Рихард Феникс. Остров. Книга 2

Глава 58 Послание и наставник

Бэн

Второй день обучения у Добромира обещал быть не легче первого. Бэн, конечно, надеялся получить к теории практику, но вот то, что её будет сразу и много, никак не ожидал.

Вчера к вечеру они посетили местную лечебницу. Больных было чуть, но и их хватило юному ученику, чтобы голова пошла кругом.

Один рыбак упал в воду, когда сильное течение ещё не ушло: стопа застряла в сетях, перекрутилась и оторвалась, человек чудом остался жив. Другой подцепил что-то чесоточное, проведя ночь с караваном заезжих небогатых купцов. Женщина, и без того тугая на оба уха, поскользнулась на пирсе и ударилась головой; не научившись ни писать, ни читать, сейчас она пыталась изъясняться жестами и картинками, что не очень и помогало; а вмятина в её лбу выглядела пугающе. И недавний мальчонка-шут, уже без руки, всё ещё не пришедший в сознание, был почти здоров. Нянечки из приюта, к которому ребёнок был приписан, охали и квохтали, но даже посидеть с ним в лечебнице не удосужились: и без калеки на них было много ребятишек мал мала меньше.

Когда перед уходом ученик Добромира присел на край койки рядом с мальчиком, тот, не просыпаясь, взял его за руку, сжал тонкими слабыми пальчиками, и сердце Бэна оборвалось…

Над городом стягивались тучи, небо вдали хрипело всю ночь, вздыхало море, надрывно плакали чайки. Добромир велел подождать на площади Волчицы, пока сам давал указания подменившей его в закусочной внучке Серого Сола. Бэн слонялся по площади, заглядывая в окна лавок и мастерских. Краем глаза заметил, как за одной из арок, обращённых к морю, проплыл корабль с изодранными чёрными парусами. Шёл он со стороны бури, с юго-запада. Парню хотелось поглядеть на прибывших, но дело важнее праздности. Из размышлений его вытянул пронзительный клик чайки. И серая птица с перебитым крылом камнем рухнула на площадь. Бэн хотел поднять её, помочь, но резкий окрик с птичника отбросил его от несчастной:

— Не трожь! Моя! Посыльная чайка! Продали господам, а она вернулась. Поганцы! Испортили мне птицу!

Смотритель птичника в ореоле белых голубок спрыгнул на площадь, бережно положил раненую на деревянный поднос, понёс к себе в закуток, бормоча: «С посланием ведь. И кто её так? Глупая! Неужто касатки или акулы? Невезучая! Маленькая моя». Он обернулся со ступеней к Бэну, хмуро сказал:

— Поди во вторую арку, красная башня направо с флюгером, кликни городового. Скажи: послание прибыло с корабля Радонаса.

Бэн хотел предупредить Добромира, но тот показался в дверях, махнул — иди, — и парень поспешил к красной башне. Городовой — низкий и толстенький — выкатился на улицу, стоило разок постучать.

— Дело государственной важности! — бубнил тот, резво семеня к птичнику. Двое молодчиков следовали по пятам, охраняя самого важного здесь человека.

Смотритель уже крепил крыло несчастной к деревянной рамке, поил птицу, ворковал с ней, не спеша вернуть к остальным пернатым. Из клетки мрачно, казалось, с завистью смотрели другие чайки, дулись голуби. И ветер свистел такой сильный, будто предвестник беды.

— Чего там опять приключилося? Давай послание! — крикнул городовой смотрителю птичника, а Бэну сказал: — Пятерых мужчин позови с лавок. При свидетелях читать надо.

— Все уже тут, — пробасил за спиной ученика Добромир.

Рядом с ним было четверо здоровяков, кто с любопытством, кто с нетерпением, кто со скукой взиравшие на послание, что передал смотритель городовому.

— Читаю, значитцо! — Маленький большой человек воздел палец к рыхлому небу, откашлялся, развернул трубочку бумаги и произнёс: — «В ночлежку, улица Ястреба, дом 3, комната 6. Рихард на корабле Прэстана. Я на корабле Радонас. Не ждите. Буду там. Передайте дяде Симону: я не справился. Тавир». — Городовой повертел бумажку в руках, глянул на просвет, пожал плечами. — Это всё. Надоть переписать и отнесть в ночлежку. Что кому там передать? Хоть бы адрес того Симона оставили, всяко лучше б было. Мы б весточку с голубем отправили.

