Пришельцы из прошлого

XV

На рассвете я свернул с шоссе на грунтовую дорогу, пересекавшую чье-то ранчо. Я ехал по ней около двух миль, пока в свете фар не заметил впереди небольшую низинку, где растительность была обильнее, чем в других местах. Там мы и остановились.

С трудом переставляя онемевшие ноги, я вылез из машины и осторожно прикрыл дверцу, чтобы не разбудить Тину, которая, свернувшись калачиком, спала на другом сиденье. Затем, поднявшись на невысокий пригорок, я некоторое время любовался полоской неба ни востоке, наливавшейся желто-розовым цветом. День обещал быть ясным, хотя в наших краях почти все дни ясные.

Меня охватило чувство нереальности, отрешенности от происходящего, которое иногда посещает человека после бессонной ночи. Не верилось, что в ста с лишним милях к северу в заброшенной шахте лежит красивая девушка с пулей в спине.

Барбару Херреру вместе с ее сложенными в кучку вещами мы засыпали землей и забросали камнями. Тина назвала наши действия бессмысленной тратой времени в угоду глупой сентиментальности, но я почувствовал себя спокойней, когда это подобие погребения было завершено. Мне становилось не по себе при мысли о крысах и койотах.

Дома я не успел зарядить газовый баллон и сейчас, чтобы приготовить завтрак, мне пришлось развести костер. Под кофейником и сковородой весело потрескивали сухие сучья, когда я услышал, как отворилась дверца машины. Подняв голову, я увидел Тину. Она приглаживала рукой волосы, потягивалась и зевала, как пробудившаяся ото сна кошка. Глядя на нее, я не мог удержаться от смеха. Она быстро закрыла рот:

— Что здесь смешного, Эрик?

Я сказал:

— Детка, взгляни на себя.

Она окинула себя взглядом, потом сделала жест, словно собиралась пригладить платье, но через мгновение ее руки беспомощно опустились. Ситуация требовала кардинальных мер, а не простого латания дырок. В этом наряде она не смогла бы блистать в обществе. Перчатки и шляпка бесследно исчезли, роскошное вечернее платье вымазано в грязи, а его подол изорван в клочья. Туфли порезаны острыми камнями, чулки порваны. Казалось, лишь норковая накидка не подвержена воздействию внешних факторов. Однако ее великолепие лишь подчеркивало плачевное состояние остальных предметов туалета.

Она рассмеялась и повела плечами:

— Ах, черт побери! Ты купишь мне новую одежду, когда мы окажемся в городе?

— Да, да, — ответил я. — Ты можешь привести себя в порядок за тем кедром. И поторопись — яичница почти готова.

Она ушла, а я тем временем расстелил армейское одеяло, расставив на нем походную посуду, и разлил по чашкам кофе. Вернувшись, Тина расчесала волосы, поправила чулки и накрасила губы, хотя до превращения в светскую даму, блиставшую на приеме у Дарреллов, ей было далеко. В журналах для женщин, которые выписывает Бет, ее привели бы в качестве примера, достойного глубокого сожаления. Она не была ни элегантна, ни по-юношески свежа. В нынешнем состоянии у нее было ничтожно мало шансов привлечь внимание мужчин.

Она села рядом со мной. Я протянул ей тарелку и чашку и, прочистив горло, сказал:

— Мы оставили следы колес на холмах, когда ехали к шахте. Впрочем, сомнительно, чтобы кто-нибудь взял на себя труд проследить, куда они ведут. Налить тебе в кофе немного виски?

Она бросила на меня удивленный взгляд;

— Зачем?

Я пожал плечами:

— Говорят, виски — хорошая профилактика от простуды. Кроме того, после виски представительницы слабого пола легче идут на уступки. Я имею в виду, на уступки мужчинам, преследующим аморальные цели.

— А твои цели аморальны, дорогой?

— Естественно, — ответил я. — Мне вряд ли удастся избежать измены супруге, прежде чем мы с тобой расстанемся. Это стало ясно, как только я увидел тебя вчера вечером. Сейчас мы сидим в уютном, спокойном месте. Если мы согрешим, я успокоюсь и перестану бороться со своей совестью.

Она улыбнулась:

— Не похоже, чтобы ты энергично с ней боролся.

Я развел руками:

— Она слишком слаба, и борьба с ней не требует больших усилий.

Она рассмеялась:

— Твой подход чересчур прямолинеен, а я слишком голодна. Прежде чем ты меня изнасилуешь, дай закончить завтрак.

