Пришельцы из прошлого

XI

Это меняло дело. Даже убедившись, что Барбара Херрера появилась в моем доме вооруженной до зубов, я почему-то продолжал думать, что она была лишь мелкой сошкой, случайно, если так можно выразиться, оказавшейся на линии огня. Но если ради нее Мак направил сюда спецгруппу…

Прежде чем я сумел сформулировать для себя вопрос, раздался стук в дверь. Мы с Тиной переглянулись. Я обвел взглядом кабинет. Видимо, заметив, что мой пикап стоит во дворе с включенными фарами, Бет решила помочь мне уложить вещи и заодно выпить чашечку кофе. Ее внимание могли привлечь прислоненное к стене ружье и пистолет у меня за поясом.

И главное Тина.

— Быстро в ванную! — шепотом приказал я. — И спусти там воду. Сосчитай до десяти, потом закрой дверь на задвижку. — Кивнув, она заспешила прочь на цыпочках, чтобы стук каблуков по паркету не выдал ее. Я повернулся к двери: — Минутку!

Она спустила воду в туалете — момент был выбран удачно, — а я сунул пистолет под свою шерстяную рубашку. Потом, убедившись, что тридцать восьмой особый не слишком выделяется в заднем кармане брюк, поставил ружье за стекло витрины. Именно в это время с негромким, но характерным стуком закрылась дверь в ванную. Мне стало не по себе при мысли, что объектом этого рассчитанного по секундам обмана является моя жена, причем некрасивый поступок я совершаю при содействии любовницы. Вряд ли я сумел бы объяснить присутствие в кабинете Тины, не вдаваясь в детали, которые не имел права раскрывать. Тем более я не мог провести Бет в ванную, показать ей труп, а потом предложить сбегать в гараж за лопатой и помочь выкопать могилу… Примерно таким был ход моих мыслей, когда, открыв дверь, я увидел за ней грузную фигуру Фрэнка Лориса.

При всей неприязни к нему я почувствовал облегчение. Отступив в сторону, я впустил его в кабинет.

— Где она? — спросил он.

Я кивком указал на дверь ванной. Он шагнул к ней, но тут, услышав знакомый голос, Тина вышла.

— Что тебе нужно? — раздраженно спросила она.

— Выясняю, чем ты здесь занимаешься, — ответил он. Потом бросил на меня быстрый взгляд: — Упирается? — Повернувшись, он окинул Тину взглядом, проверяя состояние ее одежды, прически и губной помады. — Или вы решили возобновить дружеские отношения? Как ты думаешь, долго я буду сидеть в машине мертвой девки, дожидаясь тебя?

— Ты получил приказ, — сказала Тина.

— Приказ мне не по душе.

— Где сейчас машина Херреры?

— В проезде. А ее барахло в фургоне этого писаки. Я побросал все в багажник — чемодан, сумки, шляпную коробку, плащ, целый ворох платьев. Ее машина чиста, я могу отогнать ее в Альбукерке и там поступить, как мы договорились.

Конечно, если вашему величеству не взбредет в голову что-нибудь поумней. — Он шутовски поклонился, затем повернулся и, глянув через плечо, сказал: — Этот парень тебе досаждает?

Тина быстро проговорила:

— Фрэнк, если ты все забрал из машины, отгони ее из проезда, пока ее никто не увидел.

Фрэнк Лорис не обратил внимания на ее слова. Он смотрел на меня, я тоже не отрывал от него взгляда. Мне подумалось, что его квадратная челюсть, вьющиеся светлые волосы и атлетическое сложение не могут не казаться привлекательными для женщин. Его глаза — золотисто-карие, с темными искорками, очень широко расставленные — производили странное впечатление. Считается почему-то, что это признак ума и надежности, но я не имел возможности убедиться в справедливости этих слов.

— Писака, — негромко произнес Лорис, — не доказывай нам, какой ты смелый и независимый. Она говорит, когда-то ты был крутым парнем, но война давно в прошлом. Делай, что тебе велят, писака, и все будет в порядке.

И он ударил меня.

Выражение его глаз ничуть не изменилось, что и ввело меня в заблуждение. Свое дело он знал. Конечно, мне не следовало концентрировать внимание на его глазах, но я все еще оставался прекраснодушным мирным гражданином.

— Вот так, писака. Делай, что тебе велят, и все будет в порядке.

Его голос долетал до меня еле слышно, а смысл его слов меня не интересовал. Я старался вести себя предельно естественно. Удар под грудину обычна частично парализует, но в то же время руки инстинктивно тянутся к травмированному месту. Так я и поступил, лежа на полу и весьма правдоподобно корчась от боли. Одной рукой я ухитрился расстегнуть сорочку, а другой крепко ухватился за рукоятку револьвера. Я видел, как Лорис направился к двери.

Начал поворачивать дверную ручку. Я сел и тщательно прицелился в ту точку на его спине, где спинной корд соединяется с черепом. Он не обернулся. В этой точке человека способна убить игла, а не то что пуля двадцать второго калибра.

Вздохнув, я опустил револьвер и молча наблюдал, как за Лорисом закрывается дверь. Ладно. Пока хватит и одного трупа в кабинете. Я медленно поднялся и глянул на Тину. Она скинула с плеч норковую накидку и держала ее обеими руками, как тореадор красную тряпку. Думаю, она готовилась бросить ее мне на голову, чтобы сбить прицел, если решила бы, что я и впрямь собираюсь стрелять. Накидка явно служила такому многообразию целей, которое не вмещало даже самое богатое воображение скорняка.

Тина энергично замотала головой:

— Нет, дорогой, он нам еще пригодится.

