Миссис Гарсия — невысокая миловидная женщина — жила в нескольких кварталах от нас, так что не было необходимости отвозить ее домой, разве что в особо ненастный день или слишком поздним вечером. Я рассчитался с ней, поблагодарил и проводил до двери. Некоторое время наблюдал, как она идет по бетонной дорожке к калитке. Как и многие другие дома в Санта-Фе, наш особняк окружен каменной стеной десятидюймовой толщины и высотой в шесть футов. Миссис Гарсия вышла за калитку, притворив ее за собой.
В доме царила тишина, если не считать царапанья о дверь нашего кота Тома, пытавшегося проскользнуть внутрь, Я запер дверь перед его носом и протянул руку, чтобы выключить свет во дворе. Наружным освещением можно манипулировать из кухни, из рабочего кабинета, гаража и от входной двери. Установка подобной системы влетела в копеечку, и Бет полагала, что мы напрасно потратились.
Зато ночью я мог практически из любой точки дома простым поворотом выключателя убедиться, что злоумышленник не проник в наши владения.
Я опустил руку, так и не нажав на выключатель. Чего ради облегчать жизнь Тине и ее дружку? Когда, повернувшись, я отошел в сторону, Бет наблюдала за мной, стоя под сводчатым входом в детские спальни.
Словно не обратив внимания на продолжавший гореть свет, она спросила:
— А кот где? Если Тома не выгнать на улицу, он спрячется под мебелью, а ночью заберется в постель к одному из малышей.
Конечно, они не имеют ничего против, но спать с животными негигиенично.
— Кота дома нет, — заверил ее я.
Она молча, без улыбки наблюдала, как я пересек холл и направился к ней. Мягкий свет неясными тенями ложился на ее лицо. Есть что-то очень привлекательное в хорошеньких женщинах, вернувшихся из гостей. В них заметна какая-то расслабленность. Они уже не выглядят как новый автомобиль, только что выруливший из магазина. Нос у Бет слегка блестел, волосы чуточку сбились, а помада на губах уже не лежала идеально ровно, как прежде. И я полагал, что она вновь чувствовала себя женщиной, а не неким неуверенным в себе, смущающимся людей произведением искусства.
Я притянул ее к себе и впился в нее губами, стараясь забыть Тину, не думать о том, что нужно от меня Маку. Что бы это ни было, ничего хорошего я не ждал. Задания Мака относились к другой категории. От моих слоновьих объятий у Бет перехватило дыхание. Потом она рассмеялась, обвила руки вокруг моей шеи и поцеловала меня так же крепко, как я ее. Эту игру мы временами практиковали, притворяясь вконец испорченными людьми, не признающими сдержанности в проявлении чувств.
Я поднял ее на руки и, положив на диван, опустился на нее. Ее губы были полуоткрыты, но глаза смотрели на меня чуть опасливо.
— Мэтт, дорогой, — прошептала она, — пожалуйста, осторожно. Ты помнешь мне платье.
Женщину, которую любишь, нельзя брать против ее желания. Медленно поднявшись на ноги, я обтер лицо носовым платком. Потом подошел к двери и стал смотреть на освещенный двор. Бет поднялась и быстро покинула комнату.
Пройдя в спальню, я начал было снимать галстук, но передумал. Мой чемодан стоял в ногах постели. Часть вещей я уже отнес в свой пикап, на котором завтра намеревался тронуться в путь.
К утру я мог бы быть в Техасе.
Я поставил чемодан у двери в кухню и прошел в детскую. Мэтт, — наш старший, одиннадцати лет, крепко спал, на соседней кровати, тоже деревянной, сладко посапывал девятилетний Уоррен. Младшенькая, Бетси, еще не достигшая и двух лет, улыбалась во сне. Ее головка была еще слишком велика для хрупкого тельца, а ножки малы. Я смотрел на нее, тоже улыбаясь, потом услышал осторожные шаги, обернулся и увидел Бет.
— Знаешь, — сказал я, — лучше я заберу свое барахло и отправлюсь в путь прямо сейчас. К утру буду уже на полпути к Сан-Антонио.
— Стоит ли? — В ее голосе звучало сомнение. — Ведь ты не так уж мало выпил.
Мне показалось, она хотела что-то добавить, но передумала.
— Не беспокойся. Если я почувствую сонливость, то всегда смогу съехать на обочину и прикорнуть на заднем сиденье. — Это было не совсем то, что я предпочел бы сказать, но мы, видимо, на время утратили способность к искренности.
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Я легонько коснулся губами ее губ:
— До свидания. Позвоню завтра, при первой же возможности. Но не беспокойся, если звонка не будет. Считай, что я устроил где-то привал.
— Мэтт… — начала она, потом быстро сказала: — Неважно, главное, не гони. И присылай открытки мальчикам. Им так нравится получать от тебя письма.
На заднем дворике в ярком свете двух фонарей я распахнул широкие чугунные ворота. Они выходили в узкий проезд, тянувшийся вдоль нашей усадьбы. В Санта-Фе повсюду натыкаешься на проезды. Я вынес чемодан и бросил его в багажник пикапа. В багажнике были небольшие оконца по бокам, а сзади брезентовая дверца.
Отогнав машину в проезд, я вернулся и закрыл гараж. Потом, оставив мотор включенным, чтобы как следует прогрелся, прошел в свой кабинет.
Там я переоделся в джинсы и шерстяную рубашку. На ноги я натянул сапожки с вывернутым наружу необработанной стороной голенищем — вид обуви, которую, по поверью аборигенов, носят только те мужчины, чья потенция сомнительна. Не знаю, верно ли это в общем и целом, однако в отношении некоторых моих знакомых инженеров и по крайней мере одного писателя, а по совместительству фотографа это безусловно несправедливо.
Я огляделся, чтобы убедиться, что не забыл что-либо из необходимых вещей. И, обойдя вокруг рабочего стола, достал ключ от ящика, где хранил свой кольт «вудсмен» — короткоствольный пистолет двадцать второго калибра. Я мирный гражданин, но в поездках меня всегда сопровождает эта маленькая стальная штучка. Вставляя ключ в замок, я заметил, что ящик уже выдвинут примерно на четверть дюйма.
Я смотрел на него минуту, если не дольше. Потом вынул ключ и вытащил ящик из стола. Пистолета не было.
Не сходя с места, я медленно повернул голову и осмотрел кабинет. С той минуты, как я покинул его сегодня пополудни, в нем ничего не изменилось. Ружья, висевшие на стене в запертой на замок стеклянной витрине и составлявшие мою коллекцию, были на месте. Я отошел на шаг в сторону, чтобы лучше видеть ту часть комнаты, где обычно читал, сидя в кресле. Там тоже все выглядело как обычно. На стульях и на полу были разбросаны листы копировальной бумаги. На подлокотнике кресла лежал большой конверт. Это было инородное тело. Я взял конверт в руки. На нем не было ни надписи, ни каких-либо пометок. Его содержимое оказалось машинописным текстом объемом около двадцати пяти страниц. В верхней части первой, особенно аккуратно отпечатанной страницы значилась фамилия автора и название — Барбара Херрера, «Горный цветок».
Отложив рукопись в сторону, я прошел в темную комнату, служившую мне фотолабораторией. И зажег свет. Херреры там не было. Я нашел ее, открыв другую дверь. Она сидела в ванной, заполненной не водой, а ее пышной юбкой в национальном индейском стиле и многочисленными нижними юбками. Ее широко раскрытые карие глаза, не мигая, смотрели на хромированные водопроводные краны на облицованной кафелем стене.