Пришельцы из прошлого

IV

Сейчас в гостиной Дарреллов в моих ушах снова звучал голос Мака: «Разве можно расстаться с теми, кто не существует?» Голос из прошлого нес в себе издевательскую нотку, и такая же легкая насмешка читалась в глазах Тины, когда она отошла от меня, сопровождаемая Фрэн и девицей Херрера. Я забыл, какого цвета у нее глаза — не голубые и не черные, и только сейчас вспомнил, что фиолетовые, как небо перед наступлением сумерек.

Амбал по имени Фрэнк Лорис двинулся вслед за тремя женщинами. Он бросил на меня косой взгляд, в котором я без труда прочел предупреждение и угрозу.

Сунув руку в карман, я сжал рукоятку трофейного немецкого ножа. Потом изобразил на лице ухмылку, давая понять, что готов в любое время обсудить с ним все проблемы. В любое время и в любом месте. Возможно, я превратился в миролюбивого домоседа, мужа и отца: моя талия стала шире, а шевелюра заметно поредела. Возможно даже, что некоторые физические нагрузки мне теперь не под силу, но это отнюдь не значит, что у меня подогнутся коленки при виде чьих-то накачанных бицепсов или хмурого взгляда.

Я вдруг с удивлением заметил, что воспринимаю происходящее, как в добрые старые времена. Мы всегда были волками-одиночками. Дух братства и солидарности нам не прививался. Однажды Мак объяснил мне, что старается держать нас по возможности врозь, не допускать частых контактов, чтобы мы не вцепились друг другу в глотку. «Берегите энергию для борьбы с наци, — не уставал повторять он. — Не тратьте ее на свои симпатии и антипатии». Я подумал, что возврат к прошлому произошел в моей душе удивительно быстро, словно все это время я стоял в нем одной ногой.

— Что случилось, дорогой? — послышался за моей спиной голос Бет. — Ты мрачнее тучи. Тебе здесь не нравится?

Я посмотрел на нее, и в который раз она показалась мне неправдоподобно красивой. Бет высокая и стройная. Выносив и родив троих, она безусловно обрела право называться женщиной, хотя по-прежнему выглядит молоденькой девушкой. У нее светло-каштановые волосы, ясные голубые глаза и улыбка, заставляющая мужчин — по крайней мере меня — казаться умнее и значительнее. На ней было синее шелковое платье со скромным вырезом на спине, которое мы купили в Нью-Йорке во время нашей последней поездки на восток год назад. Оно смотрелось на ней великолепно, хотя она и начала уже говорить, что донашивает давно вышедшее из моды старье — гамбит, хорошо известный всем мужьям.

Даже после долгих лет жизни в стране голубых джинсов, платьев в индейском национальном стиле и плетеных сандалий моя жена придерживалась принятых на востоке стандартов, против чего я не возражал. Мне нравится, когда женщина производит впечатление хрупкого, отрешенного от прозы жизни создания и когда на ней юбка, чулки и туфли на высоком каблуке. Я не вижу особой нужды женщине носить брюки, разве что для верховой езды. Больше того, дамское седло и юбка наездницы кажутся мне очень удачным и интересным сочетанием, и мне жаль, что их время безвозвратно кануло в прошлое.

Нет, я не ханжа, считающий смертным грехом для женщины появиться на людях в брюках. Наоборот. Именно потому, что я не ханжа, женщины в брюках и наводят на меня скуку. Люди по-разному реагируют на внешние стимулы, что касается меня, я абсолютно безразличен к женщине в мужском одеянии, как бы очаровательна она ни была и как бы плотно к телу ни прилегали брюки. Окажись Бет любительницей пижамных или просто широких женских брюк, мы, вероятно, никогда не смогли бы заполнить все четыре спальни нашего дома.

— В чем дело, Мэтт? — повторила она.

Глянув вслед удаляющейся Тине и ее гориллообразному спутнику, я пошевелил пальцами и криво усмехнулся:

— Тупицы с мускулатурой быка всегда действовали мне на нервы. А этот недоумок чуть не сломал мне руку. Не знаю, что он хотел доказать.

— Девушка поразительно красива. Кто она?

— Мисс Херрера, — не задумываясь, ответил я. — Она пишет великий американский роман и намерена проконсультироваться у меня.

— Нет, — сказала Бет, — другая. Постарше. Изящная, в черных перчатках. Ты вел себя как истинный европеец, пожимая ей руку. Я даже подумала, что еще немного, и ты поцелуешь ей кончики пальцев. Вы встречались раньше?

Я быстро поднял глаза. Я снова был там, где мне не хотелось быть. Там, где каждую секунду приходится следить, хорошо ли играешь свою роль. Где одно неосторожное слово могло означать смертный приговор. Мышцы моего лица больше не сокращались, как им положено природой. Мой мозг подал сигнал, и лицо изобразило улыбку. Думаю, она была достаточно естественной. Еще юношей я неплохо играл в покер, а в последующие годы мои артистические способности получили углубленное развитие, потому что от них зависела моя жизнь.

Я небрежно положил руку на плечо Бет:

— Ревнуешь? Разве я не могу быть галантным с красивой женщиной?… Нет, миссис Лорис я прежде не встречал, о чем, признаться, немного сожалею.

«Лги, — говорил Мак, — смотри ей прямо в глаза и лги». Почему я должен подчиняться его приказам после долгих лет, прошедших без крови и насилия? Впрочем, ложь далась мне легко, слова казались убедительными. Я нежно прижал Бет к себе, и моя рука ласково, любовно похлопала ее чуть пониже спины. Хотя моего жеста никто не видел, Бет судорожно напряглась.

— Мэтт, немедленно прекрати! — прошептала она, пугливо озираясь.

Бет — забавное создание. Согласитесь, что после стольких лет супружеской жизни мое невинное прикосновение к деликатной части ее тела отнюдь не представляло собой вопиющего нарушения приличий. Но такова Бет, таковы заложенные в ней с детства предрассудки, с которыми приходится мириться. Сейчас, однако, у меня не было времени размышлять о завихрениях ее психики. Собственные проблемы требовали моего внимания без остатка.

— Простите, Герцогиня, — чопорно проговорил я, убирая руку. — Я не имел намерения оскорбить вас…

А сейчас я желал бы вновь наполнить свой бокал. Ваш не требует добавки?

Она покачала головой:

— Нет, я пока не справилась даже с этим. — Она посмотрела мне в глаза: — Не злоупотребляй, дорогой. Помни, завтра утром тебе вести машину.

Из другого конца комнаты за нами наблюдала Тина. Не знаю почему, но мне вспомнился промытый холодными многодневными дождями лес в Кронхайме и немецкий офицер, нож которого я носил в кармане. В предсмертной конвульсии он внезапно отпрянул в сторону, и мой нож сломался, ударившись в металлическую бляху на его груди. Из открытого рта немца вырвался душераздирающий вопль, и Тина, воплощение ярости в одеянии французской шлюхи, выхватила его «шмайсер» и ударила офицера по голове, раскроив череп.