Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Глава 46 Разные степени заботы

Рихард

— Горячий, — прошептал Рихард, прижимая ладонь ко лбу спящей Лукреции.

Бледный дневной свет едва заполнял пространство внутри палубной надстройки. Снаружи ветер пронизывал до костей. Туман всё висел над водой и даже не пытался разойтись. Течение упрямо несло лодку в неизвестность.

Мальчик вышел наружу и тут же продрог, но лишние мысли выдуло махом. Ни к чему сейчас мечтать оказаться дома, в тепле, под незыблемой защитой отца и обволакивающей любовью матери. Он — здесь, и этого не отменить.

Прошёлся, согреваясь движением, огонь внутри горел тем сильнее, чем меньше оставалось пустых фантазий. Пристроился с подветренного борта, сцепил руки на коленях, глядя в низкий туман перед собой. Одно перо на ладони отзывалось теплом и солнцем — Бэн, лекарь, который сейчас так нужен Лукреции. Рихард прогнал образ добродушного толстяка с веснушками и с волосами цвета мёда. Самим бы выбраться отсюда, а не тянуть в бездну непричастных. К тому же это именно он, Феникс, сбежал с корабля вместе с Чародейкой, забрал её оттуда, из места, где она не болела, где было тепло и сухо. «Я сам так захотел!» — подумал мальчик и вновь на мгновение представил себя героем из древних легенд, спасающим пленённую деву. А по словам того же Бэна Лукреция была красива — чем не героиня под стать мифическому герою? Но Рихард помнил, что обижен за что-то на толстяка, вроде, тот вылечил кого-то не так, но кого? В памяти проступила чёрная стена, не пуская дальше, и вернулся холод. Мальчик опустил голову на руки, провалился в полудрёму, чувствуя, как стылый ветер кусал локоть через прореху на куртке.

Рихард не помнил пробуждения, только поймал себя на том, что раз за разом возвращался к разговору с Чародейкой о их предстоящей трагической кончине в этих водах.

— Мы тут не умрём! — упрямо пробурчал Феникс и поднялся.

Тело оледенело, руки и ноги не чувствовались вовсе, мальчик попрыгал, размялся, чуть не свалился за борт, вспомнил любимые в школе занятия, когда старик Кобальд велел держать все мышцы горячими, чувствовать каждую из них, мол, это в дальнейшем поможет овладеть огнём. И сейчас сила Феникса откликнулась, растеклась живительным теплом. Даже туман на метр вокруг растаял, но лодку влекло вперёд, и новые вязкие кудли приходили на место прежних.

Из надстройки раздался стон, затем тяжёлый кашель, хлопки ладони по настилу, звук упавшего бурдюка. Рихард бросился туда. Внутри висел запах болезни. Лицо Лукреции пылало. Тело, сжатое в комок, тряслось от озноба. Она шарила вокруг, пытаясь найти воду.

— Подожди, — шепнул мальчик, взял бледную руку, сжал, даже через внутренний огонь ощутил, какая она горячая.

Опустился рядом с девушкой, та с трудом приподнялась, он обхватил её за плечи, усадил, поднял бурдюк, выбрал другой, тот, который ещё не открывали, отвинтил крышку, понюхал — чистая вода, хорошо. Голова Лукреции лежала у него на плече, и мальчик очень надеялся, что в таком состоянии язвительная Чародейка не заметит, как его трясёт от страха перед неизвестностью.

— Всё же с тобой нормально было на корабле. Ну чего ты вдруг заболела? — почти беззвучно проговорил он и приложил горлышко к сухим губам.

Лукреция прерывисто дышала, чуть не облилась, сделав глоток, но мальчик вовремя отнял бурдюк. Глаза девушки были закрыты, ресницы дрожали. От дощатого пола тянуло холодом, и Феникс не удивился, что спутнице стало хуже.

— Ещё будешь пить?

Едва заметный кивок. Короткий глоток и сиплый голос, сбившийся кашлем:

— Спасибо… Маска…

— Да вот она лежит, что ей будет, — ответил Рихард, не выпуская девушку.

