Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове

Глава седьмая

Поезд двигался медленно. Стояли на станциях, на полустанках, на разъездах — пропускали вперед поезда с войсками.

На этих вынужденных и длинных стоянках уставшие, утомленные пассажиры высыпали из вагонов, дивились:

— Лес-то, батюшки-светы! Ни конца ни краю не видать...

Кострикова, родившегося и выросшего в лесном краю, и то удивляла необозримая тайга.

«Вот она, Сибирь-матушка. Хоть обкричись — никто не отзовется... У нас деревня от деревни рукой подать! А тут за сутки не доберешься. Глушь, каторжные места...»

Дождавшись пронзительного паровозного свистка, все бросились в вагоны и опять в путь. Опять степи да тайга. Тайга без конца и края...

Когда выезжал из Уржума, все вокруг было зелено, стояла теплынь. А как добрались до Уральских гор, подуло холодным ветром, ударил дождь с градом, — пришлось доставать шинель.

Перевалили горы. Потянулись побуревшие поля и озера, тронутые ночными заморозками, перелески. И чем дальше в Сибирь, тем больше золота и киновари в листве деревьев, тем холоднее зори и ярче звезды в ночном небе.

— Вроде бы не на много севернее поднялись, а уж осенью повеяло, — сказал Сергей соседу, — а может, давно едем. От этого?

— Нет, мил человек, не от этого. А стало быть, Сибирь себя начинает показывать. Вон, мол, я какова! Любуйтесь...

Сергей посмотрел, задумался: «Да, суровый край. Людей сюда по этапу гонят, а я вот сам еду. Как-то она меня встретит?..»

В Томск поезд пришел, когда начинало смеркаться. Было прохладно, дул ветер, погонял хмурые тучи.

Сергей надел шинель, надвинул фуражку и, перекинув на ремне через плечо старенькую корзинку, пешком отправился в город отыскивать Кондратьевскую улицу, где квартировал Иван Никонов.

Вначале тянулись маленькие рубленые домики, как в Уржуме, и дорога была разбитая, в колеях и колдобинах, с лужами мутной воды. Потом стали попадаться дома побольше, пошли и каменные в два-три этажа. Улицы, вымощенные булыжником. По бокам хвойные деревья, березы и тополя, почти не тронутые красками осени.

«Ишь, должно, дома их защищают от ветра», — подумал Сергей и остановил прохожего, одетого по-городскому:

— Не скажете ли, где Кондратьевская?

— А вот, видите сад? Как его пройдете, поворотите налево. Там спросите.

Сергей поблагодарил, пошел через сад и скоро отыскал нужную улицу и двухэтажный бревенчатый дом, где в окнах горел свет. Наугад постучался в бурую дверь. Потом увидел ручку звонка и дернул два раза. Сверху спросили:

— Кто там?

— Не у вас квартирует Никонов, студент?

— У нас, у нас, пожалуйста! Сейчас открою.

— Я сам! Это ко мне товарищ! — послышался четкий голос, и Никонов распахнул дверь.

— Костриков! Я так и подумал. Здравствуй, друг! С приездом! Поднимайся наверх, как раз к чаю...

Никонов жил нахлебником в большой семье мелкого акцизного чиновника, занимая отдельную комнатушку. Сергея, о котором уже была договоренность, приняли радушно, устроив в комнате Никонова на свободную кровать, пригласили к столу. Поужинав и выпив по стакану чая, приятели уединились.

— Ну, как доехал, Сергей? — спросил Никонов, рассматривал гостя своими насмешливыми глазами, пощипывая русые усики.

— Больно долго тащились. Пропускали поезда с войсками.

— Ничего не поделаешь, война! — усмехнулся Никонов и кивнул на койку Сергея. — Вот здесь до тебя жил студент-однокурсник. Тоже поехал бить японцев.

— Как же так? Ведь студентов не берут?

— Замели... Связался с бунтовщиками и угодил прямо на фронт.

Сергей притих, задумался. «Сказать «жалко» — подумает, жалею «бунтовщика». А им, как видно, Никонов не очень сочувствует. Лучше помолчу», — подумал Сергей и, сделав вид, что судьба студента его не интересует, спросил:

— А как с курсами, Иван? Может, уж прием закончен?

— Ты как учился?

— Вот, взгляни! — Сергей достал аттестат, подал.

Никонов посмотрел и даже присвистнул от удивления.

— Почти одни пятерки! Ну, Костриков, можешь торжествовать! Примут без разговоров. Завтра сам тебя сведу к директору и представлю как земляка. А теперь давай укладываться: хозяева не очень любят, чтоб зря жгли керосин.

