Птичка для дракона. Улететь и спасти(сь)

Глава 3

Моя драконья форма оказалась вполне симпатичной. Небольшая, изящная драконесса, не с блестящей, как у того Ассту, а матовой кожей, и Тольвейр заявил, что она была ещё и мягкой там, где её не покрывали светло-серые чешуйки. В доказательство своих слов он не раз погладил меня лапой — большой, поистине великолепный чёрный дракон, чья стать заворожила меня, ещё когда я впервые его увидела.

— Ты очень хороша, Феолике, — сказал мне Тольвейр, когда мы с ним неторопливо летели бок о бок в сгущавшемся красном тумане. Стояло раннее утро, и было прохладно. — Я рад, что ты здесь, со мной.

Я ответила ему тёплым, любящим взглядом. О происшествии в деревне я не забыла — это оставило некое тягостное чувство внутри. Но упрекать Тольвейра в излишней жестокости я не собиралась; не появись он вовремя, мне успели бы хорошенько подпалить пятки.

— Сюда ещё должны прилететь квизари, а с ними — твои родители. Ты же пропал и не подавал о себе вестей, — я задумалась о том, почему никто не появился до сих пор. Странно.

И Тольвейр ответил на мой невысказанный вопрос:

— Боюсь, Феолике, нам не стоит их ждать. Жрица, о которой ты слышала, устроила так, что Гиркантию отрезало от всего мира мощнейшей тёмной магией. Любой, кто попытается сесть на берег, потерпит неудачу. И хорошо, если его — или её — не отбросит далеко в море!

— Тогда как же мне удалось прорваться? — приуныв, спросила я.

— А вот это загадка, — признался Тольвейр, — может быть, всё дело в нашей любви? Я ведь звал тебя, и это могло стать лучом, пронзившим мрак…

Его слова влили в меня столько радости и бодрости, что я замахала крыльями гораздо быстрее, и Тольвейру пришлось догонять меня.

— Ты имеешь в виду… Но… У нас ведь ещё нет связующей нити!

— Уверен, скоро она появится, — и Тольвейр подмигнул мне. — Мы — истинная пара, Феолике.

Я была так счастлива, думая о нити, которая нас объединит, о любви, способной одолеть тёмную магию, что закружилась в воздухе, будто птица. Из моей груди вырвался победный, ликующий крик.

— Феолике, ты прекрасна, — посмеиваясь, Тольвейр наблюдал за мной.

— А знаешь что? — Я подлетела к нему и, слишком воодушевлённая, чтобы стесняться, прижалась к своему дракону, чувствуя тепло его сильного тела, полного энергии и огненной магии, бежавшей по жилам вместе с кровью. — Если наша любовь так сильна, может, она эту тёмную магию разрушит полностью! И всё плохое сгинет!

Тольвейр погладил меня крылом.

— Да, Феолике. Бесспорно. Впереди грандиозное будущее! Видишь, Кровавое Солнце взошло, словно благословляя нас своими лучами!

Зрелище было жутковатым, но красивым: солнце за пеленой красного тумана, поднявшееся в небеса. Я замерла, любуясь им, а затем спустилась следом за Тольвейром к дворцу, вырубленному из скал. Сразу принять человеческую форму не вышло, и я нараспев произнесла выплывшую из глубин памяти фразу: «Хагрна лехмес». Так говорили дети, тренируясь выходить из драконьего облика. Так говорила я до тех пор, пока на мою ногу не надели сдерживающий магию браслет. Как же радостно было сознавать, что всё это закончилось!

— Пойдём, — Тольвейр подал мне руку и ввёл меня в Скальный Дворец. Здесь всё казалось вычищенным до блеска, и в коридорах, освещённых факелами, нам кланялись слуги. Вскоре любимый дракон ввёл меня в комнату, где обстановка очень напоминала покои недостойной Сандрены из рода Тэрль. Только мебель была не из пайинуса, а из неведомого светлого камня, достаточно мягкого, чтобы из него можно было вырезать пару кресел и небольшой столик, но прочного. Всё устилали коврики и покрывала из шёлка и других тонких тканей. Под самым потолком располагалось круглое окошко, и сейчас в него просачивались солнечные лучи.

— Я знал, что скоро ты вернёшься ко мне, — проникновенно сказал Тольвейр, усаживая меня на кровать, и сел рядом. Взяв мою руку, он поднес её к губам, поцеловал, обжигая своим дыханием. Взгляд его чёрных глаз волновал душу. — Моя прекрасная обманщица Феолике… Ну, давай же, рассказывай о своих приключениях!