Сам отпил немного, сжал коленями твёрдый обод под горлышком, навинтил крышку, опустил бурдюк неподалёку. Руки дрожали, но уже меньше, пальцы коснулись одного из сложенных одеял. Мальчик потянул на себя, как мог расправил рядом, сверху расстелил другое, стараясь не сильно дёргаться и не трясти прижавшуюся к нему Чародейку. Он собрал силу в замёрзших ступнях, разогнал огонь по телу, представил, как тот стал внутренней кожей, крепкими мышцами, затем единым движением перехватил девушку под плечи и колени, встал и передвинул её на «ложе». Укрывавшее Лукрецию одеяло скользнуло на пол, и Рихард вспомнил вопрос в темнице: «Ты меня удержишь?». Теперь ответ нашёлся: если использовать силу Феникса — да.

Рихард укутал девушку всеми четырьмя одеялами, положил у плеча бурдюк и маску, дождался, пока хриплое дыхание не стало ровнее и принялся искать хоть что-нибудь, что могло бы помочь. Увы, лекарств не оказалось, а еда сейчас волновала меньше всего. Мальчик вновь прогнал мысли о Бэне, лёг рядом с Лукрецией, положил ей руку на лоб. Горячий. Распалил внутренний огонь и вновь воззвал к силе: «Помоги ей!». В голове раздался шелестящий голос бога Феникса: «Зачем ты хочешь, чтобы я ей помог?». «Нельзя её бросать!» — упрямился Рихард. «Зачем она тебе?» — «Не зачем! Я просто хочу ей помочь!» — «Наивный птенчик. Не тревожь меня по таким пустякам!» Голос пропал, но мальчик всё равно надеялся и верил, что его сила хоть немного облегчит страдания девушке. «Я забрал её. Значит, теперь она под моей ответственностью!» Где-то, то ли в голове, то ли в клубах тумана, раздался смешок.

Через некоторое время мальчик встал, чтобы вновь не задремать. С облегчением заметил, что Лукреция больше не сжималась в комок. Вытащил из ящика полотенце, смочил его из бурдюка, отжал, положил девушке на лоб и выбрался наружу.

Весло, длинное, как багор, так и валялось на палубе, широкий конец легко уместился между бортом и надстройкой. Обойдя её, Рихард очутился на корме. Плоская крыша была на уровне подбородка, а борта доходили до середины бедра. Мальчик огляделся и нахмурился. Не так! Что-то было не так. Когда лодка висела на козлах, то казалась очень большой: длинная и высокая, как корабль в миниатюре. «Вот оно!» — Феникс прищёлкнул пальцами, выбивая искры. Высоты бортов казалось недостаточно. Будто это была совсем другая лодка, а не та, что скинули с корабля. Осмотрел тупой клин кормы. Из выступающей балки торчало кольцо с обрывком верёвки, а по бокам его располагались два одинаковых рычага. Рихард бросился на остро выдающийся нос. Точно. И там всё было так же. Это пробудило любопытство.

Мальчик взялся за рычаги на носу, стараясь не глядеть на волны, чтобы сильно не укачивало, потянул, нажал. Раздались треск и скрежет под полом — опасные, неприятные, неправильные. Бросив это дело, чтобы ненароком ничего не сломать, Рихард пошёл вдоль борта, чуть перегнулся, зажмурился, вдохнул, будто собрался прыгать, и глянул вниз. Отпрянул, посмотрел с другого борта — так же.

Сначала мальчик не понял, что увидел, но постепенно гибкий юный ум вычленил отдельные элементы. Лодка была из дерева — это бесспорно. Но, отстоя от неё на несколько сантиметров, в воду уходили матовые, почти прозрачные… Крылья? Лепестки? Щиты? Тонкие, не шире ногтя мизинца, твёрдые, гладкие, как полированные камни, синевато-фиолетовые… Пусть будут щиты. По одному с каждого борта, от кормы почти до самого носа, изогнутые по форме лодки. В зазоре между левыми щитом и бортом обнаружилось второе весло. Мальчик его достал и уложил рядом с первым, чтобы не потерять, с жадностью осмотрел всё, до чего дотянулся взгляд, и заметил интересную деталь. Рычаги уходили внутрь лодки, а по краям щиты соединялись с деревом железными лапками, с каждой стороны такие лапки крепились поворотными петлями к детали пошире, будто это были локти конструкций. Возможно, рычаги и щиты как-то связаны, но, стоя на одном месте, это не проверить, а попытки тянуть и дёргать вызывали лишь скрежет под полом. Мальчик решил не испытывать судьбу, чтобы не сломать незнакомую систему. Поэтому, поддавшись любопытству и азарту, он бесцеремонно растолкал спутницу.