Сергей, забравшись под одеяло и пожелав приятелю спокойной ночи, долго не мог сомкнуть глаз: все думал о Никонове. «Кажется, свой, уржумец, и вроде не из богатых, а гляди каков? Студента, который, видимо, был революционером, обозвал «бунтовщиком». А может быть, даже и помог тому «попасть» на фронт. Глаза у него какие-то ехидные, надо с ним быть поосторожней...»

Директор общеобразовательных курсов, просмотрев аттестат Сергея, заулыбался в седые усы:

— Отлично, молодой человек, отлично! Оставьте прошение на мое имя и считайте, что вы уже зачислены. Через три дня приглашаю на первое занятие.

Сергей передал заранее написанное прошение, поблагодарил и откланялся.

Никонов ждал его в коридоре.

— Ну, что, Костриков, каковы дела?

— Все хорошо! — радостно воскликнул Сергей. — Можно считать, что я принят.

— Молодцом! Поздравляю! Сейчас иди домой и заплати хозяйке за месяц вперед. Я спешу на лекцию... А как вернусь — пойдем осматривать город.

«Пожалуй, Никонов прав, — подумал Сергей. — Пока я не растряс свои скудные сбережения, надо заплатить хозяйке. Хоть месяц, да буду сыт и в тепле. А за это время подыщу работенку...»

Отдав деньги дородной словоохотливой Матрене Степановне, Сергей пошел бродить по городу. По пути внимательно присматривался к вывескам, соображая, где могли быть нужны механики. Хотел вначале осмотреться, узнать, есть ли в городе солидные предприятия, прочесть объявления в газетах, а уже потом предлагать себя.

Томск по сравнению с Казанью казался городом небольшим, но зеленым и богатым. Сергей прошел его из конца в конец и ничего подходящего не увидел. Заводишки были маленькие, грязные и больше походили на мастерские.

Выйдя к реке Томь, широкой, чем-то напоминающей Вятку, Сергей присел на скамеечку, залюбовался заречными темными, с желтыми пятнами, лесами.

«А здесь хорошо, привольно. И народ вроде бы добрый. Может, Сибирь и не окажется для меня мачехой...»

Занятия на общеобразовательных курсах, как и было сказано, начались через три дня. Занимались по вечерам в помещении технологического института. Люди подобрались самые разные: бывшие гимназисты, реалисты, семинаристы и, как Сергей, пришедшие из ремесленного.

Большинство — хорошо одетые, сытые, некоторые даже приезжали в колясках на дутых шинах. Но были и вроде Сергея — простые, скромные, бедные пареньки. Держались в тени и сторонились богатых франтов.

За несколько свободных дней Сергей осмотрел

Томск. Город был уютный, чистенький и этим выгодно отличался от разбросанной Казани с грязными окраинами, где ютилась татарская беднота.

В центре Томска были красивые дома. А Садовая улица с университетом могла бы стать украшением Казани.

В городе были три публичные библиотеки. Заглянув в одну из них, Сергей спросил энциклопедию и, найдя «Томск», стал читать: «... жителей — 52 430... зданий — 12 560... церквей православных — 28... фабрик и заводов — 234». Сергей даже привстал от удивления — двести тридцать четыре! «Как же я не увидел? Странно...» И стал читать дальше: «...рабочих — 1627». Сергей откинул сползавшие на глаза волосы. «Как, неужели на всех фабриках и заводах? Чепуха какая-то. Это что же, — он прикинул в уме, — семь человек на предприятие? Смешно! Право, смешно. В Казани на заводе Крестовниковых работало больше, чем на всех предприятиях Томска.

Однако следует присмотреться внимательнее. Если здесь столько рабочих, они, наверное, встречаются, а может, и борются за свои права?

Очевидно, здесь есть ссыльные? Ведь Сибирь!.. Глядишь, найдутся такие, которые знают наших, уржумских... Все-таки не один буду... Надо Саньке написать, чтобы он спросил доктора. И своим черкнуть, обрадовать, что приняли на курсы».

Он поспешил домой и сел за письма.

На курсах Сергей держался в тени, присматривался и пока не заводил друзей. Домой обычно возвращался один. Если приходил рано, особенно в субботу, хозяин, к которому заглядывали дружки, вместе с Никоновым затягивали играть в карты. Сергей, чтобы этого избежать, умышленно задерживался.

Вот и сегодня, выйдя из технологического, он направился к центру, чтобы немного побродить по городу. Вечер был теплый, сухой. На Садовой он был остановлен криком. У фонаря трое дюжих семинаристов в черных подрясниках тузили какого-то паренька в рабочей одежде.

— Отдавай, каналья, отдавай! Все равно отнимем, — яростно хрипел рыжий верзила, облапив парня сзади. Два других били его в лицо, в грудь, пинали ногами.

