Пришельцы из прошлого

III

Когда я видел Мака последний раз, он сидел за столом в своем убогом кабинете в Вашингтоне.

— Твой послужной список за годы войны. — Он пододвинул ко мне стопку бумаг. — Прочти внимательно. Я дополнил его своими соображениями о людях и фактах, которые тебе надо знать. Запомни и уничтожь. А здесь знаки отличия, которые ты имеешь право носить, если тебе придется снова надеть военную форму.

Я глянул на бумаги и усмехнулся:

— А где же «Пурпурное сердце»? Я три месяца провалялся в госпиталях.

Он не ответил на мою улыбку:

— Не воспринимай эти документы слишком серьезно, Эрик. Из армии ты уволен, и советую не вспоминать о ней.

— Не понял, сэр?

— Эрик, миллионы парней станут рассказывать своим подругам о героических подвигах, совершенных ими в годы войны. Могу поручиться, что появятся сотни, если не тысячи мемуаров, при чтении которых у наших благодушных обывателей волосы встанут дыбом. Для, авторов и издателей такие воспоминания станут чрезвычайно доходным делом. — Мак глянул на меня. Из-за заливавшего кабинет яркого солнечного света я не мог как следует рассмотреть его лицо, хотя отчетливо видел глаза — холодные, серо-стальные. — Я говорю об этом потому, что в досье упоминается о твоих литературных способностях, проявившихся еще до войны. Из нашей конторы не должно просочиться ни строчки воспоминаний. Мы не существовали, нас не было.

Того, что мы делали, никогда не было. Заруби это себе на носу, капитан Хелм.

Он назвал мое настоящее имя в сочетании с моим воинским званием — это означало окончание целого периода моей жизни. Теперь я был предоставлен самому себе.

— Я не намерен писать о своих подвигах, сэр, — сказал я.

— Возможно. Но ты собираешься жениться, и мне известно, что твоя невеста весьма привлекательная юная особа. Поздравляю! Но не забывай, чему тебя учили, капитан Хелм. Ты не имеешь права рассказывать о своем прошлом никому — даже самому близкому человеку. Не имеешь права даже дать понять, что мог бы поделиться интереснейшей информацией о своих приключениях в годы войны. Мне совершенно безразлично, капитан Хелм, что в определенных обстоятельствах подобное молчание может нанести урон твоей репутации или репутации твоей семьи. Ты не имеешь права раскрыть ни единого факта своей биографии. — Он показал на лежащие на столе бумаги: — Мы позаботились о твоем прикрытии, но стопроцентной гарантии не бывает. Тебя могут поймать на какой-нибудь фразе, противоречащей сказанному накануне. Ты можешь встретить человека, с которым, по твоим словам, был тесно связан во время войны. Возможно, он назовет тебя лжецом или еще хуже… Мы сделали все, чтобы исключить подобную возможность, и тем не менее шанс остается. В любом случае ты должен стоять на своем, какой бы затруднительной или даже нелепой ни была ситуация. У тебя нет выбора, только продолжать лгать. Лгать даже своей жене. И не говори, что объяснишь все, как только сможешь. Не проси ее верить тебе, если что-то показалось ей странным. Честно смотри ей в глаза и продолжай лгать.

— Понятно, — сказал я. — Могу я спросить?

— Спрашивай.

— Не сочтите, сэр, что я отношусь к вам без должного уважения, но каким образом вы рассчитываете контролировать выполнение своих распоряжений?

Мне показалось, что на его лице промелькнуло подобие улыбки, хотя это было маловероятно. Этот человек не умел улыбаться.

— Вы уволены из армии, капитан Хелм. Но вы не уволены от нас. Разве можно расстаться с теми, кто не существует?

Я уже направлялся к двери, когда он окликнул меня. Я быстро обернулся:

— Да, сэр?

— Твоя работа достойна всяческих похвал, Эрик. Ты — один из моих лучших людей. Желаю счастья!

Похвала Мака — вещь нешуточная. Она приятно пощекотала мое самолюбие. Пройдя пешком пару кварталов, прежде чем взять такси, я подумал, что он мог не опасаться за меня. Делиться секретами прошлой жизни со своей будущей женой я не собирался. Моя невеста была нежной, чувствительной девушкой из Новой Англии, и я ни при каких обстоятельствах не рассказал бы ей, чем занимался в военные годы один из лучших людей Мака.