Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Глава 44 Леди Брунгильда

Когда детективы добрались до «Сдобушки», заметили мелькнувший в дверях пекарни розовый капор — Брунгильда пригнулась на входе.

— Неужели она настолько доверчива? — удивился Нолан, что девушка сразу пошла туда, куда ей сказали.

— А чего ей бояться? Её уважаемый папенька — начальник городской тюрьмы и шестой советник. Если кто и посмеет посягнуть на его любимое чадо, пойдёт вместе со всей своей роднёй на корм чайкам. — Напарник закатил глаза и пожал плечами, будто говоря, что безопасность Брунгильды в этом городе, даже не смотря на нападение на советников, слишком очевидна, чтобы о таком даже думать.

— Но всё же…

— Мой драгоценный друг, просто поверь мне на слово.

Урмё потянул Нолана за рукав, и мужчины прижались к стене, пропуская широкую, гружёную корнеплодами телегу. Старший детектив хитро взглянул на своего, вновь обретённого напарника и улыбнулся.

— Пока тебя не было все эти годы, я присматривал за городом и имел неоднократные беседы с шестым советником. Так вот, наш начальник тюрьмы слишком прямолинейный, честный и дотошный, что даже лютые бандиты на него не обижаются и не пытаются мстить. Я тебе больше скажу: они его уважают. Его ведь даже называют вторым мэром, Виктором Справедливым, за неукоснительное следование девизу Лагенфорда: «Честь за честь, правда за правду, гордость крепче стали!».

— Тогда кто устроил тот пожар в тюрьме?

— Это весьма интересный вопрос, мой дорогой друг, ибо это загадка, которую нам так и не удалось разгадать. Не правда ли любопытно?

Урмё на ходу достал из кармана небольшую тетрадь, раскрыл. Нолан заглянул в неё. Шесть листов, исписанных убористым почерком. Вопросы по объединённому делу с пометками, кому и какой задать. Старший детектив обвёл пальцем несколько строк и сказал:

— Я рассчитываю на то, что изумительная дочурка господина Брандта прольёт свет на многие тёмные пятна по нашему делу и, если повезёт, не только на него.

Нолан потянул дверь «Сдобушки». В лицо пахнуло свежим хлебом, сахаром, маком, ванилью, корицей, кофе и прочими, невообразимо аппетитными ароматами, с которыми только и могли ассоциироваться пышно разодетые, никуда не спешащие в рабочий день, горожане.

— О, так про этот подарок второго советника ты говорил мне вчера? — заинтересовался Урмё, коснувшись перчатки с костяными пластинами, надетую на левую руку Нолана.

— Да, удобная вещица, — Феникс вошёл вслед за напарником, и тут же из сладкого полумрака широкого зала к ним выдвинулся мужчина в брючном костюме с такими наглаженными стрелками и острыми лацканами, что казалось, об них можно порезаться.

Метрдотель поклонился и, чуть картавя, заговорил:

— Мы рады приветствовать вас, дорогие гости, в кондитерской «Сдобушка»! Не соблаговолите ли вы занять свободный столик и насладиться наисвежайшей выпечкой и бесподобными напитками, какие только можете пожелать?

Рука в белой перчатке с полотенцем через локоть указала вправо от вошедших, где под плетёными абажурами стояли маленькие столики и большие, обитые бархатом, кресла. Посетителей было немного, но Брунгильды среди них не оказалось.

— Приветствую, — бросил Урмё, цепким взглядом обводя зал. Некоторые гости оборачивались на них, с явным неудовольствием отрываясь от своих блюд. — У нас, любезный, назначена встреча с одной юной леди, — при этих словах на лице метрдотеля промелькнуло брезгливое выражение, и Урмё стёр его следующей фразой: — Я — старший детектив города Лагенфорда Урмё Эрштах — прибыл по личному поручению шестого советника Брандта Фарсона для сопровождения его младшей дочери Брунгильды по городу, дабы уберечь её в наше неспокойное время. Вы меня услышали?

Значки детективов смотрели в округлившиеся глаза метрдотеля. Он переломился в низком поклоне, вытянулся в струнку, одну руку прижал к сердцу, другой указал на резную дверь в глубине зала, залебезил:

— Милостивые господа детективы, прошу простить мою неосведомлённость! Конечно, великолепная леди Фарсон после недавних трагических событий была помещена в самую защищённую залу в нашем заведении, ибо мы никак не можем рисковать жизнью невинной юной леди и спокойствием остальных гостей. Проследуйте, пожалуйста, туда.

