Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Глава 53 Остров-форт

Лодка кружилась, толкалась во что-то бортами и носом, скрежетала днищем о препятствия. Рихард чувствовал это, но был не в силах вырваться из дрёмы, а тело закоченело во сне на холодных досках. С трудом собрав силы, мальчик открыл глаза.

Узкие полосы дневного света пролегли от двери до стены, позволяя всё разглядеть. На правом плече лежала голова Лукреции. Лицо её было бледным и потным, вокруг глаз и на крыльях носа отчётливо проступили кровеносные сосуды. Левую руку Рихарда девушка крепко держала у груди, холодя редким дыханием.

Он с трудом освободился, подоткнул одеяла под спящую, сверху накинул свою куртку и вышел в зыбкий от водного марева мир. А там, за бортами, виденное впервые, но узнанное безошибочно, было кладбище кораблей.

Проломленные рёбра корпусов, тоскливо указующие в равнодушное небо персты мачт, слепые глаза дверей и окон, рваные завесы снастей и парусов — сколько хватало глаз. Одно на другом, вцепившись, переплетясь, частично скованные льдом, вросшие друг в друга, как немыслимые многоэтажные дома, поднимались с далёкого дна корабли, затонувшие здесь в разные времена и эпохи.

Был между ними узкий проход, но вот куда он вёл? Да, по нему бы не прошло ни одно большое судно, так густо всё было усеяно памятниками гордости кораблестроителей, но лодка…

Отталкиваясь от обломков веслом, цепляясь крюком на обратном его конце, стоя на крыше палубной надстройки, мальчик направил свою лодку вперёд по водной тропе, огибая исполинский ковчег. С задранного носа на незваную жизнь внизу равнодушно взирала деревянная фигура женщины с отбитыми руками и в короне в виде семи звёзд, словно сама смерть отпускала их, не в силах больше принимать погибших.

Вид, открывшийся за этим колоссальным судном, заставил Рихарда забыть обо всём. За обломками-зубьями, за ленивым шевелением рвани, за клочками тумана, едва видный, был остров с огромным двухэтажным каменным зданием, откуда поднимался тонкий дымок. Сердце замерло и застучало сильней. Кровь прилила к рукам. Вперёд, к острову-форту!

Но путь оказался долгим. Два раза пришлось отдохнуть, спуститься попить воды, а вот еда так и не лезла. Живот, поначалу урчащий, замолк, в голове появилась кристальная ясность. Острый взгляд замечал на обломках кораблей искры монет и старинных украшений, оружие и детали доспехов. Но это сейчас не важно. А остров рос, приближаясь, дальней оконечности его не было видно, и уже скрылась крыша за стеной, сложенной из массивных камней.

И вот нос ткнулся в берег, заскрипел по гальке, по хрусткому льду, по крупным песчинкам в лохмотьях водорослей. Рихард стянул сапоги и спрыгнул в воду, чтобы затащить лодку на сушу, но внезапно ушёл с головой. Песчаное золотистое дно — только руку протяни, — оказалось далеко внизу. Он забился, пытаясь выплыть, раскрыл под водой глаза, увидел днище и рёбра щитов. Но сбоку от борта вдруг появилась тень. И рука, огромная, белая, обхватила мальчика, потащила вверх. Он не успел наглотаться воды, но едва оказался на воздухе, сразу лишился чувств.

Миг, один только миг забвения был дан перед тем, как внутреннее пламя всколыхнулось, пробуждая своего владельца. И вовремя. Огромная пасть, полная острых зубов, разверзлась под ним. Зуд прошёл по телу. Руки, живот, ноги. Огонь взревел на выставленных ладонях. Запахло палёным мясом. Пасть схлопнулась. Хлёсткий удар сбоку. Мальчик едва успел прикрыть голову, как покатился по песку.

«Гар-р-р!» — громоподобный рык сотряс небо и землю. Плеск. Грохот шагов. Феникса сграбастали, подняли. Пламя захлебнулось в мокрых лапищах. Рихард переборол себя и взглянул. Едва сдержал крик.

