Птичка для дракона. Улететь и спасти(сь)

Глава 4

Тольвейр

«Я призываю тебя. Явись перед мои очи, Тольвейр. Немедленно».

Проснувшись от голоса, который металлом зазвучал в ушах, я встал и оделся, стараясь не разбудить Феолике. Вчерашний день мы провели вместе — лишь изредка она отпускала меня, и всё не могла насытиться ласками и любовью.

Теперь Феолике крепко спала, сбросив с себя покрывало, в кружевной ночной рубашке. В лунном свете волосы, рассыпавшиеся по шёлковой подушке, казались жидким серебром. Настоящая Ари, утончённая и хрупкая, красивая неяркой, но благородной красотой. Я остановил взгляд на кольце, украшавшем её левую руку. Родовой артефакт, который нельзя было украсть или силой забрать у владельца. Полезная штука.

«Тольвейр!»

Я бесшумно зашагал к двери. Скользкую Богиню, легендарную Ти-Амату, желавшую повергнуть весь мир к своим ногам, не следовало заставлять ждать.

Я нашёл её в зале для ритуальных жертвоприношений. Здесь Грэйлек — Первый жрец, встреча с которым станет сюрпризом для моей Феолике, — убивал пленников во славу Богини. И чем больше она насыщалась кровью, тем сильнее становилась. Я равнодушно подумал, как повезло гиркантийцам, что мощь Ти-Аматы прибавлялась не только от крови, но и от веры людской. Иначе на полуострове не осталось бы в живых ни одного человека.

— Тольвейр, — голос Ти-Аматы смягчился. Она сидела на троне, составленном из осколков кристалла, в котором Богиня проспала несколько тысячелетий. Я благоразумно держался подальше от этого трона; кристалл, способный удержать Ти-Амату, даже в разрушенном виде казался опасным.

— Богиня, — я коротко поклонился ей и затем выпрямился, разглядывая чешуйчатое зеленоватое платье, облегавшее её стройную фигуру. Широкий пояс из металлических пластин обхватывал талию Ти-Аматы. В руке она держала старинный кубок в форме черепа и время от времени пила из него особым образом сохранённую ритуальную кровь.

Цветом эта кровь очень походила на вино, которым я вчера поил Феолике.

— Я хотела бы узнать, почему ты расправился с пятью деревенскими жителями, чтившими меня как Великую Мать, — голос Богини казался обманчиво мягким. Я перевёл взгляд на пальцы с длинными тонкими когтями, стиснувшие кубок.

Ти-Амата знала обо всём, что происходило в её владениях. Поэтому я даже и не надеялся от неё что-то скрыть. Но оценил доброту Богини, которая сначала дала мне приятно провести время с Феолике, а потом уже призвала к ответу.

— Эти ничтожества хотели убить драконессу, которая послужит вам лучше, чем они, — и мысленно добавил: «А если не послужит, то я сам удушу её за тонкую белую шею».

Некая хищная страсть овладела мной при мысли о Феолике. Я тяготился тем, что вынужден быть с ней чересчур ласковым, когда хотелось вести себя грубо, не считаясь с её желаниями. Видеть её страх передо мной, наслаждаться её беспомощными стонами, криками и жалобами.

Ти-Амата, кажется, прочитала мои мысли. Она понимающе улыбнулась, поставила кубок на подлокотник трона и поднялась. А затем, медленно ступая, приблизилась ко мне, облизывая губы. Алые глаза её горели.

— Знаешь, что я почувствовала, когда умерли верующие? — Богиня обошла меня кругом, зашептала на ухо: — Знаешь, что произошло?

Я молчал, полагая, что ответ не требуется. И напрягся, ожидая всего, чего угодно.

— Я почувствовала, что моей силы стало меньше, — в голосе Ти-Аматы вновь прозвенел металл, и спину обожгло болью, когда по ней прошлись острые когти, располосовав рубашку и кожу. Потекли тёплые струйки крови, и Богиня ударила ещё раз — сильнее. Я не издал ни звука.

— Ты отвечаешь за эту девчонку, Тольвейр, — она остановила кровь и, взмахнув золотыми волосами, вернулась к трону. Уселась, закинув ногу за ногу, опять взяла в руки кубок. — И вот что. Постарайся сделать так, чтобы моя сила впредь только увеличивалась.

