Признаюсь, я даже почувствовал облегчение. Не хочу показаться черствым, но с того момента, как Тина подала мне у Дарреллов сигнал, я не переставал ждать неприятностей. Сейчас игра пошла в открытую, и я мог взглянуть на карты. Мне было жаль девушку — надеюсь, что я прочту ее проклятую рукопись, она, вероятно, незаметно проскользнула в мой кабинет и стала свидетельницей того, что ей не следовало видеть. Впрочем, на моей памяти много погибших, которых я знал дольше и которые нравились мне несравненно сильнее. Если она хотела жить долго и счастливо, ей следовало больше сидеть дома.
Во мне уже произошла перемена — удивительно быстрая и всеобъемлющая. Три часа назад я был мирным обывателем, нашедшим счастье в браке и время от времени нежно похлопывавшим жену по деликатному месту, показывая, что находит ее привлекательной и весьма желанной. В те казавшиеся уже бесконечно далекими минуты смерть миловидной девушки, с которой я только что разговаривал, вызвала бы у меня оцепенение и ужас. Сейчас она представлялась мне не более чем небольшим неудобством. Девушка — лишь ничтожная пешка в игре, которая никогда не прекращается. Сейчас она стала трупом, а возиться с покойниками мне было недосуг.
Вокруг активно действовали живые люди, внушавшие значительно больше опасений.
У Мака, подумал я, высокие ставки, если он получил право ликвидировать невинных людей, случайно оказавшихся свидетелями. В Европе мы тоже при необходимости занимались подобными делами, тогда это были гражданские лица вражеской стороны, и в то время шла война.
Я задержал хмурый взгляд на мертвой девушке дольше, чем было необходимо, вопреки здравому смыслу ощутив даже легкое чувство утраты. Она казалась мне милой девчушкой, а их не так уж много, чтобы ими разбрасываться.
Вздохнув, я повернулся и, выйдя из ванной, приблизился к застекленной витрине. Отперев ее ключом, я достал пневматическое ружье, на котором лежал многолетний слой пыли. Я сдул ее, проверил ствол, выдвинул ящик стола, где хранились боеприпасы, и достал три патрона с крупной дробью.
У меня давно не было контактов с Маком, но его люди, судя по всему, по-прежнему играли наверняка. Меня они, должно быть, считали теперь чужаком, хотя и подали мне сигнал доверия. С другой стороны, трудно рассматривать как проявление дружелюбия с их стороны труп Херреры, оставленный у меня в ванной. Если они собирались нанести мне визит — а это казалось более чем вероятным, — я предпочитал встретить их во всеоружии, как в добрые старые времена, то есть с чем-нибудь осязаемым в руках.
Вернувшись в ванную, я прислонил ружье к двери, закатал рукава рубашки и склонился над Барбарой Херрерой. Пришло время распрощаться с ненужной сентиментальностью, развившейся во мне в послевоенные годы. Я хотел точно знать, что послужило причиной смерти. При беглом взгляде не было заметно признаков насилия. Я не сразу разглядел вздутие в левой части ее черепа и пулевое отверстие в спине. Длинные волосы и белое платье были вымазаны в крови. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, как все произошло.
Ее застигли врасплох, удар по голове явился для нее полной неожиданностью. Затем ее перетащили в ванную и застрелили из малокалиберного пистолета. В нашем доме толстые стены, они легко поглотили негромкий звук выстрела.
Я заподозрил, что убийца воспользовался моим пистолетом. И действительно, под унитазом валялась стреляная гильза двадцать второго калибра. Я подумал, что так и должно было произойти. Тина увлекалась европейскими миниатюрными пистолетами, калибр которых измерялся в миллиметрах, а Фрэнк Лорис не произвел на меня впечатления искусного стрелка. Если он и носил при себе оружие, то явно что-нибудь бронебойное, — например, «Магнум-44». Несомненно, они сознательно подставили меня, чтобы принудить к сотрудничеству. Я осторожно приподнял мертвую девушку и ощутил что-то твердое между ее лопатками под окровавленным платьем.
Я изумленно ощупал свою находку. Форма не оставляла сомнения в том, чем является этот предмет, хотя в прошлом я лишь раз встречал подобное приспособление. Я даже не стал задирать платье, чтобы как следует разглядеть находку. Я и так знал, что Барбара Херрера прятала на спине плоские ножны с маленьким обоюдоострым ножом. У таких ножей затачивают кончик и обе кромки лезвия, однако не слишком сильно, потому что в противном случае эти предназначенные для метания орудия могут сломаться при контакте с целью.
Метательный нож штука не очень надежная. Человек с хорошей реакцией сумеет уклониться от него, а одежда из плотной, тяжелой ткани для него непробиваемая, как броня. Но если на вас навели револьвер, винтовку или ружье и приказали поднять руки, а еще лучше сцепить пальцы на затылке — можно при определенной тренировке без особого труда просунуть руку за ворот платья, особенно если шея прикрыта длинными, черными, густыми волосами.
Тогда пять дюймов не слишком остро заточенной стали могут коренным образом изменить ситуацию.
Что ж, на этот раз уловка не сработала. Я выпрямился и начал мыть руки. Мне пришлось пересмотреть свое мнение о Барбаре Херрера.
— Извини, детка, — негромко произнес я, — ты оказалась не такой наивной простушкой.
Вытирая руки полотенцем, я задумчиво поглядывал на нее. Потом тщательно обыскал труп. Чуть выше колена я обнаружил маленькую кобуру, прикрепленную к ноге тугим эластичным зажимом. Именно поэтому она носила широкую юбку индеанки. Кобура была пуста. Я посмотрел на сохранившее привлекательность мертвое лицо:
— Я объяснил бы, чем закончится твое предприятие. Тебе стоило лишь спросить у меня. Ты вступила в борьбу не с теми людьми. Ты очаровательна, умна и ловка, но в этой схватке тебе не хватало главного — при виде врага твоя кровь не вскипела от ярости, как у тигра. Но ты сумела провести меня, и я отдаю тебе должное.
Раздался чуть слышный стук. Взяв ружье, я направился к двери.