Путешествие идиота

Глава 46 Нежданная весть

Я вскакиваю со шконки, тру глаза, разбуженный хриплым голосом.

— Капитан Уэллс, получите письмо, — раздается в динамике над дверью.

Письмо? Мне? Чертыхаясь, активирую свой терминал. Неужто обязательно было будить меня таким образом? Решаю дать дежурному связисту в морду. Сразу, как только он сменится. Этот лысый Пабло в свитере с протертыми локтями всех достал своим юмором. На часах два тридцать ночи. Я свалился спать в час, сразу после вылета. Третьего за сутки, между прочим.

На фоне каюты с обшарпанными переборками и постели со скомканным армейским одеялом голубовато-белая голоматрица смотрится нелепо. Как воздушное бальное платье с открытой спиной у заляпанного мазутом наливного терминала. В заторможенное сном сознание, наконец, проникает мысль — я никогда ни от кого не получал писем. Моя мама умерла пять лет назад. Отца я не знал. Сведений о других родственниках у меня нет. Триста двадцатый уверяет — он рылся в полицейских и военных архивах. В открытой их части. Ничего там нет. Тем более интересно: кто это мог меня отыскать? Секунду подумав, решаю, что это неугомонный Васу. Вот уж не думал, что он на «ты» с поисковыми службами Сети.

Вот так. Ни больше, ни меньше. Баронесса Радецки фон Роденштайн. Собственной персоной. Сон сразу как рукой сняло. Влезаю в старый технический комбез. Удобен он, будто вторая кожа. Как привычные домашние шлепанцы. Иду в кают-компанию выпить кофе.

Отсек пуст. Тихо гудит вентиляция, пахнет оладьями. Стюард Павел сонно улыбается мне из-за стойки раздачи. Только что присел. Очередная смена пилотов едва убралась прочь, и парень приходит в себя. Весь персонал «Будущего Земли» вкалывает на износ, по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Диспетчеры, техники, медики, пожарные, палубные команды, машинное, электромеханическая часть. Стюарды не исключение. Машу ему рукой — сиди, я сам. Негоже лишать парня законного пятиминутного перекура. Вот-вот смена вахты и ему снова вкалывать, разнося еду и убирая со столов.

Нацеживаю из кофейного автомата большущую кружку капучино. Выбираю рогалик посуше. Мишель, Мишель… Что ж ты со мной делаешь, госпожа баронесса? Какое тебе дело до полузнакомого недоумка, случайного попутчика?

Внутри щемит. Кружка греет ладони. Триста двадцатый затаился в ожидании.

«Такие вот дела, дружище», — говорю ему.

— Эээ… Юджин?

Поднимаю глаза. Павел стоит, смущенно улыбаясь.

— Чего тебе, Павел?

— Тебе когда лететь?

— В восемь.

— У меня коньяк есть. Хочешь пару ложек в кофе? — шепчет он.

— Давай.

Павел исчезает и приносит маленькую бутылочку с белой наклейкой «Уксусная кислота».

«Для конспирации» — поясняет стюард. Плещет чуть-чуть в мою кружку.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста. Будет надо — не стесняйся.

Спохватываюсь.

— Сколько я должен?

Он широко улыбается.

— Это подарок. Для своих.

Его улыбка выдает возраст. Когда он так улыбается, видно, что он вовсе не тот парень средних лет, каким кажется. Внезапно думаю, что ему тоже несладко. И одиноко. Иначе с каких коврижек он бы тут оказался? И улыбаюсь ему в ответ.

— Если играешь в шахматы, забегай в два-ноль-восемь, на четырнадцатой. Мы там иногда собираемся.

— Что это — два-ноль-восемь?

— Что-то вроде клуба. Играем в шахматы, треплемся, танцуем. Иногда поем. Там нормальные парни собираются, синюков нет. Им с нами неинтересно. И женщины тоже бывают.

— Женщины?

— Ну да. Мы же не монахи, — снова улыбается он. — Да и им надо где-то себя показать. Чтоб все было пристойно.

— Я думал, женщины тут — не подходи — укушу.

— Разные есть. Некоторые и вовсе того. Шлюхи, в общем. Есть те, что даже за деньги. Только чтобы начальство не знало. Есть хорошие бабы. Среди спецов дур мало, ты же знаешь. Правда, они с пилотами не слишком корешатся. Только познакомишься, во вкус войдешь, а он раз, и того…

Я озадачен. Надо же, пилоты и черная каста. Все наоборот, не как раньше на службе. Павел истолковывает мой взгляд по-своему. Смущается. Начинает оправдываться.

— Я не то хотел сказать, — бормочет он. — Ну, просто бывает иногда… Ну… с заданий не возвращаются…

— Да ладно, дело житейское, — прерываю его сбивчивый говорок.

И впрямь — не надо быть шибко умным, чтобы увидеть, как тут дела обстоят. Не зря же столько охраны на борту. Нас было человек тридцать пять. Наверное, примерно столько прибыло и в прошлый раз. Осталось пятнадцать. Расход — один-два пилота в неделю. Потому они и в дефиците. С машинами проще. Ченг говорит, что половина трюмов забита законсервированными «птичками». Видимо, «Криэйшн» их оптом закупила. На вес.

Допиваю свой кофе. Мишель, как заноза, сидит внутри, и ее не вынуть. И понять не могу, чего я так взвинчен. Ведь простая попутчица. Взбалмошная аристократка.

Некстати вспоминаю ее теплые губы, ее возбужденный смех в казино. Крохотную морщинку на гладком лбу. Темно-серые глаза, что видят тебя насквозь.

Внезапно решаюсь. Вот возьму, да и отвечу. А почему нет? Что мне за это будет? Что с того, что она обедает с президентами, а муж ее — крутая шишка? Я мужчина. Мужчине страх не к лицу. И, черт меня подери, почему я боюсь признаться в том, что хочу ее видеть?

Кают-компания постепенно наполняется. Усталые люди, сменившиеся с вахты, шаркают ногами по палубе. Отрывисто переговариваются, заказывая еду. У многих глаза слипаются. Ужинать — и спать. Сон тут такая же ходовая валюта, как и на самой настоящей войне. Всегда в дефиците. Павел носится между столиками, как ракета. Киваю ему на прощание. Он улыбается на бегу.

Потом я долго лежу на узкой шконке, укутавшись в одеяло. Тихонько слушаю ребят под названием «Энималз». «Звери», — так перевел это слово Триста двадцатый. Странное название. Люди тогда сходили с ума от ложного чувства свободы.

В каюте прохладно. Климатические системы, давно выработавшие ресурс, барахлят без должного ухода.

Сон не идет. Я думаю о том, что напишу Мишель. В голове теснятся всякие глупости. Возьму вот и напишу про то, как мы тут воюем. Ей, наверное, будет интересно. Да и цензуры особой тут быть не должно. Все же не настоящая война. Дотягиваюсь до стенного рундука. Проверяю — на месте моя многострадальный пенал. Как ни странно, тут я беспокоюсь о его сохранности меньше, чем на роскошном лайнере. Мои товарищи-синюки оказались порядочнее всяких расфуфыренных банкиров да промышленников. Менее любопытными — уж точно.

Триста двадцатый интересуется, не помочь ли мне заснуть.

«Тебе надо выспаться перед полетом. Твое тело испытывает большие нагрузки и не успевает восстановиться», — важно сообщает он.

«Зануда», — улыбаюсь я. И сон опускается на меня черным звездным одеялом.