Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Глава 56 История Симона

— Райка? — переспросил кудрявый парень, подняв голову от книги.

Он ошарашенно глядел на двух мужчин в грязной одежде, которые слыли в деревне лютыми врагами, а сейчас, опираясь друг на друга, запыхавшись, ворвались на террасу столовой. На лице самого мирного расплывался огромный синяк, а буйный, казалось, пил без просыху месяц. Мужчины разом кивнули, у парня дёрнулся глаз.

— Райка попросила её подменить на вечер, спать пошла, сказала, что голова болит. Ну и мне лучше. Еда-то готова. А вас что, кормить-не кормить?

— Вот и не успели переодеться к ужину, — констатировал Нолан.

— Конечно, кормить! — рявкнул Маджер и занял центральный стол.

Нолан потоптался на входе, выбирая место. Но бывший соперник пинком отодвинул стул напротив, приглашая сесть, заглянул детективу в глаза, очень тихо сказал:

— И о том, что видел, никому не слова, понял?

Нолан кивнул, пожал одним плечом. Проще было ответить, чем потом разбираться с недомолвками.

— Эта информация поможет выйти на заказчика. Моему напарнику, с которым ведём это дело, я могу доверить любую тайну. Такая работа.

— Урмё?

В ответ Нолан кивнул. Маджер тоже, одобрил:

— Ему можно. Порядочный мужик. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… Только не заставляй Олли плакать, если помрёшь от собственной смелости.

— Не заставлю, — пообещал Нолан ему и себе.

Вскоре перед гостями оказались тарелки с ароматным ужином и стало не до разговоров. Курчавый подавальщик развешивал по углам террасы мерцающие голубым светлячковые фонари. Будто привлечённые их светом, в столовую стекались другие Фениксы. И каждый на мгновение замирал, видя Маджера и Нолана за одним столом. Всё же в деревне были единицы тех, кто не знал, как сильно сын главы ненавидел мужа своей сестры. А вот причина этого осталась в тесном до удушливости кругу. Потому детектив уже догадывался, о чём будут скоро судачить в деревне, и было бы лучше оказаться в это время подальше.

Одним из пришедших был Симон. Толстый, рыхлый, невысокий для Феникса, но вместо обычного плутоватого выражения на лице была затаённая тревога. Мужчина совсем не походил на старшего брата. Да и Олли, их младшая сестра, рядом с ними выглядела, как котёнок среди цепных псов, особенно если рядом поставить отца, главу деревни Гурджега, вот кто был действительно огромен.

Будто никого не замечая, Симон добрался до кухонного закутка, быстро поел и вышел. Некоторые окликнули младшего сына главы, но безуспешно. Даже на брата тот не обратил внимания, хотя раньше всегда стремился обменяться ни словом, так взглядом. Нолан отложил ложку, глядя Симону вслед.

— Чего сидишь? Вперёд! Он будто сам не свой, — подогнал Маджер и придвинул к себе недоеденное бывшим соперником рагу.

Нолан выскочил в черничные сумерки, следуя, как и днём, за сыном главы, но уже младшим. С Симоном он и двух слов связать не мог. Совсем тот казался чуждым. Полная фигура скрылась за деревьями там, где начинался спуск к библиотеке.

Столько воспоминаний было связано с этим местом. И из последних, самых ярких: грозовая ночь нападения, стрелок, огненная плеть во тьме и отчаянный крик Рихарда. Нолан приотстал, давая Симону перевести дух. А когда поравнялся, тот стоял у обрыва и бросал вниз мелкие камешки. Брат Маджера равнодушно посмотрел на догнавшего его человека, будто не удивился, будто так и должно всё быть. Они сухо поздоровались. Детектив не стал ходить вокруг да около, заявил:

— Мне надо с тобой поговорить.

— Ну да, ну да, столько лет не надо было, а теперь вдруг приспичило, — рассеяно откликнулся Симон.

Нолан вспомнил разговор Симона и Тавира, пересказанный Рихардом. Что-то не сходилось. Да, время совпадало, но по воспоминаниям Маджера, убил заключённых всё-таки Чиён. Или нет? Одного уж точно. Чиён в воспоминаниях сказал, что его ждали. Кто? Наверное, Брунгильда. А если это был не Чиён? Нолан смотрел сквозь собеседника, пытаясь подобрать слова. Всё путалось в голове.