Лукреция села, озираясь мутными глазами. Лицо её больше не горело, только из горла доносились хрипы. Недобро посмотрев на беспокойного Феникса, Чародейка, зябко ёжась, выбралась на палубу и по сигналу потянула рычаги. Рихард одновременно сделал то же самое, но на корме, куда было сложнее добраться из-за узкого прохода между надстройкой и бортом. Скрежета не было. Только тихое гудение и плеск волн. Щиты медленно поднимались. Жужжали скрытые механизмы. Вытягивались и выпрямлялись в «локтях» металлические лапки. Звук воды о борта стал глуше, и лодка едва ощутимо сбилась с прежнего курса.

Щиты полупрозрачными крыльями сомкнулись на две ладони выше головы, нижними краями упёрлись в борта, прижались к продольным рёбрам надстройки. По сине-фиолетовым поверхностям снаружи стекала вода. Лишь остались воздушные коридоры по бокам и сверху, в которых тут же засвистел ветер. Лодку качнуло, завертело, она вновь попала в поток, затем её выбил оттуда боковой ветер, но течение брало своё. Две стихии перекидывали судёнышко, будто невесомый мяч. Солёная волна плеснула в лицо. Феникс не успел испугаться, как понял, что можно сделать.

— Обратно! — крикнул он, цепляясь за корму.

Лукреция только кивнула, едва держась на ногах. Рычаги скользили в руках. Мальчик нажал, девушка тоже. Щиты, подчиняясь отлаженному механизму, устремились вниз.

— Хватит! Так и оставим. Спасибо!

Мальчик ухватился за правый щит, теперь верхние края были в рост Феникса и не касались надстройки.

— Если ещё раз меня разбудишь — выкину за борт! — прохрипела Чародейка и, закашлявшись, залезла в укрытие.

Рихард не поверил её словам: если уж принц не исполнил свою угрозу, то что сделает слабая девушка⁈ Да и щиты занимали его больше, чем брошенные в горячке слова.

Облокотившись о крышу надстройки, Феникс воззвал к огню внутри себя, и одежда тут же высохла. Облачка пара смешались с туманом, который вновь пропитал ткань. Но мальчик остался доволен: он смог воспользоваться силой среди воды. Смог! А что же будет дальше? Поддерживая тепло внутри, сохраняя одежду сухой, Феникс рассматривал щиты.

Теперь борта были действительно высокими, как и помнилось. Рихард пробрался на нос, задумчиво начертил пальцем на палубе лодку и щиты, прикидывая их высоту и глубину осадки судёнышка. По всему выходило, что под полом располагалась большая воздушная камера, которая не давала лодке тонуть. А щиты в опущенном состоянии сходились почти к центру, из-за чего оказывались дополнительными направляющими для потоков воды. Рихард закусил губу. Стало интересно. Очень. Даже тошнота, разыгравшаяся от тряски, прошла. Терять судёнышко с такой любопытной оснасткой не хотелось.

— Все сюда не поместятся, — бормотал мальчик, — вот если бы у нас была телега, чтобы поставить на неё лодку… Это ж какая она должна быть размером?

Он встал и принялся мерить шагами палубу. Цифры получались удручающими: около восьми метров в длину и два в ширину. Это ж где взять такую телегу? И кто её будет тащить? И кто и на что будет кормить тех, кто будет это тащить? Но бросить лодку на суше и мысли не возникало: новая игрушка пленила мальчика.

Ветер, дующий раньше в левый борт, не могший сопротивляться сильному течению, теперь получил преимущество в виде приподнятых щитов и буквально выбил лодку из потока, унося её на север. Воздух стал стремительно холодать. Но Рихард не чувствовал тревоги и морозца, он так и эдак продумывал преимущества своего механического союзника.

Он размышлял: если опустить щиты, то течение вновь вернёт лодку на курс корабля Августа, что оказалось бы весьма некстати. С приподнятыми щитами судёнышко быстрее покинет поток, что поможет развернуться и поскорее добраться домой. Вот только… Где этот дом? Ладно, не к дому, хотя бы до берега. А ещё лучше к спутникам, брошенным в Макавари. «Хоть бы с Чиёном всё было хорошо», — нахмурился Рихард, вышагивая по палубе. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь из огромной толпы, которая трудилась прошлой ночью на набережной, увидел упавшего в море парнишку и помог ему выбраться.

— Хватит там бегать! Спать мешаешь! — надрывным голосом крикнула Лукреция и снова закашлялась.