Сергей бросил связку с книгами и, скрипнув зубами, налетел внезапно, с размаху ударил верзилу под скулу. Тот, охнув, свалился.

Освобожденный паренек бросился бежать, а двое семинаристов, видя, что Сергей меньше их ростом, кинулись на него. Сергей отступал, обороняясь.

— Бей их, техник! — раздался вдруг крик, и из темноты появился рослый парень в коротком полушубке и стал дубасить семинаристов.

Верзила, очухавшись, встал на колени, поднял камень, но в этот миг кто-то хватил его палкой по голове.

Сергей узнал вернувшегося парнишку.

— Молодец! — крикнул он. — Круши их, подлецов, бей прямо по башкам.

— Хрясь! — крикнул паренек и ударил палкой второго, который наседал на Сергея. Тот рухнул на колени, завопил:

— Братцы, смилуйтесь! Братцы, пощадите!

Вдалеке засвистел городовой.

— Айда, ребята! Проучили и хватит! — крикнул Сергей. Все трое бросились в темный переулок, пробежали квартал, остановились.

— Ну, рассказывай, за что они тебя колошматили? — спросил Сергей паренька.

— Целковый отнимали, что я нашел у фонаря. Видели, как я поднял.

— Вот паразиты. Прямо озверели.

— Спасибо вам, хлопцы, выручили.

— Вон кого благодари! — кивнул Сергей на вихрастого парня, которого видел на курсах. — Если бы не он — устряпали бы нас обоих.

— Спасибо! — поклонился паренек вихрастому.

— Ладно, чего тут, — отмахнулся тот. — Ты сам-то откуда?

— С железной дороги. Работаю учеником кочегара. Майстренко моя фамилия, а кличут Остапкой.

— Далеко тебе до дому?

— Нет, я тут рядом. Можно через этот двор.

— Тогда будь здоров! — улыбнулся вихрастый. — Считай, что в первом бою устоял.

— Спасибо, хлопцы! Бегу! — Остапка юркнул во двор, пропал в темноте.

Вихрастый приблизился к Сергею:

— А ты лихой малый! Как же отважился на троих-то?

— Вижу, малого бьют, вот и не стерпел.

— А драться умеешь! Молодец.

— В детстве приходилось. Нас, приютских, били всем городом.

— Вон как? Ты из приюта... а я и не знал. Значит, здесь один как перст?

— Вроде этого...

— Тогда давай знакомиться — Оська Кононов, рабочий из типографии. Тоже хожу на курсы.

— Я видел тебя... Рад познакомиться. Костриков Сергей.

Они крепко пожали друг другу руки,

— На дружбу? — спросил Кононов.

— На крепкую! На рабочую! — подтвердил Костриков. — Я ведь тоже рабочий. Только закончил промышленное в Казани и получил звание механика.

— Молодец. Теперь механики — сила! Ты, Серега, приходи ко мне, познакомлю с хорошими ребятами. Нам такие парни, как ты, очень нужны. Смекаешь?

— Смекаю! — улыбнулся Сергей.

Месяц промелькнул незаметно, а работу найти не удалось. Даже случайных заработков, которыми Сергей перебивался в Казани, не находилось. Положение складывалось отчаянное: продать было нечего, занять не у кого, а тут, как назло, подступала суровая сибирская зима. В энциклопедии вычитал, что в Томске существует одиннадцать благотворительных обществ. «Но ведь меня никто не знает. Да и глупо здоровому парню, имеющему специальность, обращаться за помощью. Глупо и позорно! С голоду буду умирать, но к ним не пойду... Попробую сегодня еще толкнуться в какие-нибудь мастерские...»

Сергей опять целый день проходил по городу, но все тщетно. Домой вернулся расстроенный, злой и на себя, и на дурацкие порядки, при которых молодой специалист не может найти места.

Через кухню и столовую прошел быстро, чтобы не видела хозяйка. Она только кажется доброй. Накормит, а потом пустятся в разговоры, начнет причитать и обязательно спросит о деньгах.

«К черту! Лучше голодный прохожу, лишь бы не видеть ее...» Сергей вошел в комнату и на кровати, на подушке, увидел сразу несколько писем. Взглянул и радостно зашептал: «Из дома от Лизушки, от Веры, от Ани, а это — от Юлии Константиновны...» Раздевшись, присел, стал жадно читать.

Письма были ободряющие, радостные. Все поздравляли его с поступлением на курсы. Желали успехов.

Вера писала из деревни, сообщала, что начала учительствовать и была счастлива этим. Скучала, но радовалась, что его приняли на курсы.