Два белых, в радужных прожилках глаза, смотрели на него, казалось, не видя. Ухмылялся от уха до уха огромный рот. Слишком маленький для такого лица нос с провалами ноздрей походил на осиное гнездо. Между ним и губой мальчик заметил со смесью злорадства и ужаса свежий ожог. Голова великана была ростом с Рихарда. Но это ещё не всё. Вполне себе человеческое тело, но со слишком длинными руками и короткими ногами, огромное и вонючее. Оно было слишком нереальным, будто вышедшим из книжки с картинками с легендами и мифами до сотворения Детей богов. Даже находясь в лапах чудовища, Рихард не верил своим глазам и ощущениям.

Великан сидел на берегу, разглядывая торчащую из кулака голову добычи, как хулиган отобранную у малышки куклу. Феникс отдышался и осознал, что держали его бережно, не пытаясь сдавить, но крепко, не позволяя вырваться. Мальчик скосил глаза и с облегчением увидел лодку, стоявшую на песке неподалёку. Полог на двери был опущен. «Хоть бы это чудовище не нашло Лукрецию!» — взмолился Рихард. Думать о побеге казалось абсурдом — пережить бы этот миг.

Щель рта на гигантском лице распахнулась, обнажив игольчатые зубы. От нутряного зловония мальчика затошнило, голова пошла кругом. Великан издал сложный звук, не моргая, глядя на пленника. Подождал, повторил, но медленнее. Это было похоже на речь, но слов не разобрать.

— А-ао-ой, — протянул великан и склонил голову набок, потёрся ожогом о плечо.

— Огонь? — переспросил Рихард.

Он понял, что это существо разумно: оно мыслило, говорило и понимало своё превосходство в силе. Великан кивнул, повернулся к пленнику дыркой в голове вместо уха. Как наладить общение, мальчик не знал, но пока он был жив, и это приносило облегчение. Вот только слов подходящих не находилось вовсе. Молчание затягивалось. Громила опустил кулак между своих колен, разжал пальцы, и Рихард рухнул на песок. Ноги не держали.

— А-ао-ой, — снова произнёс великан, выставив ладони вверх, как обычно кто-нибудь велел показать что-то.

Мальчик надеялся, что правильно понял. Собравшись с духом, встал и призвал огонь. Язычки пламени заплясали на левой руке, потом засиял жаркий кокон вокруг тела, высушивая мокрую одежду. И великан улыбнулся, закивал.

— Что… это… — раздался тонкий голос со стороны лодки.

Рихард не успел предупредить, что-то сделать, а громила вдруг сцапал Лукрецию и засунул себе в рот.

— Не-ет!

Пламя расширилось и схлопнулось, оглушив Феникса. Великан дёрнулся, выплюнул девушку на ладонь, стряхнул к ногам мальчика и далеко прыгнул в воду, окатив нежданных гостей волной. Лодка качнулась, но осталась на месте. Лукреция без сознания, покрытая с ног до головы густой серо-жёлтой слюной, лежала на песке, раскинув руки. Рихард попытался поднять девушку. Но сейчас она была слишком тяжёлой для него. Схватил подмышки и потащил к лодке. Бульканье позади, всплеск. Мальчик обернулся — великан приближался. Его огромное непропорциональное тело внушало ужас. Феникса затрясло, затошнило, ноги подкосились, руки лишились сил и выпустили Лукрецию. Он мог только выдыхать, но не вдохнуть. Звуки пропали вновь. И мир померк.

Запах огня, разведённого в каменном жилище, Рихард знал с детства и ни с чем не мог перепутать. Пробуждаясь, он подумал, что заснул в родной деревне, в гостях у дедушки, который готовил свой любимый чай. Но запах был другим. И эхо другое. И воздух — колючий, горький, солёный — совсем не такой, как дома.

Мальчик рывком сел. Правая лодыжка была опутана верёвкой, но без узла, да и ни к чему не привязана. Будто демонстрация: ты — пленник, вот и веди себя подобающе. Это разозлило Рихарда, ему хватило плена у Августа и бесконечного моря, откуда сбежать оказалось не так-то просто. Стряхнул ветхую, воняющую илом плетёнку и огляделся.