Пока я говорила, он создал на ладони иллюзорный колокольчик и позвал двоих слуг. А те принесли нам жаркое, сосуд с чем-то рубиново-красным, похожим то ли на кровь, то ли на вино — судя по запаху, всё же последнее, — и парочку бокалов. Слуги водрузили свои подносы на столик перед нами и, беспрерывно кланяясь, отступили к двери. Движения их были странными, словно у марионеток, которых весёлый кукольник дёргал за ниточки. Я поблагодарила их, но слуги в ответ только ещё раз поклонились и вышли.

— Значит, возвращаться на Риллону тебе в любом случае было бы опасно, — выслушав меня, подвёл итог Тольвейр. Я кивнула, пододвинув к себе поднос, и, слыша, как бурчит в животе, нетерпеливо взялась за вилку. В комнате жужжала муха, но я не обратила на это внимания.

— Тем лучше, что мы пока застряли здесь.

Я чуть нахмурилась, вспоминая, как беспокоились его родители о пропавшем сыне. Тольвейра, казалось, это ничуть не трогало.

— Да, но…

— Я понимаю, о чём ты хочешь сказать, — улыбнулся Тольвейр и разлил вино по бокалам. — Все ищут меня, тревожатся, куда я пропал, и, боюсь, наставником в академии Эльдрейни мне уже не бывать. Вместо меня поставят кого-то другого из рода Ирр. Или Тэн.

Я ела и слушала его, слишком занятая пережёвыванием мяса, чтобы вставить хоть слово. Да, Замок-Артефакт определённо готовил лучше.

— Но так ли всё это важно, — Тольвейр протянул мне бокал, — когда у меня… у нас здесь другая миссия, несоизмеримо важнее? А именно, избавить Гиркантию от преступной жрицы и демонопоклонников… с благословения Великой Матери?

Я отпила из бокала, глядя на воодушевлённого Тольвейра, думая о том, как же сильно он изменился. Не могла разобраться в собственных чувствах. Меня тянуло к нему, любовь по-прежнему грела сердце, но что-то было в этом драконе чужое, непонятное. И это приводило в замешательство.

— А она… Великая Мать… как вернула тебя к жизни? — тихо спросила я. Сколько ни слышала о разных чудесах, нигде и никогда не говорилось о чём-то подобном. Пусть мы, драконы, и были потомками Невидимого Бога, но до сих пор наяву видели только демонов.

Тольвейр усмехнулся:

— Поцелуем.

— Поцелуем?! — я так изумилась, что больше ничего не смогла добавить, а мой дракон рассмеялся:

— Да, я мог бы поклясться, что меня коснулись губами. Но, надеюсь, ты не будешь ревновать, Феолике, ведь ревность к божеству — это кощунственно.

Я выпила ещё вина и была вынуждена согласиться, а Тольвейр продолжал, отставив на поднос нетронутый бокал:

— Тем более, что ты и сама убедишься, что больше всего я жаждал именно твоих поцелуев, и ничьих других, — с этими словами он придвинулся ближе и расстегнул пару пуговиц на моём платье.

Я мгновенно забыла и про еду, и про вино. Мне стало жарко и хорошо; позабыв о каких-либо подозрениях, чувствуя себя непривычно, стыдно и волнующе, я пробормотала:

— Это ужасное платье…

— Сегодня же у тебя будет новое, — Тольвейр привлёк меня к себе, и я проворно стащила с него сюртук, а затем, ужасаясь собственной смелости, запустила руки дракону под рубашку. Ох, какие же у него были твёрдые мускулы!

— Достойное благородной драконессы из рода Ари? — выдохнула я, чувствуя губы Тольвейра на своей шее. То ли вино, то близость любимого ударила мне в голову, и я не отстранилась бы от него, даже если бы грянул гром, или сама Великая Мать появилась посреди комнаты.

— Приличествующее её высокому статусу, — и Тольвейр спустил платье с моих плеч так нетерпеливо, что порвал ткань. Да и демоны с ней! Я ничуть не более церемонно обошлась с его рубашкой. И прикрыла глаза, когда Тольвейр уложил меня на кровать, осыпая такими жадными поцелуями, что я вся запылала и вцепилась ногтями в его голые плечи. Отчего-то в памяти выскочило осуждающее лицо Сандрены со сжатым в тонкую линию ртом, и я тихо хихикнула.

— И драгоценности будут?

— Любые, — и, вымолвив это, Тольвейр впился губами в мои ждущие, приоткрытые губы.