Путь неофита

Глава 8

У выхода из «Старого Сундука» вертелась стайка ребятишек, готовых отвести путников в любой уголок Тики, но Кранка среди них не оказалось. Никаниэль хотел бы отблагодарить полугоблина за своевременную помощь. Судя по всему, расшаркивания придется отложить до следующей встречи.

Кликнув одного из провожатых, Малем скомандовал показать дорогу до дома мадам Люссоль. Изобразив некоторое удивление, но не сказав и слова против, мальчишка уверенно свернул за угол, ни секунды не сомневаясь, что гости уже идут за ним по пятам.

До борделя добрались практически без происшествий. Если, конечно, не считать таковым пьяную возню трех мужчин, встреченных в одном из проулков. Они то ли они уже успели налакаться утром, то ли не еще не отошли от ночной попойки, но попытка вовлечь случайных прохожих закончилась парой тумаков, ясно давших понять, что им и втроем вполне неплохо.

Получив заслуженную монету, юнец благодарно кивнул и, пожелав хорошо провести время, умчался сверкая пятками.

— Ты хоть примерно понимаешь, где мы находимся? — озираясь, спросил у друга Ник. Все, что он смог определить самостоятельно, это то, что вход в публичный дом смотрел примерно на север.

Подобный вывод не смог бы сделать разве что слепой.

Прямо за зданием виднелись вздымавшиеся к самым облакам горы. И хоть путь до них занял бы не один день, уже сейчас желающим полюбоваться заснеженными шапками вершин приходилось задирать головы настолько сильно, что большинство головных уборов при этом неизбежно падали в тикийскую грязь.

Горы…

Самой серьезной «горой» Эльфхейма считался Холм Тысячи Истин — таинственное скальное нагромождение неподалеку от Бьюнилирина высотой в четыре эльфийских роста. В детстве юный принц обожал стоять у подножья и с замиранием сердца любоваться причудливыми изгибами камня, созданными самим Ниметисом — богом природы.

Строго настрого смертным запрещалось не то что забираться на этот холм — даже касаться его считалось преступлением. Однажды Ник не выдержал и, сбежав из-под надзора многочисленных нянек, вскарабкался на самый верх.

И не нашел там ничего интересного. Совсем. Лишь голые камни, зеленые подушки пружинистого мха и несколько молодых ростков непонятно как умудрявшихся там расти деревьев.

А самое обидное, что ведь и спросить, не выдав себя, оказалось невозможным. Так эта тайна и томилась в сердце Никаниэля, постепенно зарастая паутиной и покрываясь пушистыми комками серой пыли.

Сейчас же, глядя на сверкавшие на солнце горы, она неожиданно отряхнулась, ярко вспыхнула… и тут же сгорела без остатка. Оказавшись слишком незначительной по сравнению с величественностью открывшегося вида.

Беглый принц тут же дал себе обещание однажды покорить одну из необъяснимо манящих заснеженных вершин.

— Точно могу сказать разве только то, что мы еще Тике. — Малем недовольно хмыкнул. — Ну и Строптивая где-то неподалеку.

И действительно. Гул реки, недостающий до «Старого Сундука», отчетливо слышался в этой части города. Единственное что, отражаясь от стен, он раздавался одновременно со всех сторон, никак не помогая сориентироваться.

— А вот домик с моего последнего визита явно подновили. — Малеммил ностальгически осматривал здание борделя. — Да и вывески, вроде, раньше не было.

Двухэтажное каменное строение не сильно выделялось на общем фоне города. Разве что его явно не так давно покрыли новым слоем штукатурки, от чего оно казалось чуть-чуть свежее соседних домов.

С правого угла расплывалось подозрительное темное пятно, начинавшееся в районе пояса и конусом расходившееся к земле. Сомнительное украшение от неизвестного автора. Впрочем, далеко не первое встреченное друзьями в Тике.

А вот вывеска показала себя действительно «говорящей».

С кованого металлического штыря свисало дно деревянного бочонка с изображением голой девы. Причем ее выдающийся бюст занимал по меньшей мере половину рисунка, не оставляя и тени сомнения о толке оказываемых в заведении услуг. Разве что это могла оказаться «Титечная», что бы это ни значило.

