Глава 33 Неожиданные последствия, или хорошо ли быть знаменитым

С этого дня работать нам стало значительно легче. После того, как меня показали по визору, заказы мистеру Рико так и сыпались. И все просили, чтобы пиццу непременно мы с Васу привезли. Точнее, чтобы именно я ее принес. И даже были готовы за это платить больше. Мистер Рико — толстый мужчина с большими волосатыми руками, сказал мне, что будет теперь мне платить десять процентов с каждого кредита. А Васу — вдвойне от прежней суммы. Потому что Васу ему объявил, что он — мой «менеджер и компаньон».

Еще мистер Рико сказал, что мы можем съедать столько пиццы, сколько влезет. Он очень озабочен стал в последнее время, потому что не успевал теперь выпекать столько, сколько ему заказывали. Но все равно, как видел меня, все время улыбался и говорил, что сначала думал, будто я простой придурок. А на самом деле я оказался таким важным человеком. И еще всегда добавляет, что для него это большая честь, когда я его пиццу развожу.

И заказы мы теперь развозили не по окраинам, а по всяким особнякам да офисам. Для этого мистер Рико и коробки новые заказал — цветные и красивые. И еще он сказал, что «количество переходит в качество», и что «конъюнктура меняется», и что мы теперь в другой «ценовой нише». Наверное, он оттого это говорит, что наша пицца подорожала втрое.

Когда мы приезжаем по адресу, я беру коробку и иду к клиенту. И какой-нибудь важный мужчина встречает меня, жмет мне руку и просит «автограф». А женщины, что в этих домах встречаются, мне радостно улыбаются, словно я их давно пропавший и внезапно обретенный брат. А мою пиццу они небрежно отдают какому-нибудь слуге. И все расспрашивают меня о каких-то глупостях. Вроде того, что если я снова вожу пиццу, то продолжаю ли я выполнять очередное секретное задание, или что я думаю о тенденциях перевода транспорта с водородных на метаново — электрические двигатели. И еще меня приглашают на всякие «вечеринки». А дамы хихикают и норовят потрогать меня за руку. Только я от приглашений отказываюсь. Я не очень ловко себя чувствую, когда вокруг много людей и все на меня смотрят. Я-то знаю, кто я на самом деле. И не люблю выглядеть глупее, чем есть.

В нашем районе, в «Верде», тоже все сильно переменилось. Ведь смотрящий куда-то неожиданно пропал, бросив свою территорию на произвол судьбы. И все сразу как-то перепуталось. Оставшиеся «ящерицы» начали друг с другом воевать, потому что их верхушка тоже исчезла. И так увлеклись, что кандидаты быстро сами собой кончились. А тех, кто в перестрелках выжил и с голоду народ грабить пытался, постепенно полиция повымела. У этой полиции без должного руководства дела так расстроились, что хуже некуда. Раньше ведь как — они нагребут с улиц всякой пены, а смотрящий через их начальство им говорит, кого, сколько, куда и почем. И они при деньгах и смотрящему отстегивали. Или он им, в зависимости от обстоятельств. И так все замечательно шло. Но теперь команды поступать перестали, и деньги куда-то пропали. Самые глупые пытались деньги с задержанных трясти. Но отдел внутренних расследований, которому теперь тоже никто сверху не приплачивал, с досады таких умников приглашал «на беседы». И больше их никто после этого не видел, а в их квартирах селились другие люди. И тогда те полицейские, что пошустрее да поумнее, все по другим участкам разбежались. А те, что еще остались, долго думали, куда всю эту братию, что у них в обезьянниках в неимоверных количествах скопилась, пристраивать? И чем ее кормить? Ведь раньше таких проблем не было. И тогда самый старый коп вспомнил, что когда-то, очень давно, они этих «задержанных» в суд водили.

Оказалось, это совсем рядом — всего два квартала от участка. И вот давай они туда постепенно из обезьянников народ сплавлять. А судья в растерянности. Ведь и ему теперь никто указаний не дает. И денег тоже. А попробуй-ка прожить на одну зарплату! И в расстроенных чувствах он всех подряд определяет на рудники. И так народ в обезьянниках совсем перевелся. А денег, тем временем, было все меньше. И копы от этого так осатанели, что рыскали по самым укромным местам и днем и ночью. И чуть что не так — сразу хвать — и в суд. И опять судья с досады кого-нибудь сажал. И таким вот образом вся местная шпана повывелась, а чужая район стороной обходить стала.

Лавочники, владельцы прачечных и автозаправок тоже одно время в недоумении были. Ведь мзду с них некому стало собирать, а они ее откладывали по привычке. Потому как знали, кто-нибудь обязательно за ней придет. Рано или поздно. Ведь без защиты как? Без защиты боязно. Но время шло, деньги копились, а никто за ними не шел. А тех, кто и хотел, копы еще по дороге хватали, и в обезьянник. Чтоб неповадно было. И потому что настроение плохое. Оттого, что денег нет.

И тогда самый смелый лавочник, что всякой аптечной химией торговал, решился. Взял да и вложил неожиданно образовавшиеся свободные средства в дело. Надстроил себе еще один этаж, накупил всякого товара и цены снизил. Народ к нему и повалил. И денег у него стало еще больше. И, совсем расхрабрившись, лавочник этот, Краев, взял займ в банке и прикупил себе полдома по соседству под гостиницу.