— Это Маджер тебя так разукрасил? — с лёгким любопытством в голосе спросил Симон.

Нолан встряхнулся, ответил:

— Да… Немного… Немого усилий нужно было для плодотворного диалога.

— Хм, усилий… Я думал, ты не из тех, кто машет кулаками, чуть что.

— А я думал, ты всегда держишь на расстоянии вытянутой руки Тавира. Где он?

Симон швырнул камешки в пропасть, вытер ладони о штаны и спрятал руки в карманы. Внизу послышался глухой перестук. Когда затих, сын главы ответил:

— Его сейчас здесь нет.

— И когда же он вернётся? — Нет ответа. — Мне надо с ним поговорить. Ты знаешь о чём.

Симон лишь покачал головой. Нолан выругался про себя. Даже не смотря на просьбу Маджера не использовать на его брате ту силу, а она бы сейчас так была бы уместна, детектив слишком утомился, израсходовал всё, что было. Поэтому следовало поднапрячься, чтобы выбить правду из этого скользкого типа. А он юлил, не желая делиться сведениями:

— А если не знаю? Задай вопрос иначе, и тогда я тебе отвечу.

— Когда вернётся Тавир?

— Не имею ни малейшего понятия.

Нолану захотелось стукнуть собеседника. Эта игра по переливанию из пустого в порожнее была очень утомительной, хоть и только началась.

— Неужели отец его не волнуется за сына? Как бы сильно ты не опекал мальчишку, у него всё ещё есть отец!

— И две младшие сестры… И мать, сбежавшая из Дома Матерей… Что? Наш знаменитый детектив этого не знал? Хотя, это к делу ведь не относится. Морицу плевать на сына. Всем плевать! С ним же в новогодний ручеёк ни одна девчушка не встала. Даже на меня, помнится, спрос был! А на тебя? А, как такое можно забыть⁈ Много девочек тогда за тобой вились в первый новый год после инициации. Всех истанцевал, да в невесты ни одну не выбрал. А вот сестру нашу молоденькую дождался. Ай-яй…

— Симон, либо ты ответишь на мои вопросы сейчас и честно, либо мне придётся вызывать тебя в управление через суд Лагенфорда! Выбирай.

— Ишь, как запел. А пока малой тут твой был, ты и слова сказать никому не смел. Раздухарился, распушил перья как один остался!

Симон нагнулся, поднял горсть камешков. Оранжевое пламя заплясало на них. Сын главы глянул сквозь собеседника и тихо, будто бы сам с собой, заговорил:

— Я не знаю всего и знать не хочу. Больно это опасно. И говорить тебе это тоже не хочу. Но ты же — цепная псина правосудия — докопаешься. И мэр наш хорош: чужими руками грязь свою отмывать. Благородно, справедливо? Отнюдь! Да все хороши. Один ты у нас чистенький, во всякое не лезешь, никому дорогу не переходишь…

Камешки застучали по склону. Нолан скрипнул зубами. Раздражение ядовитыми волнами поднималось изнутри. Нужно было сдержаться, не перебивать. Авось, чего путного расскажет.

— Откуда бы начать? — продолжил Симон, перебрасывая в ладонях раскалённые до красна кругляши.

Ветер засвистел внизу, закачал деревья, и детективу пришлось придвинуться, чтобы не пропустить ни слова. Собеседник блеснул оранжевым из-под полуприкрытых век.

— С начала и как можно ближе к сути, — не вытерпел Нолан.

Симон хохотнул и покачал головой.

— Я знаю, что вы сейчас там выясняете, кто такой нехороший напал на советников и грохнул тех преступников. А если у тебя хватило ума спросить про Тавира, то рассказать мне придётся чуть больше желаемого. Ведь это началось не сегодня и даже не в этом году.

История, рассказанная Симоном Фениксом

Четырнадцать лет назад, обогнув материк с запада, миновав льдистый северный океан, в море Тарбах, откуда берёт своё начало широкая и бурная река Разлучинка, которую кое-где по-старинке называли Великой, приплыли пять кораблей из королевства Радонас, что стоит у дельты этой самой реки. На берегах моря Тарбах вот уже полторы тысячи лет как раскинулось Триединство Энба. И жители его городов очень ревностно относились к чужакам.

