Путешествие идиота

Глава 19 Чертовы попутчики!

На этом Новом Торонто с лайнера сошло много пассажиров, а на их место пришли другие. И в кают-компании начались новые представления. Было очень весело. Даже Мишель смеялась. Всем новеньким нашли пару. Они и не возражали. Несколько дней подряд все вокруг ходили счастливые и довольные, и даже Жак, наконец, избавился от одиночества. Стал наставником, как это здесь называют. Теперь он всюду ходит с миниатюрной рыжеволосой женщиной. Она всегда улыбается, когда замечает, что кто-то на нее смотрит. Очень добрая у нее улыбка. Настоящая. Мне кажется, этой маленькой женщине тоже одиноко, как и мне, оттого она и согласилась быть подопечной Жака. Ведь больше никто не вызвался ей помочь. И поэтому я всегда отвечаю на ее улыбку. Разумеется, когда Жак не видит.

За ним теперь всюду ходят два здоровенных парня. Пиджаки на них добротные, красивые, но все равно — будто с чужого плеча. Правда, в кают-компанию их не пускают, и они стоят у входа и внимательно на всех смотрят. Особенно на меня. А я смущаться начинаю, когда на меня смотрят во время еды. Мишель говорит, что они «громилы». И еще — «гориллы». Гориллы — это такие человекообразные приматы. То есть животные. Так мне голос подсказал. А стюарды называет их «господа телохранители». И приглашают за столик у входа, отдельно от всех. Но они и оттуда все равно смотреть продолжают. Они, эти парни, наверное, оттого так часто глядят в мою сторону, что Жак на меня зло затаил. Теперь, когда я ему навстречу попадаюсь, он со мной не здоровается. И с Мишель тоже. И все толкнуть меня норовит. А мне дороги не жалко. Мне что, я и посторониться могу. И тогда Жак еще больше пыхтит и злится. И идет себе дальше. А за ним его гориллы.

В числе новых пассажиров оказался Готлиб — высокий представительный мужчина. Одежда на нем сидела, будто он прямо в ней и родился. Я сразу себя почувствовал неловко, когда он рядом уселся, за наш с Мишель столик. Вдобавок, он оказался «другом семьи», как сообщила Мишель. Она ему очень обрадовалась, Готлиб поцеловал ей руку, а она его обняла в ответ. И меня потом представила. Сообщила ему, что я капитан. А Готлиб посмотрел на меня внимательно так, и руку мне крепко пожал. И сказал, что он «Корн, банкир». А я в ответ, как Мишель учила, мол, рад знакомству и все такое прочее. Хотя на самом деле я вовсе не рад был. Потому что Готлиб теперь от Мишель не отлипал. Сидел с нами за обедом, и за завтраком, и за ужином тоже. В общем, всегда. И когда пару выбирали, он засмеялся и сказал, что предпочитает быть странствующим монахом. Дескать, так ответственности меньше. И все вежливо посмеялись и от него отстали. И он остался с нами. Со мной и с Мишель.

Мишель с Готлибом часто друг с другом разговаривали, вспоминали общих знакомых и вообще, говорили что-то о «конъюнктуре» и «котировках». И о финансовом климате в каком-то там секторе. А голос мне подсказал, что климат — это совокупность погодных условий, характерных для данной местности. А еще я знал, что финансы — это деньги. И никак не мог в толк взять, как дождь или снег, или еще какая погода, могут быть связаны с деньгами. И перестал их слушать. Просто таскался за ними повсюду и делал вид, что мне это интересно. И Готлиб как-то обратил на меня внимание и спросил:

— Скажите, капитан, вы действительно воевали на Джорджии?

Я подумал, и сказал, что, да, правда.

А он мне:

— Я понимаю, вы не имеете права разглашать служебную информацию. Но все же — намекните хоть издали, — что там стряслось? Поговаривают о серьезном инциденте с каким-то Демократическим Союзом. Рынок сошел с ума, индексы скачут. У меня есть некоторые активы на Джорджии, и мне хотелось бы получить информацию, так сказать, из первоисточника.

А я смотрел на него и никак в толк взять не мог, о чем он у меня спрашивает. И голос внутри меня все порывался что-то ответить, но я ему не разрешил. Я теперь иногда могу им управлять. Мне вовсе не хочется, чтобы он ляпнул чего — нибудь вслух, а на меня бы потом смотрели все вокруг как на недоумка. Потому что у меня должно быть «достоинство». Так Мишель мне говорила. И я это твердо запомнил. И когда молчать дальше стало невежливо, я Готлибу сказал:

— Я был пилотом, и мой самолет сбили.

Готлиб ненадолго задумался, а потом улыбнулся и сказал:

— Кажется, я вас понял. Ваш самолет, современную модель, уничтожили. Не каждой армии по зубам современные птички. Благодарю за намек, капитан.

И руку мне потряс, так что мой пенал чуть из подмышки не вывалился. И Готлиб на него удивленно посмотрел, но спросить, видимо, постеснялся. А я просто подарок под другую подмышку засунул. А Мишель сказала:

— Юджин был ранен на той войне. — И посмотрела на Готлиба так, что он все понял. И мне тогда совсем расхотелось за ними ходить. И я решил, что пойду к себе в каюту и буду смотреть визор. И если получится, слушать музыку.

— Что вы слушаете? — поинтересовался Готлиб.

А я ему ответил, что люблю Дженис Джоплин. И вообще, старую музыку. Фанк и некоторые его течения. Мне голос все это рассказал, когда я у него спрашивал. И Готлиб посмотрел на меня с новым интересом, потом перевел взгляд на Мишель. А та плечами пожала. И они мне улыбнулись вежливо и пошли себе своей дорогой. А я остался в каюте. Потому что понял — Мишель с этим Готлибом интереснее. Я ее понимаю — Готлиб банкир и умеет о финансовом климате умные слова говорить, и вообще — он умный и респектабельный, а я простой, как лист салата, и двух слов сказать не могу, чтобы глупость не сморозить.

Только вот от этого мне все равно легче не стало. Потому как я к Мишель уже привык. Мне ведь с ней очень хорошо было. Так хорошо, как ни с кем другим. И еще она меня целовала, хоть и редко. Словами не передать, каково это, когда тебя такая женщина, как Мишель, целует. Но вот теперь Готлиб ее «пара». И мне придется с этим смириться. Я и смирился.

Я хоть и выгляжу глупцом, но кое-что понимаю не хуже других.