Урмё вновь закатил глаза, Нолан хмыкнул. Люди за столиками, поняв, что представление окончено, вернулись к еде. Метрдотеля тут же сменила дама со строгим лицом и в тёмном платье, застёгнутом до самого подбородка.

— Господа, следуйте за мной, — не затруднив себя приветствием и реверансом, сказала она.

За резной дверью оказался длинный широкий коридор, выложенный из массивных, плотно пригнанных друг к другу камней. Чёрный раствор между ними Нолан узнал сразу — это была самая крепкая смесь, которую использовали для тайных убежищ очень богатые люди. Под ногами лежал не слишком утоптанный ковёр, приглушая звуки. По стенам через каждые три шага висели маленькие масляные лампы в керамических горшочках, жёлтый мягкий свет даже тут создавал уют.

Коридор ветвился в конце, в одну сторону уходили хозяйственные помещения, в другую — несколько комнат за массивными дверями из цельного дерева. Дама остановилась, огляделась. Мужчины, следующие за ней, замерли. Что-то явно было не так. Провожатая достала из кармана платья колокольчик и дважды коротко позвонила. Через несколько секунд со стороны хозяйственных помещений прибежала девушка, стараясь не касаться каблучками пола.

— Где вы пропадаете? — строго спросила дама, сверля ту взглядом.

Девушка вздёрнула подбородок и, покраснев, пропищала:

— Юная леди пожелала воспользоваться нашей дамской комнатой, поэтому я её сопровождаю. А вы отвлекаете меня от моих обязанностей. И я оказалась вынуждена оставить леди одну!

Дама хмыкнула, растянула губы в подобии улыбки и обратилась к гостям:

— Мы предупредим леди Фарсон о вашем прибытии, располагайтесь. В кабинете вас ждёт перечень блюд, а Сюзанн примет у вас заказ.

Девушка цыкнула и покосилась на гостей с неодобрением. Тут же развернулась на каблуках и унеслась обратно.

— Сюзанн будет рада вас обслужить, денег от многоуважаемых господ не надо, но чаевые приветствуются, — добавила дама и распахнула самую дальнюю дверь.

— В соседних кабинетах кто-нибудь есть? — уточнил Урмё, не торопясь входить.

— Пока нет, но они зарезервированы на вечер, с четырёх часов.

— Хорошо. Благодарю.

Дама удалилась, как только мужчины вошли в кабинет и дверь захлопнулась. Тут, в небольшой комнате без окон, но с крошечными отверстиями вентиляции, под двумя расписными абажурами теплились лампы, разливая оранжевый свет по шести глубоким удобным креслам и узкому столу между ними, натёртому воском до зеркального блеска. На одном его краю лежала увесистая папка в кожаной обложке, на другом блестели стеклом две пепельницы. Стены украшали гобелены с видами Красных гор и гербами Лагенфорда, между ними в массивных золочёных рамах висели картины с искусно выписанными лесными пейзажами.

— Да-а, почувствуй себя персоной из высшего общества, называется, — присвистнул Урмё, плюхнулся в среднее кресло с левой стороны, прямо под лампой, и раскрыл на коленях тетрадь.

Нолана после дома второго советника уже было роскошью не удивить. Потому он молча сел между другом и дверью, пролистал перечень блюд с красивыми картинками, явно исполненными первоклассным художником, посмотрел на цены и порадовался щедрости заведения. Урмё отвлёкся от своих записей, взял напарника за запястье, притянул к себе, рассматривая перчатку.

— Прямо в цель, — прочитал он гравировку на браслете, — Занятная вещица, мой драгоценный друг. Кости ведь никак нельзя взять у живого бранухая, оттого перчатка эта — обоюдоострый меч.

— Думаешь, тёмные Чародеи смогут воздействовать на меня через неё? — спросил Нолан, вспоминая столкновение с Шермидой в арке перед представлением.

— Может быть, но ты на моей памяти никому из их братии дорогу не переходил. Или всё-таки да?

Нолан качнул головой, Урмё хмыкнул и закатал рукав выше перчатки, разглядывая перьевидные шрамы. Провёл по ним пальцем, наморщил лоб, с полуулыбкой сказал:

— Когда ты носил тот наруч, мне нравилось больше, честно говоря. С ним ты выглядел довольно внушительно.