Радонасцы, испокон веков горячие и воинственные, приплыли не с добрыми намерениями. Их целью было подчинение северных территорий на реке, дабы иметь доступ к их богатствам: лесу, пушнине, рыбе, золоту, углю. Бурная же Разлучинка не давала подниматься по ней, но спускала корабли очень быстро. И так разгорелась битва, когда вражеские корабли сожгли мост Северная Звезда, разделяющий два далёких берега, и напали на город-форт Ярмехель, столицу Триединства и место проживания чистокровных Энба-оленей.

Не пожелали вторженцы обговорить всё мирно, и началась великая битва. И запросил центр Триединства помощи у всех окрестных городов, в том числе у Лагенфорда. Битва была короткой и яростной. Из пяти вражеских кораблей четыре пошли ко дну. А на пятом был радонасский принц, который пообещал вернуться и отбыл вниз по реке восвояси.

Прошло шесть лет, и прежним путём, вокруг западной части материка, явились вновь корабли Радонаса. Три, больше прежних, оснащённее, да и народу в них было тьма. Но в этот раз обошлось без потерь. Пришли Триединство и Радонас к миру. Вот только мост Северная Звезда вновь разрушили, чтобы корабли провести.

Заслышав о прибытии радонасцев, мэр Лагенфорда — Виктор Справедливый — вместе со свитой отправился туда тремя экипажами, но спустя время, как всё уладили, вернулись только два. Горожане спрашивали, что случилось с третьим, на что мэр отвечал, что тот скоро окажется дома.

В ту пору юго-восточный тракт между Фениксовыми горами охраняли не Тени, а обычные люди под командованием начальника городской стражи Георга Горхарда. Они, как и все люди, тепло относились к детям, приглядывали за ними издалека, приходили на помощь, если требовалось. А детишек у тракта после заявления мэра о третьем экипаже собиралось много: всем было любопытно, отчего же так приключилось, может, тайна какая крылась за этим.

Не чурались развлечения и детишки из горной деревни, да только быстро им это наскучило, а учителя и отцы не упускали возможности подчеркнуть, что люди и Тени Фениксам не ровня, потому и смотреть на них, и водиться с ними сомнительное удовольствие. Только один, до которого дома не было дела из-за рождения почти одновременно двух младших сестёр, всё бегал с городскими ребятишками на скальный карниз, откуда открывался хороший вид на тракт, идущий вдоль глубокого оврага.

И был этим мальчиком Тавир. Уж очень хотел он стать обычным человеком, жить в городе, иметь друзей. А то тут, в деревне, таскался за ним только маленький сопливый птенчик Рихард, который тяготился излишней заботой отца и вечно искал приключений. Тавир поначалу брал его с собой на карниз над трактом, а потом, когда Рихард оттуда чуть не свалился, забегавшись, прогнал и больше подпускал. Тавиру даже пришлось мелкого однажды поколотить, когда тот украдкой пробрался следом, и бросить в старой деревне, где птенчика и нашли.

Шло время, почти год минул с возвращения мэра. Симон в ту пору старательно обучался лекарству в тайне от всех у старого Педро. Ведь Фениксово пламя и сила лечения в младшем сыне главы угасали слишком быстро и уже не могли никого спасти, даже его самого.

Вот однажды ночью пошли два лекаря собирать мох, что цвёл только в это время и был очень полезен в снадобьях и притирках. И вывели поиски к тому самому скальному карнизу, откуда детишки не только глазели, но и кидали камешки в проезжавшие мимо экипажи всех мастей. А в ночь, холодную, шквалистую, лишь одна нескладная фигурка была там. Мужчины даже не сразу признали в ней Тавира. И вдруг заслышались шум колёс, понуканья извозчика. И мальчик, собравший подле себя груду камешков и острых осколков для забавы, не смог устоять под порывами ветра и рухнул прямо вниз, перед вспененными лошадьми. Те дёрнулись, заржали, понесли… Да в овраг.