Рихард вздрогнул, совсем забыв о ней, и тут же бросился в надстройку. Поморщился от резкого запаха болезни — даже ветер не мог это выдуть. Девушка лежала на спине, запрокинув голову, тяжело и хрипло дышала. Жар, едва сошедший, вновь расцветил её лицо алым.

— Воды?

— Да…

Второй раз проделать это было легче. Когда отложил полупустой бурдюк, хотел уложить Чародейку обратно, но та обхватила его плечо, казалось, задремала. Рихард потёр пальцы о ладонь, призывая огонь, но тут же убрал — Лукреция дёрнулась и очнулась. Её сердце буквально выпрыгивало из груди.

— Тщщ, не бойся, — шепнул Рихард.

Он провёл по растрёпанным волосам девушки, мокрым от пота, высушивая их прикосновениями, заправил за покрасневшие уши.

— Ты как?

— Может, отпустишь меня уже? — просипела она, не поднимая взгляд.

— Может, скажешь мне «спасибо»? — беззлобно поддел мальчик и осторожно уложил Чародейку. Та сразу натянула одеяло до носа.

— Пожалуйста, — донеслось до Рихарда, но он услышал в голосе улыбку и спросил:

— Слушай, а из чего сделаны щиты?

Девушка начала говорить, но зашлась кашлем. «Лучше ей не стало. А я так надеялся!» — огорчился мальчик, нашёл отброшенное полотенце, совсем сухое, смочил и уложил на лоб Лукреции. Та ещё минуту сотрясалась от хрипов, потом утихла и всё же ответила:

— Из чешуи Боа-Пересмешников.

— А где их делают?

— В Гристене.

— А как их делают?

— Не знаю. Плавят, вроде, формуют. Сложно.

— А много они стоят?

Любопытство и разговор отвлекали мальчика от беспокойства, казалось, если не замолкать, то всё как-нибудь наладится. Лукреция сипло вздохнула:

— У тебя столько никогда не будет. Всё, отстань от меня!

— Не отстану. Ты же из Чародеев? Почему себя не вылечишь?

— Себя не можем. Так это не работает.

Её дыхание стало ещё более хриплым, чем до этого, и каждое слово давалось с трудом.

— Ладно. Спи…

Рихард оглянулся на вход, заметил тонкие рейки над ним, соединённые верёвками, подошёл и дёрнул. Те с треском упали, отгородив плотной ширмой внутреннее пространство от серого марева. Ветер больше не проникал сюда и сразу потеплело. Однако и запах болезни — тяжёлый, тошнотворный — стал гуще. Мальчик собрался выйти, однако вернулся, положил ладонь поверх полотенца, то ещё хранило влагу, но это было ненадолго.

— Как тебе помочь?

Девушка мотнула головой, сбрасывая его руку и простонала:

— Оставь меня в покое. Я не просила меня спасать.

— Как знаешь, — голос подвёл от обиды, и Рихард тут же выскочил на промозглую палубу, борясь с желанием развести костёр.

Дурные мысли, от которых так старательно избавлялся до этого, разом вернулись. Вот он, мальчишка двенадцати лет, и его больная спутница находились неизвестно где и неизвестно насколько. Неопределённость студила нутро, даже щиты больше не радовали. А тёмные воды манили, разбегаясь в стороны от ненадёжной лодчёнки, затерянной в северном море.

Чиён

Серый Сол кемарил в кресле у очага. Огонь, от которого у Чиёна болели глаза, резко выделял глубокие морщины на лице старого смотрителя пирсов. Надо было возвращаться к спутникам, но Тень боялся этой встречи. Как сказать, что тот, за кем они все пошли, оказался похищен? «Я был там и ничего не сделал. Позволил его забрать. Я слабак. Как мне поступить? Мамочки, помоги!» — бормотал он беззвучно. Перед внутренним взором возникло улыбающееся лицо белокурой леди с ясными голубыми глазами. Это видение пришло на слове «мамочки», и Чиён пылко потянулся к образу. Да, они непохожи внешне, и леди вряд ли была сильно старше его, но парня влекло к ней и душой, и телом, и от этого сладко ныло внутри. «Моё любимое солнышко», — промурлыкал в памяти голос этой леди, и стало так тепло, как, казалось, никогда в жизни не было. Покой обнял Чиёна, окутал, убеждая, что всё образуется.