— Сейчас в том нет нужды, — пожал плечами Нолан, не отнимая руки. — Под ним я хранил ритуальный нож, который отдал сыну. Что-то вроде талисмана. — Заметив удивлённый взгляд друга, пояснил: — Этим ножом, переданным по наследству от моего предка Айлаха, мужчины рода вырезали на себе такие перья во время инициации в двенадцать лет.

— Я думал, на вас всё заживает из-за сил Феникса, — нахмурился Урмё, чуть касаясь шрамов, белеющих на смуглой коже. — Ты же никогда мне не рассказывал об этом узоре. А я поначалу стеснялся спросить, а потом как-то свыкся, перестал замечать. А, кстати, помнится, когда тебя прошили насквозь тремя арбалетными болтами пятнадцать лет назад, следы исчезли уже к вечеру. А тут на всю жизнь. Как так?

— Фениксы вырезают на себе перья ещё будучи людьми, а поскольку через эти шрамы выходит пламя, сила их не заживляет. Это как напоминание о нашей человеческой природе. — Нолан улыбнулся, вспомнив полёт сына после инициации. И вдруг обомлел…

Он посмотрел на свою правую руку, где у основания большого пальца была крошечная, ещё не зажившая царапина. Тогда, в день инициации сына, отец, вытаскивая из-под наруча ритуальный нож, немного задел себя кончиком лезвия, и рана, хоть не глубокая, саднила до сих пор. Да, мужчина знал, что нож был не из обычного металла, но за кутерьму последних дней почти не вспоминал о своей ранке. А это значило только одно: этот металл опасен для Детей богов и, возможно, смертельно. Но… Но ведь нет! Не сходилось! Чего это вдруг? Сколькие до него резали себя тем ножом и всё было в порядке! Никто же не умер!

Огонь, бродящий внутри тела запульсировал, паутина из тонких вспышек, невидимая никому, вновь вырвалась наружу, растекаясь по городу. И она была иной: шире и крепче, чем в ночь нападения на советников, чувствительней, чем в прежние годы работы. «Меня больше не сдерживает тот металл, — прошелестел голос первоФеникса внутри Нолана, — он ограничивал меня всё это время, а теперь ты можешь использовать свою силу полностью». «Почему ты мне не сказал этого раньше?» — мысленно вскричал Нолан. «Ждал, когда ты заметишь», — усмехнулся Феникс, и крошечная ранка на глазах затянулась, оставив в назидание белый шрам. «А Ри, мой сын, он ведь сейчас владеет этим ножом! С моим мальчиком всё в порядке?» — «Птенчик не носит его опрометчиво близко к телу. Хватит вопросов! Верь в него!»

Нолан вырвал руку из ладоней Урмё, одёрнул рукав, прерывисто выдохнул и решился проверить свою полную силу. Направил паутину к дому родителей подозреваемого. Золотистые нити слежения больше ничто не могло задержать и они легко проницали живых существ, деревья и стены. Их состояния импульсами устремились к Фениксу, но тот запретил, оборвал череду ненужной информации и дозволил течь лишь тем, которые вели к дому Шау. Да, и Филиппа, и Нгуэн были там. Женщина на первом этаже, мужчина на втором. Она ходила по комнатам. Он лежал.

— Эй, мой дорогой друг, — Урмё потряс Нолана за плечо, — пожалуйста, вернись! Где блуждает твой разум?

— Прости, — тот часто заморгал и мягко снял с себя вспотевшие руки напарника, обернулся ко входу. Огненная паутина звенела от приближения двух пар ног.

Дверь распахнулась, пригнувшись, вошла Брунгильда и остановилась. За её спиной, кривя губы, маячила Сюзанн.

— Господа, — Брунгильда подобрала подол и сделала неглубокий реверанс.

Мужчины встали, приветствуя леди Фарсон. Нолан заметил, что девушка даже его, почти двухметрового человека, превосходила ростом. А тут ещё каблуки и этот нелепый розовый капор. Пятнадцатилетняя малышка была огромна.

Брунгильда села напротив Урмё, и гости принялись выбирать из перечня блюд. Сюзанн быстро записала в блокноте заказ и скрылась, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Рада встрече, господа детективы, — выждав, пока стихнут шаги обслуги, произнесла Брунгильда сочным грудным голосом, от которого мурашки бежали по телу Нолана. Не дав мужчинам ответить, продолжила: — Я так полагаю, мой папенька не посылал вас присматривать за мной, как мне передали, а вы пришли из личных соображений. Позвольте узнать цель визита⁈

— Леди Брунгильда… — начал Урмё.