— Мне не пригодится, — убежденно ответил я. — Постараюсь обойтись без него. Вернее, сделаю так, чтобы он был не в состоянии когда-либо оказаться в моем поле зрения. И ты мне тоже не нужна, прощай!

Несколько секунд она молча смотрела на меня. Потом пожала плечами:

— Что ж, если хочешь… Если ты уверен, что хочешь именно этого. Но на твоем месте я бы дважды подумала, амиго. Ревность какого-то идиота не должна отражаться на твоей способности трезво мыслить. — Она сделала небрежный жест в сторону ванной. — И о ней тоже стоит подумать.

Я медленно сунул свой кольт обратно за пояс.

— Не пора ли тебе поделиться со мной своими секретами? Кто такая Барбара Херрера? Чем она занималась в Санта-Фе и почему Мак приказал ее ликвидировать? И как ему удается безнаказанно убивать людей в мирное время? — На моем лице появилось раздражение. — Когда ответишь на эти два вопроса, потрудись объяснить, почему возникла необходимость убить ее именно в моем кабинете и из моего оружия. Я… — Весело рассмеявшись, Тина помешала мне закончить фразу. — Что здесь смешного? — спросил я.

— Смешной ты. — Протянув руку, она нежно похлопала меня по щеке. — Трепыхаешься, как рыба на крючке. Это так забавно!

— Продолжай! — сказал я, когда она умолкла.

Она радостно улыбнулась:

— Помни, дорогой, это твой кабинет и твой револьвер. А кроме того, ты слышал, конечно, Лориса — он перенес ее вещи в твой фургончик. Если сейчас я уйду, ты останешься один на один с достаточно сложной проблемой.

— Продолжай! — повторил я.

— Боюсь, ты не ценишь меня, — сказала она. — Ведь я вернулась, чтобы помочь тебе. Ни для кого другого я не пошла бы на такой рискованный шаг. Лорис понимает это и бесится от ревности… Конечно, ты облегчишь нам работу, если согласишься сотрудничать. — Она снова негромко рассмеялась. — Подумай, Эрик, писатель, естественно, человек с неустойчивой психикой, рассказывает полицейским об одной очаровательной девушке, которую он встретил в гостях у знакомых и с которой договорился увидеться еще раз в тот вечер… И вдруг — о ужас! — он обнаруживает ее в своих сугубо личных апартаментах с пулей в спине. Кто поверит в неожиданность и ужас? Ведь она убита из твоего револьвера. «Послушайте, мистер Хелм, — в голосе Тины внезапно зазвучали жесткие прокурорские нотки, — все мы люди, никто не безгрешен. Почему бы вам не признаться, что вы незаметно передали мисс Херрера ключи от вашего кабинета и попросили ее подождать вас. Вы обещали прочесть ее рукопись, как только ваша супруга уснет». Именно в таком русле пойдет разговор, — продолжала улыбаться Тина, — если вызовешь полицию. И конечно, меня очень интересует, что ты им ответишь.

Наступило молчание. Тина достала сигарету. Я поднес ей зажигалку. Она снова посмотрела на меня, уже без улыбки.

— Ну, что ты решил, Эрик? — Ее голос был негромким и напряженным. — Война давно кончилась. Сколько нужно лет, чтобы все забылось? Тридцать, двадцать или, может, пятнадцать или двенадцать? Мы ведь никогда не давали обет молчания, правда? Мак всегда говорил, что человек, настаивающий на принесении клятвы молчания, первый ее и нарушит. Мы вместе сражались в Кронхайме, любили друг друга. Неужели ты выдашь меня полиции?

Она умолкла, ожидая ответа, я тоже молчал — это ее шоу. Она затянулась и выпустила изо рта дым с гордым видом, как иногда делают женщины, словно поздравляют самих себя, что остались живы, а не задохнулись от запаха горящего табака.

Глянув на меня, она сказала:

— Беру обратно свои угрозы, дорогой, и приношу извинения. Тебе ничто не угрожает. Ты просил меня рассказать обо всем, так слушай. Я убила эту девку, я, Мадлен Лорис, Тина, убила ее, выполняя приказ, потому что она заслужила смерть. Ее смерть была необходима, чтобы не дать умереть другому человеку, может, даже не одному, а многим. После ее разговора с тобой мы, я и Лорис, подумали, что, возможно, она явится к тебе домой и будет ждать тебя. Мы опередили ее. Лорис ждал за дверью — единственное, на что он способен, но это немногое он делает здорово. Она была еще жива, когда он приволок ее к тебе в кабинет. Я нашла пистолет в единственном запертом ящике твоего стола, дорогой, какой жалкий замок! И именно я застрелила ее так же, как она убивала других. Думаешь, нож и револьвер она носила для украшения? Или считаешь, что мы одни знаем, как убивать? — Тина выпрямилась. — Можешь вызвать полицию, я во всем признаюсь, ты окажешься чист. Меня посадят на электрический стул, но я не произнесу ни слова, хотя и не давала обета молчания. И до последней минуты я буду помнить, что человека, пославшего меня на смерть, я когда-то любила… Во мне не будет ненависти к тебе… я буду помнить лишь ту чудесную неделю в Лондоне, которую мы провели вдвоем. Это было так давно… — Она умолкла. Затянувшись сигаретой, она нежно улыбнулась мне: — Ты находишь, что я стала еще красивей, чем прежде? Прямо кинозвезда.

Я перевел дыхание:

— Задание ты могла выполнить в любом другом месте, но не в моем кабинете. Дай мне платочек, ты так разжалобила меня, что я должен утереть слезы. И скажи, какие дальнейшие действия предусмотрены твоей программой?

Ей было незачем выказывать нежные чувства, потому что она абсолютно права — я не могу передать ее полиции и, тем более, ничего объяснить. Выбора у меня нет.