Но немного виски в кофе все же не помешает. — Она наблюдала, как я наливаю виски в чашки. Через некоторое время она сказала: — У тебя очень красивая жена.

— И очень хорошая, — сказал я. — И я люблю ее больше всех на свете. А теперь давай заткнемся о моей жене. Посмотри, внизу долина реки Пекос. Река отсюда не видна, но она там, можешь мне поверить.

— Неужели?

— Эта река вошла в историю. Было время, когда выражение «к западу от Пекоса» означало что-то дикое, первобытное и чудесное. Чарльз Гуднайт и Оливер Лавинг попали здесь в засаду, устроенную индейцами, насколько я помню, это были команчи. Они отгоняли скот на север Техаса. Лавинг был ранен в руку, а Гуднайту удалось ускользнуть и вернуться с подмогой. Но у Лавинга началось заражение крови, и вскоре он умер. Команчи были замечательными наездниками и отличными стрелками из лука. Я пишу о них очень редко.

— Почему же, дорогой?

— Они были нацией великих воинов, и я не хочу изображать их негодяями. С другой стороны, меня тошнит от книг, в которых краснокожие представлены благородными рыцарями. Для литературных целей куда более подходят апачи. Они тоже были неплохими вояками, во всяком случае армии США они долго причиняли головную боль, но в их характере я не обнаружил ни одной черточки, которой можно было бы восхищаться. Самый отъявленный вор и лгун был у апачей в наибольшем почете. Мужество, по их понятиям, совершенно бессмысленное слово. Конечно, апач мог с честью умереть, если не оставалось ничего другого, но это было пятно на его биографии — он должен выкручиваться из любых ситуаций. А от их чувства юмора у нормального человека стынет кровь в жилах. Для них не было ничего веселее, чем совершить набег на одинокую ферму, сожрать мулов — мясо мулов у них считается деликатесом, — а обитателей фермы оставить в самом смешном, самом забавном, по их понятиям, виде.

Они сдирали с человека скальп, отрубали уши, нос и язык, срезали веки. У женщин отрезали груди, а у мужчин половые органы. Всем без исключения ударом ножа перерезали сухожилия на ногах. Потом апачи старой закалки — сегодня, естественно, они все цивилизованные и респектабельные — становились полукругом и, глядя на эти окровавленные, хрипящие обрубки, беспомощно ползающие в грязи, держались за животы, заливаясь громким, радостным смехом. Насладившись зрелищем, они садились на коней и скакали прочь, оставляя свои жертвы еще живыми с тем, чтобы первый пришедший на ферму белый взял грех на душу и выстрелом прекратил страдания этих несчастных. Это не было ритуалом, торжественным испытанием на мужество и силу характера, как практикуется у некоторых племен. Это было просто развлечение для шайки зеленых юнцов. Да, в свое время у апачей не было предрассудков, недаром Нью-Мексико и Аризона долгие годы оставались безлюдной пустыней. Не будь этих злодеев, не знаю, чем я зарабатывал бы на жизнь. — Я протянул руку за пустой тарелкой Тины: — Еще?

Она отрицательно покачала головой:

— Беседа с тобой, Эрик, не способствует возбуждению аппетита. Странная у тебя манера создавать настроение для любовных утех, рассказывая о глазах без век и отрезанных грудях.

— Я просто демонстрировал тебе глубину знания предмета. Мужчина должен о чем-то говорить, пока женщина приводит себя в порядок. Уж лучше я буду говорить об апачах, чем о своей жене и детях.

— Ты первый упомянул о ней.

— Да, — согласился я, — и ясно дал тебе понять, что больше в разговорах между нами ее имя не должно упоминаться.

— Ты всегда любил меня, Эрик?

— Дорогая, об этом я не размышлял уже лет десять.

Она улыбнулась:

— Когда любишь, не размышляешь.

Она сняла норковую накидку и аккуратно положила ее на край одеяла. Потом в мятом и рваном платье без рукавов повернулась ко мне лицом. Из-за обнаженных рук она казалась хрупкой и уязвимой. Мне хотелось прижать ее к себе хотя бы для того, чтобы согреть. Ее губы разомкнулись, а фиолетовые глаза блестели. Смысл ее действий был ясен. Она отложила в сторону единственную вещь, которая была ей дорога, а что случится с остальными, ее мало заботило. Меня же это не заботило вовсе.