Поспешил мужчины туда. Были в мэрском экипаже трое: кучер, женщина, да придворный писарь Нгуэн. Все при смерти. Когда Симон и Педро осмотрели их, поняли, что не трое, а четверо были там. Нерождённое дитя женщины погибло. Тавир, тоже упавший в овраг, оказался погребён под поклажей. Едва нашли его, привели в чувства. А вот сил лекарских, Фениксовых, Симону не хватило; Педро без своих снадобий, оставшихся дома, и вовсе ничего не мог, лишь помочь достать несчастных из-под обломков. Тогда уже и стража подоспела с повозкой, да увезли раненых.

После случая того стражу людскую заменили на Теней — несговорчивых, бдительных, строгих, — старый Георг ушёл в отставку, Симон взял шефство над Тавиром, а на карниз больше никто не ходил, ибо обрушился тот. Коварный овраг расторопно засыпали, дабы уберечь горожан в дальнейшем.

Через время спасённая женщина со стражами послала письмо Симону, чтобы явился к ней вместе с мальчишкой-зачинщиком.

Она оказалась женой Нгуэна Шау, который прекратил свою работу придворным писцом из-за ранения в ту страшную ночь. Госпожа Шау потребовала возмещения убытков. И велела двум Фениксам служить ей и по первому требованию исполнять её приказы. И не смог Симон отказать, ведь убийство ребёнка, особенно нерождённого, — страшный грех. А Педро видеть женщина не захотела, ведь слава его — сжигателя священного города Виллему — шла впереди него.

И два года назад взяла та женщина, которая звалась Филиппой, Тавира и своего приёмного сына Чиёна в Ярмехель. То ли празднование было какое, то ли показать хотела что-то, да только вернулся Тавир через месяц без памяти и говорить ни о чём не желал.

А когда ему исполнилось двенадцать, так сильно было в нём желание походить на обычных людей, что не смог он вырезать ритуальные перья по всей левой руке и кисть оставил нетронутой. Так, по его словам, менее приметно в городе.

Месяца два назад Филиппа вновь призвала к себе юного Феникса, мол, поручение надо выполнить. К Тавиру уже вернулась память о поездке, и рассказал он Симону, что требовалось от него дать испить особого настоя самому главному Энба-оленю в Ярмехеле. К нему не Филиппа, а её близкая подруга Шермида, привела обоих мальчиков в качестве кандидатов в пажи. Но оба отчего-то не подошли.

И во второй раз требовалось опоить кого-то. Узнав кого, Симон думал отговорить Тавира. Но не смог. Он знал, как сильно Триединство. Как они, один за всех и все за одного, готовы мстить. Филиппа же ни словом не обмолвилась о потере ребёнка, иначе бы Энба уже стёрли с лица земли Фениксов Красных гор.

Итак, второй жертвой стал мэр Лагенфорда. Тавиру, как и в прошлый раз, нужно было лишь дать снадобье, а уж дальше забота не его. Вскоре появилась ещё одна такая же работёнка, да только рыбка теперь покрупнее была: принц Радонаса, чей корабль стоял в Макавари. Именно туда, проводив вместе с Маджером до выезда из Лагенфорда, принца Августа, отправился Тавир.

Добавил Симон, что по словам Маджера, отвёл Август Тавира и ещё одного человека с глаз долой на пару слов, а вернулись уже вдвоём. О чём говорили — неведомо. Тавир после этого и вовсе в себе замкнулся. А вскоре отправился в Макавари исполнять поручение. Да так и не вернулся.

А больше Симон ничего и не знал. Вот только чувствовал вину перед мальчиком, ведь к нему относился как к сыну и простить себе не мог, что втянул ребёнка в такую беду. Хотя кто ещё кого втянул — вот это вопрос, на который сын главы отвечать не желал.

Предположил Симон, что последнее задание связано как-то с обсуждением восьмилетней давности. Ведь всё одно к одному шло, цеплялось, накручивалось снежным комом. Но ничего о том известно не было. А с Филиппой Симон больше не встречался, тем более с подругой её, Шермидой. Они звали Тавира или присылали ему с летучими мышами послания. И от каждого такого послания мальчик становился всё смурнее.

И не было покою сыновьям главы Фениксов, ибо сжигало их прошлое изнутри, о чём ни сказать, ни написать было, да и некому.