Он находился на первой ступени исполинской лестницы. Она, как и весь дом-форт, была сложена из валунов. Посреди комнаты горел костёр, сизый дым поднимался в окно у входа, за дверью была стена, оттуда сочился дневной свет. Великан сидел у огня, в котором бурлил котёл. Рядом на плоском высоком камне, застеленном толстым слоем шкур, лежала Лукреция. Мальчик с удивлением заметил обрывок тряпки на её лбу. Нет, не перевязанная рана, больше похоже на компресс, которыми он пытался облегчить болезнь девушки на лодке.

«Что он делает? Лечит её или готовится нас съесть?» — лихорадочно размышлял Рихард, стараясь не привлекать к себе внимания. Но великан будто почуял, что пленник проснулся, обернулся с широкой улыбкой, махнул рукой. «Хочет, чтобы я подошёл? Ну ладно…»

Рихард откинул верёвку, подобрался к краю ступени — высоко. Призвать бы крылья, но от слабости во всём теле не было уверенности, что сила подчинится. Цепляясь за выбоины, он слез на пол. Голова немного кружилась, в ушах шумело, да ещё некстати проснулся голод. В комнате стоял густой рыбный запах, что думать ни о чём, кроме еды, не представлялось возможным. Великан показал на старую лестницу вполне человеческих размеров, которая вела к Лукреции. Мальчик с опаской подошёл и забрался, девушка не спала. Ткань на её лбу действительно была влажной.

— Как ты? — тихо спросил он, склонившись над Лукрецией.

— Хорошо. Он сказал, что даст мне бульон особый, чтобы хворь прошла, — ответила та и слегка улыбнулась.

— Ты что, понимаешь его?

— Да. Он говорит на языке Детей богов. Дядин знакомый научил меня в детстве. Не бойся, Охор не причинит нам вреда. Он очень хороший и одинокий. И очень старенький. Последний из своего рода.

— Но он же пытался тебя съесть⁈ — звенящим шёпотом возмутился мальчик.

— Ошибаешься, — фыркнула девушка, — он просто узнал моё состояние таким образом. Тебе, кстати, тоже поесть не помешает. Плохо выглядишь.

— Да всё со мной нормально, — отмахнулся мальчик, хотя нутро скулило от голода.

Охор наклонился к огню. Не боясь обжечься, протянул руку с длинной ложкой, помешал в огромном котле мерцающее варево.

— Оно странно выглядит, — с сомнение сказал Рихард, различая подкопчёные рыбные скелеты в пламени. — Ты же боишься огня. И как тебе тут, рядом с таким большим костром?

— Я стараюсь об этом не думать, — произнесла она с сомнением, а длинный шрам на её лице стал пунцовым. — Да и вообще только благодаря тому, что ты Феникс, что показал свой огонь, он решил нам помочь. Он очень любит Фениксов. Почему? Не знаю. Обещал рассказать после еды.

— Нам надо возвращаться в Макавари. И чем скорее, тем лучше.

— Он нас сегодня не выпустит.

— Он так сказал?

Лукреция отвела взгляд от лица склонившегося над ней мальчика. Великан зачерпнул варева из котла вогнутым металлическим щитом и бережно опустил тот на край ложа девушки. Рядом положил две обычные ложки. «Наверное, собрал с кладбища кораблей», — решил Рихард. Он был твёрдо намерен не прикасаться к угощению, но рука сама потянулась к ложке. А от первого глотка насыщенного густого бульона на глазах появились слёзы блаженства.

— Очень вкусно, — пробормотала Лукреция, сидя бок о бок с мальчиком, тот кивнул, отправляя в рот очередную ложку варева.

Великан смотрел на них с широкой улыбкой, почёсывал ожог на лице, теребил ворот рубахи, судя по разным кускам, сшитой из парусов. Убедившись, что гости-пленники едят, хозяин острова-форта тоже приступил к трапезе, громко, со свистом сёрбая, причмокивая, и закатывая мозаичные глаза, в которых отражалось высокое гудящее пламя, будто заточённое в невидимую колонну. Это было странное зрелище для Рихарда, прекрасно знавшего, как жадный огонь стремится расшириться, захватить территорию, а здесь всё совсем не так. Но вскоре мальчик получил ответ.

