Наверное, хватило бы и меньшего количества выстрелов, но пули были мелкого калибра, а Лорис крупный мужчина. Мне требовалось точно знать, что он покойник. Он казался удивленным, настолько удивленным, что не шелохнулся в течение всего времени, которое потребовалось мне, чтобы наполовину опорожнить обойму.
Под мышкой у него тоже было кое-что припрятано, я видел, как оттопыривался его пиджак. Но до револьвера он дотянуться не успел. Наверное, больше полагался на свои кулаки, на борцовские приемы, чем на оружие. Наклонив голову, он метнулся вперед, пытаясь ухватить меня. Я отступил в сторону, подставив ему ногу.
Он рухнул на землю и уже не поднялся. Воздух со свистом вырывался из его продырявленных легких, этот звук действовал мне на нервы. Будь он оленем, я перерезал бы ему горло. Однако он был человеком, и я не желал, чтобы у него на теле зияла ножевая рана. Маку тогда будет труднее объяснить обстоятельства его смерти газетчикам.
Лорис вздрогнул в предсмертной конвульсии и, скрючившись, застыл. Нагнувшись, я извлек оружие из его пиджака. Это был гигантский револьвер — именно такая пушка подходила человеку подобного склада. Он настолько привык таскать его с собой, что в нужную минуту просто забыл им воспользоваться. Револьвер был липким от крови. Я вышел из-под моста, но тут же нырнул обратно, услышав шаги бегущего человека.
К мосту торопился тот самый цивилизованный фараон в сером костюме, с которым мы обменялись сигналами в отеле. С короткоствольным револьвером в руке он ринулся под арку моста. Такой поступок требует немалого мужества, хотя, с другой стороны, если у человека за лацканом пиджака бэйдж полицейского и он полагает, что чья-то жизнь в опасности, подобные действия являются его прямым долгом.
— Брось оружие! — спрятавшись в тени, приказал я.
— Хелм?
— Брось оружие! — коротко повторил я. Вид трупа, нашпигованного пулями, мог нежелательным образом подействовать на его нервную систему.
— Но…
— Брось револьвер! Больше я повторять не стану. — Непонятно почему, но я ощутил легкую дрожь в теле.
Возможно, не слишком твердым был мой голос. Револьвер упал на песок. — Теперь отойди на три шага. — Он сделал, как было приказано. — Обернись.
Он обернулся и посмотрел на меня:
— Черт побери, что вам взбрело в голову? Мне показалось, что здесь стреляли…
Послышался хрип, и он повернулся на звук. Лорис был еще жив. Мужчина в сером костюме оцепенел и через мгновение в ужасе воскликнул:
— Проклятый идиот!..
Я не дал ему договорить:
— Какие тебе даны указания?
— Во всем помогать вам.
— Оскорбления — не помощь.
— Мы помогли вам отыскать этого человека не для того, чтобы вы его хладнокровно застрелили! — возразил он.
— По-твоему, я должен был расцеловать его в обе щеки?
Он упрямо сказал:
— Я понимаю, что вы чувствуете, мистер Хелм. Похищена ваша дочь, но брать правосудие в свои руки… Останься он в живых, он мог привести нас…
— Он бы нас никуда не привел, — перебил я. — Он был туп, но не настолько. У людей вроде него отсутствуют воображение и нервная система. Случись что-то не так, как ему хотелось, он выместил бы злобу на Бетси. Мы не смогли бы своевременно остановить его. А ты, я в этом уверен, стал бы настаивать, что ему надо дать шанс, вдруг он расколется и скажет, где она. Самое верное — убрать его с пути, чтоб не мешал. — Я бросил взгляд в сторону лежавшего на земле Лориса. — Если хочешь, можешь вызвать скорую, он еще дышит. Только скажи врачу, что живой он нам не нужен.
Человек в сером костюме не мог понять моей бесчувственности.
— Мистер Хелм, вы не можете брать закон в свои руки.
Я остановил на нем взгляд, и он умолк.
— Как тебя зовут?
— Боб Кэлхаун.