— Прошу, без этих ваших «леди»! — кокетливо вздохнула девушка и захлопала длинными светлыми ресницами, обрамляющими по-детски голубые глаза. — Мне до смерти наскучили чопорность и пустословие высшего общества. И я всем сердцем желаю простой человеческой беседы. Если вы пришли с добром и по делу, зовите меня по имени. Вас ведь это не затруднит? К тому же здесь совершенно не та обстановка, в которой хочется громоздить обращения.

— Конечно, Брунгильда, — улыбнулся старший детектив.

Когда мужчины представились, он продолжил:

— Брунгильда, мы узнали от вашего отца, что Чиён Шау, ваш жених, по совместительству подавальщик в мэрии, пропал. Мы бы хотели узнать о нём побольше.

— Вы… Найдёте его? — с дрожью в голосе воскликнула она, прижав ладони к пышной груди.

— Мы сделаем всё, что в наших силах, — мягко сказал Нолан и, не вытерпев отчаянной надежды во взгляде девушки, отвернулся.

Урмё улыбнулся и заговорил по-дружески, участливо с доверительными нотками.

— Конечно, Брунгильда, мы постараемся найти Чиёна. Но для начала нам нужно узнать о нём как можно больше. Это очень-очень облегчит нам поиски. Пожалуйста, не волнуйтесь, мы, безусловно, расспросим и его семью, но ваше мнение, как неравнодушного человека, нам также очень важно.

Чувствуя теплоту в голосе и обаяние старшего детектива, девушка наклонилась вперёд, сложив ладони перед грудью и преданно глядя на него. Урмё подался навстречу и предложил:

— Давайте, мы сначала зададим вопросы, а потом вы добавите, что посчитаете нужным. Вам это подходит?

Девушка закивала. Тяжёлый капор съехал на лоб, Брунгильда дёрнула ленты, сорвала его с головы и бросила на соседнее кресло. Мягкие золотистые локоны разметались по покатым плечам. Нолан подумал, что если бы уменьшить девушку раза так в полтора, то отбоя у неё с таким кукольным личиком от женихов не было бы, и папеньке не пришлось бы рассматривать даже возможность замужество младшей дочурки на сыне обнищавшего писца из рода Теней.

Урмё открыл тетрадь на чистом листе, занёс карандаш и приступил к галантному допросу:

— Брунгильда, будьте так добры, опишите нам внешний вид Чиёна Шау.

Она зажмурилась, глубоко вздохнула и с мечтательной улыбкой заговорила:

— Он у меня очень доверчивый, как новорождённый утёнок. Его глаза — бездонные чёрные омуты, в которых так и хочется утонуть. Его волосы темнее ночи, но мягче всего на свете, ах, как же приятно их заплетать! У него ушки такие аккуратные, с тонкими хрящиками и маленькими мочками, что краснеют каждый раз при случайном прикосновении или если дохнуть на них, особенно со спины. А-ах! Когда он улыбается, всегда из облаков показывается солнышко, чтобы полюбоваться его улыбкой. Да, он — Тень, и быть на солнце не может, но тем не менее, солнышко любит его и всегда-всегда выходит, стоит выйти на улицу и моему Чиёну! А-ах! А ещё он очень ладно сложен и так грациозно двигается, что лик его красит любую одежду и любое место, где бы он ни был. Ох-ох-ох…

Урмё кашлянул в кулак, скрывая смешок, покосился на Нолана, который с удивлением слушал леди.

— Простите, всё это, без сомнения, очень важно, но, пожалуйста, опишите внешность молодого человека, — попросил старший детектив.

— Я же описала! И это важно! Вы сами сказали, что это важно! — Брунгильда подняла вверх указательный палец, и потребовала: — А раз это важно, то запишите! Непременно запишите это. А как закончите, я расскажу остальное!

Тут пришла очередь Нолана прыснуть в кулак, что он скрыл за неловким кашлем. А Урмё, покачав головой, всё же записал слова девушки. Та внимательно следила за каждой карандашной буквой, повторяя некоторые выражения из сказанного слово в слово, запрещая сокращать и как-то менять фразы. Когда всё до последнего оха появилось на бумаге, леди продолжила:

— Чиён у меня невысокого роста, вот такой, — она отчеркнула ладонью чуть ниже подмышки. С губ девушки не сходила лёгкая улыбка, щёки заливал румянец. — Он худенький, но жилистый. Мне не довелось увидеть его… Без одежды… Но… Мои глаза не могут меня обмануть, и я видела даже через одежду, как гармонично он сложён. У него мышцы только растут, его тело… Ещё развивается, но он скоро станет сильнее. Особенно с нашими тренировками.