После еды Охор, как и обещал, ответил на все вопросы. Лукреция переводила его слова для Рихарда. Они говорили на улице, в отдалённой части острова, на мысу, куда отнёс гостей великан. Там, закреплённая между камней, стояла каменная круглая плита метра три в высоту и с большой дырой посередине. Всё лицевое пространство плиты занимали выбитые символы. И о них Охор рассказал тоже.

После все трое вернулись к лодке, вытащили припасы и одеяла, забрали в форт, чтобы тщательно просушить. Рихард наконец-то обулся. Лукреции стало гораздо лучше, и после второй порции бульона она крепко уснула под громовой храп великана. А юный Феникс, глядя через окно на северное сияние, вспоминал услышанное.

Рассказ великана Охора, последнего из потомков Милитикатры

Ему было всего десять лет — совсем младенец по меркам великанов, — когда на землю сошли боги Эньчцках и Кэньчцкху. Когда они танцевали и создавали своих детей, самые маленькие острова ушли под воду, а их немногочисленные жители перебрались на большие и на материки. От этого начались усобицы и многие гиганты погибли, в том числе и родители Охора. А те, кто пришёл на их остров, невзлюбили крикливого младенца, вечно шпыняли его и гнали прочь. Но это был его дом, и никуда отсюда малыш уходить не хотел, лишь скрывался всё время на северном льдистом мысу.

Спустя какое-то время на остров прибыл первоФеникс. Он искал уединённое место для размышлений, но и тут ему не дали покоя. Триста дней и ночей он боролся с великанами третьего от восточного материка острова и победил. В память о той битве он создал внутри форта вечный огонь, который никогда не покинет своих пределов и будет гореть, пока последний Феникс не сгинет с этой земли.

Охор прятался на мысу, слыша издалека бойню, не подходил к форту и питался заплывающей в силки белой рыбой с радужными слепыми глазами. Феникс нашёл ребёнка и сказал, что если тот продолжит её есть, то ослепнет. Но ведь рыба сама шла в руки, как тут отказаться? Феникс предложил великану отправиться с ним познавать мир, на что мальчик с удивлением и радостью согласился, доверился чужаку, который, хоть и взрослый, а ростом всё равно был ниже Охора. Вдвоём они отправились по северным островам вслед за солнцем и узнали, что усобицы унесли жизни всех из великаньего рода.

Когда Феникс и Охор достигли западного материка, холодного, снежного, скалистого, то решили остаться там переждать зиму, даже нашли подходящую большую пещеру. Это было прекрасное место, пока однажды, гуляя по горам, Феникс не порезался обломком руды и, как ни старался, не смог с помощью своего пламени залечить рану.

— Эта руда убьёт Детей богов, — с тревогой произнёс он. И тогда решили двое спутников отправиться в путь, чтобы найти того, кто сможет спасти первоФеникса.

Для начала вернулись на самый большой континент в поисках Чародея, но тот уже был разделён надвое и сказал, что не в силах излечить своего брата.

— Мы создали прекрасное растение, вложив в него наше бессмертие, ибо это не то, чем нужно обладать, живя среди людей, — молвили разом светлый и тёмный Чародеи. — Но это растение требует особых условий, поэтому мы посадили его на острове в жерле навсегда заснувшего вулкана. Лети туда, брат, и да не покинет огонь твоих крыльев, да не истечёт из тебя жизненная сила.

— Я больше не в состоянии пересечь водные просторы, — ответил Феникс. — Жизнь покидает меня. Как быть?

— Тогда попроси сестру нашу, Ангуис, сопроводить тебя. Огонь — птицам, воду — змеям, как завещала Эньчцках, — предложили Чародеи.

И внезапно все Дети Богов содрогнулись, ведь их единственная сестра, так отличная от других, умерла. Это ощущение оказалось столь сильным, что Феникс безошибочно понял, где искать её племя и последний приют белой, гордой, жестокой красавицы.

