биологический отец был парнем на одну ночь. Монти удочерил меня, мы сменили фамилию на его, потому что мама этого хотела. После смерти мамы он покинул лигу и устроился тренером в колледж, чтобы заботиться обо мне, потому что у меня больше никого не было. Это самая бескорыстная вещь, которую кто-либо делал для меня, и из-за этого я чувствую себя ужасно.
Я застыл на месте, стоя на мелководье бассейна, ошеломленный уязвимостью, которую Миллер никогда не проявляла рядом со мной. Она использует юмор, чтобы разрядить напряженные ситуации, но сейчас она говорит искренне, потому что Монти заслуживает момента признания. Она хочет, чтобы я понял, насколько он хорош. Как он важен для нее.
Я чертовски люблю этого парня.
— Он беспокоится, что ты уйдешь на пенсию так же, как ушел он, — продолжает она.
Это то, о чем я думаю ежедневно. Если я уйду на пенсию сейчас, то избавлюсь от большого стресса. Конечно, я бы отказался от карьеры которой хотел, но это было бы ради работы, которую я люблю в миллиарды раз сильнее.
— Не надо, — шепчет она. — Услышь это от ребенка того, кто отказался именно от этого. Макс будет жить с этим чувством вины всю оставшуюся жизнь.
Вот почему она вернулась на прошлой неделе. Должно быть, Монти сказал ей дать мне еще один шанс.
— Миллер, я устал, мне тяжело. Все это гребаное время.
— Позволь мне помочь тебе. Позволь мне помочь тебе найти баланс.
Она серьезно относится к чувству вины, которое постоянно чувствует. Но почему? Я знаю Монти. Я знаю, что он за человек. Он бы отказался от всего ради своего ребенка, так же, как и я. Как она этого не понимает? Существует другой вид любви, который приходит в твою жизнь, когда у тебя есть ребенок. Монти не пожертвовал своей карьерой, он просто сменил направление из-за того, что так сильно любил эту маленькую девочку. Настолько, что он носит ее фотографию с софтбола на каждую выездную игру, только для того, чтоб положить ее на стол и смотреть на нее.
Ее глаза прыгают между моими, умоляя, но прежде чем я успеваю ответить, ослепительный свет фонарика блуждает по ее лицу.
— Эй! — кричит охранник. — Бассейн закрыт!
Поворачиваясь, я прикрываю Миллер своим телом, стоя к ней спиной, отчасти для того, чтобы свет падал на ее лицо, но в основном потому, что я чувствую себя настоящим собственником, видя ее в этом маленьком зеленом купальнике, и я не планирую делиться этим видом.
Она за моей спиной разражается приступом смеха.
— Прошу прощения за это!
Я поднимаю руки над водой. — Мы уже уходим.
Миллер продолжает хихикать.
— Я возлагал на тебя надежду, Монтгомери. И вот мы здесь, проводим с тобой одну ночь и я уже влипаю в неприятности.
— Поверь мне, — хихикает она. — У меня в планах доставить тебе гораздо больше неприятностей, чем это.
Это именно то, о чем я беспокоюсь.