— Я передам! Я с той комнаты в ночлежке. Тавир прибыл со мной сюда, в Макавари. И Симона знаю, где искать! В Лагенфорде у Фениксов! — выпалил Бэн.

— Чем докажешь? — Городовой с подозрением взглянул на парня.

— Я поручусь за него. — На плечо ученика легла тяжёлая рука Добромира.

— Лисий Хвост — ты? Тогда ладно.

Бэн с удивлением покосился на наставника, чувствуя к тому благодарность, признательность. Вспомнил своего деда, да, Элай Верандийский тоже всегда выручал, но то родной человек, а тут чужой. «Наставник», — мысленно посмаковал парень слово и улыбнулся.

Городовой часто закивал, вытащил из кармана крошечный цилиндр, поплевал на него и тиснул на обратной стороне послания.

— Так, значитцо, и порешим. Ты, паря, слышал, что тебе адресовано, тогда нести никуда не надоть. А это мы сейчас в Лагенфорд пошлём. Пущай в газете напишут, а там дальше сами разбираются. Моё дело маленькое: взять, да передать. У нас тут своих делов хватает. Коли не государственной важности, так и без особых церемоний обойдёмся!

На площадь Волчицы, топоча безразмерными сапогами, выскочил мужичок. Все повернулись к нему.

— Пираты! Пираты причалили!

— Да кальмара им зашкирь! Бейте в колокол! — Городовой сплюнул.

Мужчины рядом с Добромиром приосанились, потянулись к оружию. Захлопали двери и окна, на улицу повалил люд.

— Что делать с письмом? — крикнул со своего насеста смотритель птичника.

— Так знамо что! В Лагенфорд его с голубем отправь. Нечего мне тут смуту наводить!

Бэн хотел было вернуться в комнату, передать содержимое послания спутникам, но вспомнил, что Мару ушёл вчера, да так и не вернулся, а Чиён — сегодня. Значит, некому было передавать. А ему это знание о Тавире зачем? «Интересно, что скажет на это Рихард, когда вернётся… Если».

— Не гоняй мозги попусту, — будто подслушав мысли ученика, произнёс Добромир. — Пойдём поглядим на пиратов, а там вернёмся к делу нашему. Времени в обрез.

Чиён

«Морского бога» звали Вааи, а сестру его — Мауна. Сегодня она отправилась помочь кому-то, а брат взялся учить Чиёна плаванию, но, завидев арбалет, предложил пострелять.

— А болты хоть есть? — спросил Вааи, уводя парня с подветренной стороны гор к старому маяку. За широкой спиной «Морского бога» в кожаных чехлах висели арбалет, лук, колчан со стрелами и болтами.

— Два есть, — пробормотал Чиён, вертя их в пальцах.

Винтовой наконечник и чёрное оперенье с жёлтыми кругами почему-то будили в душе тёмное, страшное. Хотелось избавиться от этих болтов, но тогда и вовсе никаких не будет, а денег на новые не было. Благо хоть в доме Серого Сола к парню относились радушно: кормили, поили и звали остаться навсегда. Особенно хитрая и жестокая в тренировках Мауна.

Вааи взял один из болтов Чиёна, посмотрел и вернул.

— Где достал такие?

— Даже не знаю. Потерял память. Очнулся, они рядом вместе с арбалетом. А что?

— Первый раз вижу такой узор. Если будешь ими везде пользоваться, тебя быстро найдут. Что для стрелка, должного быть незаметным, очень неосмотрительно. — Мужчина приподнял еловую лапу, пропуская парня на тенистую поляну.

— Других у меня нет, — огрызнулся Чиён, радуясь, что под низким капюшоном не видно покрасневших щёк и ушей.

— Работай на меня. Плачу хорошо. Кров и еду дам. Заработаешь — купишь себе болты и обувь нормальную, а то эти городские тапочки на тебе уже расползаются. В них только по каменным мостовым ходить.

— А делать что? — пробурчал Чиён, глядя на носок, торчащий сквозь дырку в правом ботинке.

— Охотиться. Сейчас сезон спаривания диких зайцев-гигантов. Нужно их выслеживать и убивать. У них очень богатый мех. Из желудка, языка, сердца и корня делают лекарства. Из ушей — подошвы для обуви. Из мяса — наши особые макаварские пирожки. Да и остальное без дела не пропадает.