Собрав все силы, Феникс и Охор направились к устью Великой реки, где жила Ангуис. Там нашли её разросшееся племя и узнали, что это люди, испуганные ликом дочери Эньчцках, убили её. Горько то было, особенно озлобленность остальных Ангуис на людей. Не будет этому миру покоя — слышалось со всех сторон.

Попросил Феникс помочь ему и великану добраться до острова с вулканом. Большая часть потомков Ангуис отказалась: некоторые желали наладить отношения с людьми, другие, большая часть — отомстить за мать. Но несколько согласились. «Мы слишком презираем людей, чтобы оставаться с ними на одной земле», — ответили они. И тогда, сделав корабль из дерева куджах, пользуясь картой Чародеев, отправились на остров, чтобы остаться там навсегда.

Пока Ангуис обустраивались на новом месте, Феникс и Охор искали древо бессмертия и нашли его. Феникс съел золотой плод, и рана, что истекала силой и кровью всё это время, затянулась. А малыш Охор был так голоден, что тоже съел один плод, чем обрёк себя на вечную жизнь, хоть и не желал её вовсе.

Двое бессмертных вернулись на большую землю и долго блуждали, открывая для себя всё новые удивительные места, многое с ними приключилось. Четырежды Феникс познал любовь и столько же раз горе от утраты любимых. И тогда дети его, которых удалось спасти, объявили, что придёт время, когда они пробудят Эньчцках, чтобы та объяснила, зачем обрекла своих чад на такие судьбы. И от этих детей Феникса пошли четыре великих племени: Красногорцы, Пустынные Кузнецы, Пламенные Берсерки и Искры Песков.

Отчаялся первоФеникс, затушил свои крылья и бросился в вулкан Штрехнан, что на северном наречии значило «пуп земли». Но мать-земля, богиня недр и прародительница великанов, не приняла его, она исторгла тело потомка Солнца. Ведь Гэньшти-Кхаса так и не простила своего возлюбленного за то, что тот посмел отдалиться от неё.

Тогда Феникс попросил единственного друга, великана Охора, убить его. С болью на сердце тот исполнил просьбу. И когда пепел от тела Феникса покрыл собой огромное пространство и впитался в землю, Охор вернулся к себе на остров. Там он создал каменный календарь с историей Детей богов и о призвании Эньчцках к ответу, когда четверо детей первоФеникса соберутся вместе и принесут жертву Гэньшти-Кхаса.

Многие люди приплывали на острова-форты, кто из любопытства, кто в поисках сокровищ. Но высокие рифы никому не дали уйти. Великану было больно смотреть на этот мир и он снова начал есть рыбу с радужными глазами, чтобы ослепнуть.

Однажды, когда Охор крепко спал, на остров с севера прибыли двое: Аринфей и его наставница Ахоро. Что-то они не поделили, и мужчина убил наставницу, а затем уплыл, украв середину плиты с историей. Охор всё слышал, но не мог проснуться. Но после нашёл останки тела женщины и спрятал под оставшейся плитой.

Через какое-то время на острове появились пираты и привезли двух рабов: потомка Ангуис и светлого Чародея. Охор убил пиратов, а пленных оставил жить с собой, они подружились и заботились друг о друге, скрашивали долгие холодные ночи сказаниями и легендами. Несколько лет спустя у пары появилась дочь — прекрасная Энника. Из-за питания родителями той же рыбой, что ел великан, девочка с рождения была слепа. Но малышка легко обходилась без зрения, унаследовав от матери Ангуис способность видеть души живых существ.

Увы, её родители вскоре покинули этот мир, оставив дочь великану. А тот всё чаще спал, меньше двигался и больше мечтал умереть. Во время его очередной долгой спячки Энника куда-то пропала, отчего великан впал в ярость. И тогда пришла к нему во сне его первомать Гэньшти-Кхаса и сказала, что лишь второй плод с того дерева позволит ему умереть. И стал Охор ждать того, кто смог бы увезти его на тот остров, ведь сам он уже слишком немощен, чтобы добраться туда.

— Я призову его! — твёрдо решил Рихард, засыпая, Лукреция, лежащая на его плече, улыбнулась во сне.