Малеммил поднялся на крыльцо и замер перед внушительной дверью из мореного дуба. Он стоял чуть склонив голову, будто прислушиваясь к происходящему с той стороны, или, скорее, внутри самого себя. Словно ученик, не выучивший урок учителя, в ожидании справедливого наказания. Не знай Ник так хорошо своего друга, он мог бы подумать, что Малем стесняется. Но, конечно же, это было не так.

Малеммил постучал.

Никакой реакции.

Постучал громче.

Ничего не изменилось.

Наконец, в ответ на добрый грохот кулаком по деревянным доскам, нехотя отворилось смотровое окно, в котором показалось заспанное мужское лицо со шрамом через правый глаз.

— Пошли в кфханов зад, ослолюбы! — недовольно пробасил тот. — Вечером приходите. Вечером!

Только теперь Никаниэль понял удивление на лице провожатого. Конечно подобные заведения должны работать с ночи до утра, а никак не наоборот.

— Сам ослолюб, и мать твоя — ослица! — незамедлительно ответил Малеммил, теперь гораздо более походя на самого себя.

Охранник собирался уже что-то ответь, как Ник оттеснил друга от двери и, натянув пониже капюшон, вежливо проговорил:

— Прошу прощения, передайте, пожалуйста, мадам Люссоль, что к ней Малем.

Мужчина хотел было что-то сказать, но, подумав, молча кивнул и захлопнул смотровое окно.

Получив недовольный тычок под ребра, эльфийский принц шепнул другу:

— Ты забыл? Переговоры на мне. Разделение труда. Мы договаривались.

— Я не собирался сразу говорить кто я такой! — раздраженно зашипел в ответ Малем. — Хотел сюрприз устроить.

— С твоими навыками общаться с людьми удивительно, что тебя вообще до сих пор не прирезали.

— Да я сам кого хочешь прирежу! — начал заводиться Малеммил, повысив голос. — И вообще…

Совсем не дружескую перебранку прервал тихий шелест тщательно смазанного засова.

«Еще двое попались в сети» — грустно сказала бы входная дверь, даруй боги ей такую возможность. Или, может: «Хорошо повеселиться, парни» — смотря какую из точек зрения на скрытое за ней гнездо порока она разделяла.

Пока что же дверь молча отворилась, приглашая очередных страждущих в обитель легкого поведения, тяжелых кошельков и наигранного смеха.

Оттолкнув Ника плечом, Малем первым зашел внутрь.

Друзья сразу же очутились в совершенно другом мире. Настолько обстановка внутри не соответствовала серой, обшарпанной Тике снаружи.

Просторный, светлый зал высотой во все два этажа будто украшал художник, обучавшийся у непревзойденных мастеров древности. Дивные картины и гравюры, изображавшие прекрасных людей и их ласки; нежнейших цветов уютные кресла и шикарные диваны, так и манившие устроиться на них поудобнее; изысканные вазы; нарядная, но в то же время неброская лепнина — все здесь, включая витавший в воздухе ненавязчивый аромат полевых цветов, настраивало посетителей на легкий, игривый лад.

Пол устилали мягкие ковры и разбросанные повсюду подушки. На изящных одноногих столиках из красного дерева стояли не убранные с ночи хрустальные бокалы и пустые бутылки из-под дорогого вина. Довершала картину роскошная арфа, гармонично расположившаяся по центру зала.

Из-за колыхнувшейся в углу шторы, плавно покачивая бедрами, вышла немолодая женщина в халате нежно-зеленого цвета. Волнистые каштановые волосы с проседью плавным каскадом стекали ей на плечи. Остатки былой красоты еще проглядывались сквозь искусно наведенный марафет, но час их был уже близок. В холодном же блеске расчетливых глаз по-прежнему тлел давно забытый огонек некогда бушевавшего пламени.

Сделав Нику знак отойти в сторону и не мешать, Малеммил скинул плащ и, широко расставив руки, радостно воскликнул:

— Люсинда, любимая, иди же ко мне!