Юлия Константиновна извещала, что она с сестрой переехала в слободу Кукарку, на реке Вятке. Обе учительствуют.

Сергей сложил письма в стопку, прошелся по комнате.

«Мне бы только перебиться это тяжелое время. Ведь найду же я в конце концов работу. Ведь жалко бросать курсы и ехать в какой-нибудь промышленный город. Но где перехватить? У Никонова нет. У Кононова и спрашивать неловко: большая семья, отца нет, бедствуют... Эх, если б здесь были такие ссыльные, как у нас, — они бы последнее продали, а выручили. А что, если послать телеграмму Юлии Константиновне? Ведь она мне как мать. Не раз выручала, когда я был в Казани.

Сергей вырвал из тетради листок бумаги и быстро написал: «Вятка Кукарка Юлии Глушковой прошу Вас сколько можете Томск технологический студенту Никонову Сергей».

Перечитал и тут же пошел на почту...

После потасовки с семинаристами Костриков и Кононов душой потянулись друг к другу. По окончании занятий почти всегда домой шли вместе и, если было не очень зябко, долго гуляли по сонным улицам.

Сергей рассказывал об Уржуме, о своей дружбе со ссыльными, даже признался, что они с приятелем сами сделали гектограф и отпечатали листовки.

Кононов вспоминал о типографских рабочих и под большим секретом сообщил, что он иногда ходит на занятия тайного марксистского кружка.

— Ты, Оська, мне не доверяешь? — в упор спросил Сергей.

— Почему так думаешь?

— Вижу, не доверяешь. А ты бы сказал своим товарищам, что за меня могут поручиться уржумские ссыльные. Пусть снесутся с ними.

— Да уж я и то говорил...

— Ну и что же? Даже в кружок не приглашаешь. А ведь я в Казани в демонстрации студентов участвовал. В карцере сидел, и чуть было не исключили из училища.

— Я верю тебе, Сергей. Крепко поверил, что ты наш человек. И завтра поведу тебя в марксистский кружок.

— Завтра? — переспросил Сергей. — Не обманешь?

— Да что ты, Серега... Раз сказал — все! Сегодня идем ночевать ко мне.

Мать Осипа, Ульяна Веденеевна, тихая, заботливая женщина с седоватыми прядями под платком, встретила гостя радушно, как сына. Обоих накормила ужином и постелила Сергею на кровати Егора — старшего брата Осипа.

— Егорку я положу у себя, придет поздно из ночной.

Сергей, целый день ничего не евший, после ужина пришел в блаженное настроение.

— Давай, Осип, почитаем что-нибудь на сон грядущий.

— Давай. Я любитель до чтения.

— А что ты любишь?

— Больше Некрасова, а ты?

— А я люблю Чехова. Смешное. Развеселишься — и совсем другое настроение.

— Это верно! Нам, рабочим, унывать никак нельзя. Если раскиснешь — согнут в бараний рог. Давай почитаем Чехова, у меня две книжки его хранятся...

На занятия марксистского кружка Кононов, как показалось Сергею, нарочно привел его с опозданием, чтобы ни с кем не знакомить.

Они сели на последнюю скамейку и слушали, как бородатый молодой человек, очевидно студент, читал какую-то брошюрку, где речь шла о борьбе с народниками. Потом он отвечал на вопросы, и на этом занятие закончилось.

— Ну, что ты скажешь, Сергей? — спросил Осип, когда они вышли на улицу.

— Конечно, интересно. А кто занимается в кружке?

— В основном рабочие. Но приходят и студенты.

— Осип, а нельзя ли у тебя опять переночевать? Хозяйке пора платить, а мне еще не прислали... день-два надо перебиться.

— Вот чудак! Да конечно же можно. Мать, хоть и нелегко ей, будет рада. Она у нас славная.

— Да я уж знаю. День-два — так и скажи...

— Ладно, ладно, не беспокойся.

Переночевав у Кононовых, Сергей с утра отправился на поиски работы. До полудня бродил по городу, изрядно промерз и, оказавшись в центре, зашел погреться в городскую управу.

Швейцар, внимательно посмотрев на слоняющегося молодого человека, поманил его к себе:

— Вы, молодой человек, не насчет ли работы желаете осведомиться?

— Какой работы?

— А чертежник требуется... Мне сказали, что если будут спрашивать, чтобы направлял в седьмую комнату.

— Да, я насчет этого, спасибо! — сказал Сергей и поспешил в седьмую комнату.

Облысевший чиновник, просмотрев его документы, в раздумье пощипал усы, пошел доложить начальству и скоро вернулся.

— Ну-с, молодой человек, вы родились в рубашке. Сейчас же пишите прошение о зачислении на должность чертежника. Будете служить здесь, в управе...