Парень открыл глаза от голосов. Всё-таки уснул, забылся. Серый Сол так и сидел в кресле, но напротив него появилась невысокая фигурка. Чиён прикусил щёки изнутри, чтобы не вскрикнуть. На голове нового человека, выдаваясь из-под низко опущенного капюшона плаща, была то ли маска, то ли череп огромной змеи с пожелтевшими клыками.

— Соломея, так что же ты хочешь от меня? — устало спросил старик.

— Не знаю, — раздался приглушённый ответ. — Я даже не знаю, к кому с этим идти. Я не могу разобраться в этом одна.

— В Гристен просто так не пробраться. Это неприступное королевство. Они прижали Ангуис, теперь ещё это… — Старик покачал морщинистой головой.

— Сол! — воскликнул девичий голос из-под черепа, поднялись ручки со сжатыми кулачками. — Они выращивают Боа-Пересмешников на убой ради костей, чешуи и перьев. Ты это понимаешь?

— Увы, да, моя дорогая. Но поделать ничего не могу.

— Просто освободить будет мало!

— Видно, пророчество начинает сбываться.

— Знаю…

Чиён почувствовал на себе взгляд из глазницы черепа, а потом мир померк и сон поглотил парня вновь.

Нолан

В пыльной полутёмной гостиной в чашках с потрескавшейся глазурью стыл слабо заваренный чай. Узкоплечая женщина в наглухо застёгнутом платье, накрахмаленном переднике и в чёрной косынке до бровей сидела на краешке стула, держа спину так прямо, будто проглотила жердь. И не было ни следа ярости, виденной на немолодом лице несколько часов назад.

— Итак, леди Филиппа, — деловым тоном сказал Урмё, — из канцелярии мэра Лагенфорда пришёл запрос вернуть вашего сына на службу и учёбу. Где мы можем его найти?

На низкий столик опустилось письмо с гербовой печатью. Нолан видел, что оно настоящее и удивился, что друг о том умолчал. Женщина не протянула руки, лишь скосила глаза, скользя взглядом по строкам, надтреснутым голосом ответила:

— Я не знаю. Сожалею, что не могу вам помочь. Чиён не был дома уже несколько дней.

— Как долго он уже отсутствует?

— Не знаю. — Леди Филиппа подняла на детективов печальный взгляд, в глазах заблестели слёзы. — Мне сложно следить за временем: мой муж болен, и я всё время посвящаю ему уже на протяжении нескольких лет. Все мои дни слились в один — день заботы о здоровье моего спутника жизни.

— Сожалею о вашей печали, — понизив голос, сказал Урмё и убрал бумагу. — Нам нужны любые места и зацепки. Мы проверим всё. Подскажете, хотя бы примерно, где я могу найти вашего сына?

Леди вздрогнула, как от удара, по лицу пробежала рябь, руки, до этого лежащие на коленях, прижались к животу, но тут же вернулись на место, лишь бледные тонкие пальцы смяли и разгладили край тёмного передника.

— Мой… Сын… — медленно, будто в полусне, произнесла женщина побелевшими губами. — Чиён. Я не знаю, где. Он не сообщает мне, куда уходит и на сколько. Он… Возможно, он у возлюбленной, у невесты, — леди попыталась улыбнуться, но не вышло. — Знаете, он очень влюбчив. Молодость — прекрасная пора. Мы все были в молодости такими: влюблялись, сбегали из дома, делали всякие милые глупости…

— А кто его невеста? Мы могли бы спросить у неё.

Леди Филиппа отвела взгляд, поджала губы. «Думает соврать», — предположил Нолан. Урмё попросил не вмешиваться в их разговор хотя бы в начале, лишь наблюдать и делать выводы. И то, что видел Феникс, ему не нравилось: женщина явно в печали, но не по поводу пропавшего пасынка или хворого мужа. Что-то иное мучило её. Возможно, уже долгое время, не отболевшее полностью. И из-за этой боли или не только из-за неё хозяйка дома сейчас крайне неохотно шла на контакт, затягивая и без того небыстрое расследование.

— Я не думаю, что эта девушка способна вам помочь. Быть может, у него уже другая.

— Что навело вас на эти мысли? — эхом откликнулся Урмё.

Человек, не знающий его, мог бы почувствовать в голосе сочувствие, но Нолан слышал, как друг начал терять терпение от этого нудного, бестолкового пока разговора.

— Она навещала меня не так давно. И он не у неё. Говорю же, — в этот раз леди удалось улыбнуться, — мальчик влюбчив, как дитя. Кто знает, как много девушек хотят заполучить его. При должности в мэрии это неудивительно.