Глядя на него, остальные тоже кубышки раскрыли. И вот теперь по нашему Верде ходить можно и днем и ночью, и ничего не бояться. Только руки в карманах лучше не держать. А не то попадется навстречу коп и решит с горя, что у тебя в штанах оружие, и даст дубинкой. А то и к судье отведет.

А вокруг появились всякие летние кафе, и народ в них пиво-кофе потребляет, и музыка слышна из ресторанчиков, и народ по магазинам толпами бродит. Прослышав про низкие цены, люди из других районов начали к нам на надземке приезжать. Так что народу на улицах стало — не протолкнешься. Такие вот дела.

Владельцы всяких там аптек и автостоянок часто нас с Васу на улице останавливают и просят рассудить. Смотрящего-то нету. А вы, то есть я, мистер Уэллс, его «завалили», значит, вы теперь, по понятиям, он и есть. И просим, значит, спор наш разрешить. Так они рассуждают. С такой железной логикой мне трудно спорить. Ведь получается, я перед ними виноват. И приходится их слушать.

Странно мне смотреть, как богатые умные дядьки переминаются передо мной, словно мальчишки. И в глаза просительно заглядывают. И чушь, что я несу, с уважением выслушивают. Когда два хозяина магазинов тротуар меж собой поделить не могли, я им сказал, что надо делать, как проще. Взять да и поделить тротуар пополам. Независимо от размера магазинов. И они обрадовались. И всем рассказали, будто я «сужу по справедливости». Так что теперь мы с Васу стараемся по большим улицам не ездить, потому как иначе пицца успевает остыть. А нам надо «марку держать», так компаньон мой говорит. Мы и держим. С учетом моих денег, и тех, что мне подарили в качестве «компенсации», нам всего ничего на билеты копить осталось. Каких-то два месяца. Правда, Васу пока еще не нашел способа, как эти самые «слезы» добывать, но говорит, что «на месте сориентируется».

И еще я все время размышляю о том, как может простая маленькая коробочка, из-за которой все завертелось, так круто изменить жизнь стольких людей. И никак сообразить не могу, в чем тут секрет. Потому как выходит, что интерес к ней каких-то больших людей оказался полной глупостью. А глупости никогда никого до добра не доводили. Так все говорят. Как же тогда вышло, что именно эта глупость всем во благо пошла? Получается, быть глупым здорово?

А голос мне сказал, что это «парадокс». Любит он у меня всякие мудреные словечки.

Васу по вечерам приводит теперь не одну подружку, а сразу двоих. Теперь, когда я стал знаменит, любая девчонка из района готова к нам гости приходить. И к Васу тоже. Он им говорит, будто работает моим «менеджером». Это звучит значительно и волнующе. И ему никто не может отказать. Девушки разглядывают меня, будто диковинную рыбу, а когда я говорю какую-нибудь ерунду, с готовностью смеются.

Мы угощаем их пивом с моими любимыми устрицами. Или большущей печеной рыбой, которую нам доставляют горячей из магазинчика по соседству. Еще я купил огромный музыкальный терминал и теперь могу вволю слушать любимую музыку. И когда девчонкам надоедает хихикать и болтать глупости, я включаю парня по фамилии Хендрикс. Или ребят с непонятным названием «Грейтфул дид».

Иногда мы с Васу подпеваем музыкальному ящику. У нас это здорово выходит. Девчонкам нравится. У меня вдруг прорезался чуточку хрипловатый баритон. А потом мы наперегонки занимаемся с гостьями любовью. Так Васу называет это дело. Признаться, я давно уже понял, что это никакая не любовь, хотя деньги с меня брать и перестали. По мне, так это просто «трах». Иногда Васу так тоже говорит. Разве же это любовь, когда поутру, после всех этих приятных штук, что мы вытворяли, даже имени девушки вспомнить не можешь? Да и сами они, будто заводные машинки. Говорят одно и тоже. Что я красивый парень. Или клевый чувак. Или что классно трахаюсь. И иногда врут при этом безбожно. Я ведь такие вещи здорово ощущаю. С ними весело и приятно, и легко потом, будто в сауне попарился. Но при этом чувствуешь, что они совсем чужие. И представляешь, как было бы здорово, если на их месте вдруг оказалась Мишель. Когда я так думаю, то начинаю злиться. Повторять про себя, кто она, и кто я. И начинаю чувствовать себя очень одиноким. Еще более одиноким, чем когда жил на Джорджии. В такие моменты я сажусь у стены и слушаю «Летнее время» Дженис. Знали бы вы, каково на душе бывает, когда понимаешь, что тебя никто не любит. И я представляю, как на Кришнагири женщины будут совсем не такими пустоголовыми мотыльками, как наши гостьи. И я обязательно найду такую, которой будет рядом со мной хорошо. И почему-то, когда я так представляю, я снова вижу Мишель. И тогда снова злюсь. Что поделать. Такой вот я и есть. Все у меня не так, как у других.

Зато теперь я знаю, что такое «друг». Друг — это лучше, чем кореш. Или даже — чем компаньон. Друг, это когда ты знаешь, что человек тебя нипочем не бросит, как бы ему ни было страшно. И еще с ним можно говорить о чем хочешь, и он тебя поймет.

Васу мой друг. Он, может, и не умеет разговаривать так, как всякие важные дядьки в галстуках, но зато я знаю, что он со мной последним куском поделится. Когда я это понимаю, мне становится не так одиноко. Разве что немного грустно.

Загрузка...