— Какими? — встрял Нолан.

— Я учу его стрелять из лука. А арбалет мы вместе освоили ещё в минувшем году, — пожала плечами Брунгильда. Мужчины переглянулись. Девушка добавила: — Папенька желал, чтобы я овладела совсем не изящными копьём, цепом, метательным шаром. Но, поймите меня, господа детективы, — с жаром, будто оправдываясь, заговорила она: — я ведь девушка, к чему мне такие, не женские орудия⁈ Это как-то возмутительно и более того — некрасиво! А вот стрельба из лука прекрасна, гармонична, воистину красива! Она меня успокаивает. Присущие ей равновесие, учитывание ветра, подвижность цели — а-ах! — это ведь настоящее единение с природой. Я и Чиёна к этому приучила. И он проникся! И не зря! Наши занятия очень помогают ему в чистописании. Писцу очень важно запомнить предложение или, того пуще, абзац целиком, дабы на одном дыхании, не сбиваясь, записать его. А стрельба побуждает затаивать дыхание до тех пор, пока не предоставится возможность поразить цель. Вы ведь меня понимаете?

Урмё кивал, шпаря в тетради карандашом. Остро заточенный грифель царапал бумагу. Нолан сказал:

— Да, вы правы. Дыхание очень важно и для стрелка, и для писца Так что же, Чиён овладел этим искусством?

— Безусловно! — всплеснула руками Брунгильда. — Вы даже не представляете, насколько быстро он учится! Он схватывает всё на лету. — Девушка чуть ли не мурлыкала. — И, я полагаю, это благодаря нашим тренировкам он так же преуспел в боевом искусстве Теней. Хоть сейчас он и проходит азы, но движется гораздо лучше всех своих сверстников. Можете мне поверить! Я была на показательном бое в прошлом месяце, и мой Чиён был среди остальных самым лучшим, самым изящным, самым аккуратным и восхитительным! Он так точно исполнял все движения, как будто танцевал с ветром. Нет в этом мире никого краше и ловчее моего Чиёна! Уж можете мне поверить!

— Если речь о стрелковом оружии, позвольте показать одну вещь. Скажите, вам знакомо это оперенье? — Урмё извлёк из сумки платок, развернул. На невинной белой хлопковой ткани лежал обломанный арбалетный болт с чёрным опереньем и двумя жёлтыми кругами на нём.

Девушка покачала головой, пожала одним плечом, надула губы.

— Впервые вижу. Это некрасиво. Мы не используем некрасивые болты, чтобы не приучаться к дурному.

В дверь постучали. Урмё тут же убрал улику. Нолан коснулся огненной паутиной пришлого. Это была Сюзанн. Мужчина встал и распахнул дверь. Обслуга, толкая перед собой тележку, процокала в комнату и принялась расставлять на столе чайник, кружки, трёхъярусные тарелки со снедью, раскладывать столовые приборы в изящных кружевных конвертах.

— Как же это восхитительно выглядит! — воскликнула Брунгильда, оглядывая ряды пирожных, булочек, крошечных печенек, пирамиду конфет в бумажных корзинках.

Сюзанн поклонилась и, видимо растроганная реакцией юной гостьи, улыбнулась, проговорила с удивительной нежностью:

— Если вам что-то будет угодно, госпожа, я за дверью. Только позовите.

— Благодарю, — коснувшись её ладоней и хлопая ресницами, ответила Брунгильда.

Обслуга оставила пустую тележку в углу кабинета и вышла, тихо притворив за собой дверь.

На какое-то время воцарилось благостное молчание: гости чаёвничали. Огненная паутина, не находя опасностей, ровно светилась, оставаясь видимой только для Нолана, который всё больше убеждался в словах Феникса. Да, в отсутствии ритуального ножа сила возросла. Но сразу на место этой радости пришла тревога за сына: не помешает ли ему наследие Айлаха раскрыть свой потенциал. Хоть бог и заверил, что опасности нет, отец всё-равно волновался.

«Всё хорошо, — шелестел Феникс, — твой мальчик умнее, чем ты думаешь». «Я могу с ним поговорить через тебя?» — с надеждой спросил Нолан. Но ехидное молчание и мерные переливы огня в теле стали ему ответом.