— Так вот, мистер Кэлхаун, слушай меня внимательно. Я пытаюсь быть разумным и действовать по справедливости. Скажу больше, я стараюсь изо всех сил. Но моя дочь в опасности, и да поможет тебе Бог, если ты встанешь на моем пути со своими сомнениями и призывами к законности. Я прихлопну тебя, как муху… А теперь слушай, что мне от тебя надо. Сейчас ты вернешься к себе в офис и сядешь у телефона. Позаботься о том, чтобы линия была свободна. Неважно, кто тебе позвонит, ты немедленно прекращаешь разговор. Если тебе понадобится в сортир, не ходи, вели принести горшок. В ближайшие час или два мне будет необходимо связаться с тобой — без всякой задержки. Я не смогу ждать, пока тебя разыскивают с собаками. Я понятно объяснил, мистер Кэлхаун?
Он раздраженно начал:
— Послушайте, мистер Хелм…
Я перебил его:
— У тебя приказ — помогать мне. Не напрягай извилины, просто делай, что тебе говорят. Могу заверить, когда все закончится, твое начальство будет вне себя от восторга. — Я перевел дыхание. — Не занимай телефон, линия должна быть свободной, Кэлхаун. А пока ждешь, подбери крепких парней и держи их наготове. Договорись с местными властями, чтобы в ту же минуту, когда я назову адрес, все выходы из города были перекрыты. Я рассчитываю на тебя и на твоих людей, надеюсь, они профессионалы. Когда я скажу, где моя дочь, она должна вернуться ко мне целой и невредимой.
— Хорошо. Мы сделаем все от нас зависящее. — Его голос, как и прежде, звучал холодно и натянуто, хотя откровенной враждебности в нем больше не ощущалось. Немного поколебавшись, он спросил: — Мистер, Хелм?
— Да?
— Вы можете не отвечать, если не хотите, — сказал он. — Какова ваша профессия?
Я бросил взгляд на Лориса, который еще подавал признаки жизни. Парню надо отдать должное — он был крепок, как буйвол. Все же я не думал, что он продержится долго.
— Моя профессия? — переспросил я. — Моя профессия — убийство, мистер Кэлхаун.
Я вышел из-под моста, оставив Кэлхауна наедине с умирающим.
Подъезжая к дому, я испытывал странное чувство — словно бизнесмен, вернувшийся из деловой поездки. Я поставил машину на подъездной дорожке, и сразу же из распахнувшейся двери выбежала Бет. Споткнувшись и едва не упав, она бросилась мне в объятия. Если вы испытываете к женщине нежные чувства, а работаете мусорщиком или на бойне, вам, прежде чем коснуться ее, надо как следует вымыться. Меня не покидало ощущение, что от меня еще исходит запах крови и пороха, не говоря уже об аромате другой женщины.
— Что нового? — оторвав ее от себя, спросил я.
— Звонила женщина, — прошептала она. — И…
Я перевел дыхание:
— Говори!
Вместе с Бет я прошел на веранду.
— Она… посоветовала мне заглянуть сюда. Не знаю, сколько времени он здесь находится, я не слышала, чтобы кто-нибудь входил… Она сказала, чтобы я показала его тебе на случай, если ты считаешь себя умнее других.
Она указала на коробку для обуви, задвинутую под плетеный стул. Я подцепил коробку ногой и бросил взгляд на жену. Ее лицо было смертельно бледным. Разорвав бечевку, я открыл коробку. Там лежал наш котик Том — мертвый и расчлененный.
Странно, но при виде его я ощутил прилив бешенства. Я вспомнил, с каким удовольствием дети забавлялись с этим дурацким существом, как он мяукал, выпрашивая молоко, когда я утром выходил на веранду…
Еще я вспомнил, как кот напугал Тину, забравшись в мой грузовичок. Она была из тех, кто не забывал даже мелкие обиды. Что ж, я тоже их не забывал.
— Пожалуйста, закрой скорей! — умоляюще проговорила Бет. — Бедный Том! Мэтт, что это за люди, которые способны на такое?