Я криво усмехнулся, думая о том, что полностью заслужил это наказание. Но как бы ни саднили раны, нанесенные божественными когтями, раскаяния не испытывал. В конце концов, я делал для Ти-Аматы всё, что мог. Ей не в чем было упрекнуть меня до сих пор.

Но теперь появилась Феолике.

— Нет-нет, — уловив мою мысль, Богиня расслабленно махнула рукой, — я не ревную к твоей девчонке. Меня, дорогой Тольвейр, больше всего на свете волнует то, как вернуть себе былую силу, власть, которой я обладала тысячи лет назад. Когда меня чтили и боялись не на одном клочке суши, а во всём мире. Тогда веровали во многих богов, — Ти-Амата ностальгически вздохнула, — и я могла быть тем, кто я есть — Скользкой Богиней. Мудрой Змеёй. Но теперь, когда твои, Тольвейр, предки везде распространили свою веру, мне приходится играть роль Великой Матери. Не очень-то это справедливо, — прищурилась она, допивая ритуальную кровь. — Ничего, когда мы установим мою власть на всей Гиркантии, а потом и на Санхане, у нас будет огромная армия, а у меня — столько силы, что драконий мир содрогнётся!

— И покорится, — добавил я.

— И покорится, — согласилась Ти-Амата, поигрывая пустым кубком. Я ждал, что она ещё скажет, и мой взгляд прошёлся по зале. По алтарю, который представлял собой гигантскую плоскую чашу, на дне которой засохла кровь. Я предвидел, что Феолике может нечаянно забрести сюда, и укрыл залу иллюзией; любой, заглянувший сюда, решил бы, что это совершенно пустая комната с затянутыми древней паутиной углами.

— Дикари в горах Пельтенна ещё сопротивляются? — спросила Ти-Амата, отвлекая внимание на себя. Я посмотрел ей в лицо, красивое, как только может быть красиво лицо божественной Змеи:

— Им недолго осталось. Кровь, которую вы только что выпили, Богиня, текла в жилах одного из величайших пельтеннских воинов. Я сам ранил его и отдал в руки Первого жреца.

— Ах, вот почему она была так приятна на вкус, — улыбнулась моя собеседница. — А что с теми, которые нашли убежище и отстреливались из луков, не пропуская твоих воинов?

Я улыбнулся ей в ответ:

— К ним пришло Пламя Богини.

— Замечательно, Тольвейр! — Она рассмеялась своим металлическим смехом, но тут же погрозила мне когтистым пальцем: — И всё же, не увлекайся. Помни, что мне важнее, чтобы в меня уверовали, чтобы мне покорились. Бездумное уничтожение местных людишек ни к чему хорошему не приведёт. Надо знать меру.

— Истинно так, — подтвердил я. Было ли это предостережением Богини, или чем-то, что ещё оставалось во мне от Вильгерна, но я действительно знал меру. Не проявлял бессмысленной жестокости.

— Жрица, — скривилась Ти-Амата, с грохотом отбросив кубок на пол, — вот кто не даёт мне покоя… Но ты, кажется, говорил, что у тебя есть план?

— Есть, — и я встретился глазами с её испытующим взглядом, — а для выполнения этого плана у меня есть Феолике.

— Так вот для чего ты приволок девчонку сюда! — Ти-Амата провела когтистым пальцем по нижней губе, и в алых глазах её заплясали искорки. — Признаться, я недооценивала тебя, Тольвейр. Решила, будто бы это остатки прежней любви, и ничего больше… Чем же хороша Феолике?

— Она — серая драконесса, а значит, в состоянии принять облик кого угодно и чего угодно. Она — не одна из нас, а значит, сможет обмануть жрицу своей невинностью. И уж тем более, пройти за барьер, созданный её молитвами. И, наконец, у Феолике на руке кольцо, которое охраняет её от слежки, — продолжал я, а Богиня вновь соскользнула с трона и, заинтересованная, подошла ко мне. — Никто не сможет узнать, что Феолике прилетела к нам, улетела от нас и вообще имеет какое-то отношение к нам. И деревенские болваны тоже будут молчать. Я им приказал.

Ти-Амата обвила мои плечи руками. Спустив рубашку, провела пальцами по моей спине. Я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от резкой боли.

— Я довольна тобой, — прошептала Богиня, наклоняясь, и коснулась губами следов от когтей на моей спине. — Постарайся же угодить мне, Тольвейр. Я брошу к твоим ногам всё, что ты ни попросишь.

И, высунув раздвоенный язык, она принялась жадно слизывать кровь с моих ран.