— О, понимаю: чины кружат голову! — не выдержал Нолан и хлопнул себя по коленям.

Леди застыла. Пальцы, вновь комкающие передник, так и замерли скрюченными. Ресницы опустились. Слезинки узкими дорожками пробежали по впалым щекам. Урмё деланно громко откашлялся, с недоумением взглянул на напарника, и вновь спросил имя невесты. Филиппа вздохнула, расправила порядком измятую ткань, ответила:

— Вы, господин старший детектив, наверное, знаете шестого советника Брандта Фарсона? Его младшая дочь, Брунгильда, и есть невеста Чиёна.

— Ох! — с лёгким недоверием в голосе воскликнул Урмё. — Да, я имел честь познакомиться с семьёй Фарсон. Выгодная партия. И удивительный выбор.

— Что вы имеете ввиду? — Леди чуть нахмурилась.

— Какой рост у вашего сына? — с нажимом произнёс Урмё.

И женщина тут же развернула ладони к животу. Но не прижала, будто осеклась, пряча глаза и бледнея ещё больше. Робким, чуть дрожащим голосом ответила:

— Увы, недостаточный, чтобы в высшем обществе их пару признали равнозначной. И дело не только в росте — я полагаю, вам известно наше финансовое положение.

Нолан возвёл глаза к потолку: смотреть на этот медленный фарс уже порядком надоело, а Урмё оттягивал переход к более решительным действиям и жёстким вопросам. Оставалось лишь ждать. А на потолке оказалась любопытная фреска: «Падение Милитикатры».

Она была написана по легенде о временах до сотворения Детей богов. В ней рассказывалось о великанше Милитикатре, которая перебрасывала солнце с одного континента на другой, чтобы всему миру хватало света. А когда великанша постарела, то из своих ногтей и зубов сделала детей, которые должны были заменить её в таком важном деле. Но дети получились слишком слабыми и маленькими, поэтому Милитикатра их съела. Но один из детей только притворился слабым. Оказавшись в животе своей матери, он принялся толкать её изнутри к крутому обрыву. И тогда великанша упала в океан и захлебнулась. Дети выбрались из неё, разорвали лежащее на дне тело на множество кусков и выбросили их в океан. Куски были так велики, что стали островами в северном море, по которым солнце теперь могло само перекатываться по всему миру. Дети великанши обосновались каждый на отдельном острове и воздвигли там исполинские форты, а подходы к ним окружили высокими рифами.

Нолану никогда не нравилась эта жестокая легенда, а размещать у себя в доме такое и вовсе было выше его понимания. Но каждому своё. И коль угодно дому Шау помнить, что если дети и оправдывают ожидания родителей, но по-своему, то это их право. Феникс вновь взглянул на фреску, изображавшую разрывание великанши изнутри, и поморщился. Особенно ему не нравилась эта древняя легенда сейчас, когда единственный сын, маленький и наивный Ри, даже не освоивший толком огонь, отправился исполнять давнюю мечту своего отца — вынужденно, но всё же, путешествовать по миру, — и неизвестно, где и как он там. Нолан пока не мог вернуться домой, чтобы сплести своё слежение с силой жены и нащупать их малыша за пределами деревни, но скоро возможность предоставится, надо лишь поспешить с делами в городе.

А разговор тем временем продолжался, и младшему детективу не терпелось принять в нём участие.

— Вы не думаете, что было бы лучше, если бы Чиён нашёл себе кого-то более подходящего? — с неподдельным интересом спросил Урмё.

— Вы… — леди сжала губы в куриную гузку, но тут же улыбнулась: — Любимых не выбирают. Кому, за кем и ради чего следовать, каждый решает сам. Разве не так?

В голосе женщины послышалось ехидство. Шпилька явно значила чуть больше, чем принято для такой неформальной беседы.

— Вы всё верно заметили, — хмыкнул Урмё и встретился взглядом с Ноланом в тусклом зеркале у лестницы за спиной хозяйки дома.

«Что она может про нас знать? Шермида… Если они и в самом деле знакомы, то она могла и рассказать про наше прошлое на троих. Нет, эта дамочка явно не Тень. Урмё ведь не нашёл её ни в одном реестре. Выползла, как клоп, непонятно откуда…» — Феникс прогнал от себя ненужные мысли, чтобы не попасться в ловушку Филиппы. Напарник дал знак, что пора перейти к основной части беседы.