Я закрыл коробку и выпрямился. Мне хотелось сказать: люди вроде меня самого. Я понял смысл этого послания Тины: с играми кончено, теперь все будет строго на деловой основе. С этого момента я не мог ждать от нее поблажек из-за каких-то дурацких сантиментов. Что ж, я тоже приготовил для нее послание. И хотя я по-своему привязан к животным и даже способен расстроиться из-за смерти семейного любимца, при необходимости я абсолютно спокойно вынесу зрелище тысячи дохлых котов.
— Так какие указания мне передали?
Бет сказала:
— Вынесем его из дома… Я схожу за лопатой. Сегодня миссис Гарсия убирает дом. Я расскажу обо всем, когда мы выйдем.
Кивнув, я поднял коробку и отнес на задний дворик. Там я поставил ее возле клумбы. Мне пришло в голову, что я становлюсь похоронных дел мастером — и для людей, и для животных. Подошла Бет. Я взял лопату и начал копать.
Она сказала:
— Сразу по возвращении домой ты должен выехать на дорогу в Серрилос. За городской чертой есть мотель, справа от дороги. Обычно там останавливаются водители грузовиков — залить баки бензином и подкрепиться в ресторане. Ты должен помнить его, мы проезжали там десятки раз. Позади главного здания стоят невзрачные кабинки на одну семью — красные и белые. Хозяина зовут Тони. Тебя будут ждать в самой дальней кабинке, но машину ты должен оставить на общей стоянке, близко подъезжать нельзя. Если что-либо вызовет у них подозрение, Бетси…
— Ладно, ладно, можешь не продолжать. — Я сунул коробку в яму, которую вырыл, и засыпал ее сверху каменистым грунтом. — Давай сверим часы. — сказал я. — На моих без четверти десять.
— На моих без десяти, — сказала она, — но они спешат. Мэтт?
— Да?
— Один раз она по ошибке назвала тебя Эриком. Почему? И вообще у меня создалось впечатление, что она тебя очень хорошо знает. На приеме у Дарреллов ты сказал, что впервые ее видишь.
— Правильно, так я и сказал. Но это неправда. Бет…
Я выровнял землю над могилой Тома, выпрямился и облокотился о рукоятку лопаты. Потом взглянул на Бет. Ее светло-каштановые волосы растрепались, в это утро она уделила им меньше внимания, чем обычно. В свободном зеленом свитере и зеленой плиссированной юбке она выглядела очень молодой, словно студентка колледжа, на которой я женился, — хотя не имел права жениться ни на ком, — но в то же время усталой, напуганной и невинной.
Сейчас было самое время вспомнить о бессрочном приказе Мака — смотри ей в глаза и лги. Так он сказал в тот последний день в Вашингтоне. Лги и продолжай лгать. Нет необходимости подробно рассказывать, что я ей наплел. Как у писателя, излагающего на бумаге сюжеты и продающего их, у меня достаточно хорошо развито воображение. Я объяснил ей в общих чертах, что, как и многие американцы, сражавшиеся в годы войны в других странах, в Лондоне я был тесно связан с черным рынком. Теперь некоторые из тех людей внезапно снова возникли в моей жизни. Они обратились ко мне с предложением, от которого я с негодованием отказался. Но, видимо, нужда во мне у них столь велика, что они прибегли к крайним мерам…
Когда я закончил, Бет некоторое время молчала. Я видел, что она глубоко потрясена моим фиктивным преступным прошлым. Она никогда не думала, что ее муж — человек подобного сорта.
— Да, конечно, — медленно произнесла она. — Мне всегда казалось, что ты что-то скрываешь… Ты никогда не был искренним до конца… Правда, я думала, ты не хочешь рассказывать о кошмарах, свидетелем которых стал в Европе.
Возможно, она выглядела наивной простушкой, но в проницательности ей не откажешь. Мне трудно лгать под ее пытливым взглядом. Я заставил себя сделать неуклюжий смущенный жест, как человек, избавившийся наконец от невыносимого груза лжи, давившего на него многие годы:
— Вот так. Такова моя история, Бет.
— А эта женщина? Женщина, назвавшая тебя Эриком?…
— У всех нас были тогда кодовые имена, вернее клички. Но это не то, что тебя интересует. На твой вопрос я отвечу «да».
Немного помолчав, она спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Вернуть Бетси, — ответил я. — Не спрашивай как, подробности тебе не понравятся.