— Прям взять и убить?

От одной только мысли об убийстве у Чиёна скрутило живот, во рту появился привкус горелого мяса и крови. «Морской бог» положил на высокий камень свою ношу, откинул на бронзовую спину волну золотых волос, хитро прищурившись, взглянул на ученика.

— Нет, конечно не просто. Никакого насилия и порчи товарного вида. У этих зайцев лишь одно слабое место: лоб. Вот аккурат туда и надо стрелять. И никак иначе! А дальше тушку в мешок и ко мне в лавку, что позади дедулиного дома. Но перед тем, как добыть зайца, надо убедиться, что его хвост белый. Это значит, что заяц уже спарился в этом сезоне, оставил потомство. Чернохвостых убивать нельзя, иначе весь заячий род выродится. Смотри!

Вааи кивнул в сторону пышных кустов, усыпанных мелкими жёлтыми цветочками. Под ними, нюхая землю и шевеля распластанными по спине ушами, полз заяц. Чиён взглянул: рыжая шерсть, чёрный хвост. А потом пригляделся. Заяц даже в таком положении был ему до колен. Это ж какой он будет сидя?

— Понимаешь, почему я готов хорошо за них платить? — Вааи подмигнул и топнул.

Заяц обернулся, мигнул и был таков. Даже ветки не качнулись.

— Так что, поработаешь на меня?

— Да. А сможешь меня обучить стрельбе и плаванию?

— Конечно! Неучам туго живётся. Хотя с плаванием тебя Мауна натаскает. — И вдруг перевёл беседу: — Ты ведь из Теней, да⁈ Когда у тебя инициация?

Чиён замотал головой.

— Не знаешь или не помнишь? Судя по тому, что я ясно вижу твои черты лица, инициации у тебя ещё не было. Ты знаешь, что бывает с Тенями, если они её не пройдут?

Парень пожал плечами. Воспоминания не приходили. Но навыки рода были при нём. Он мог просовывать конечности в тень, чтобы те появились в другом тёмном пятне в зоне видимости; но попытки пробраться целиком заканчивались плачевно: будто в болоте увязал и дыхание перехватывало. Туда — никак, обратно только.

— Не знаешь, значит. — Вааи отломил ветку куста, показал парню. — Ты сейчас как эта ветка. Если правильно разрезать, да в воду поставить, даст она корни. Можно и в землю сажать. А если не сделать этого, перегниёт и окажется удобрением для других растений. Без инициации Тени лишаются божественных способностей, превращаются в людей. Тогда они не смогут передать своих сил потомкам, и то, на что способны в твоём возрасте, утрачивают очень быстро. Хочешь ли ты стать просто человеком или хочешь развить божественные возможности?

— Второе! — выпалил Чиён. Не хотелось ему оказаться удобрением.

— Тогда слушай и запоминай. Скорее всего твоя инициация должна была пройти в этом году, судя по тому, на сколько ты выглядишь. Для этого ритуала вы, Тени, можете выбрать один из четырёх дней: двадцать второе число середины сезона. В январе, в самый короткий день в году, проходят инициацию те Тени, которые не особо желают жертвовать собой, применять силу. Они не нуждаются в хождении по теням, сокрытии образа и плоти. Такие становятся большими шишками, управляют всеми из-за стен и видят свой народ только по праздникам.

Вааи положил ветку рядом с оружием на камень, приблизился к Чиёну, вытянул за локоть руку ученика из кармана. Длинные рукава полностью скрывали пальцы. Мужчина отогнул край ткани, повёл парня на край поляны, где, прорываясь сквозь облака и кроны деревьев, клубился золотистыми пылинками столб солнечного света.

Чиён не сопротивлялся, лишь сердце учащённо забилось. Вчера он неосторожно подставил светилу плечо, и то сразу покрылось волдырями ожога. Вааи остановился на границе света и тени, не сводя с ученика глаз.

— В апреле и октябре проходят инициацию воины. Эти дни равны ночи, они своей продолжительностью испытывают Тень. Смелые духом, избравшие своей жизнью битву, принимают божественную суть в эти дни. Апрельское солнцестояние было недавно, поэтому предполагаю, что твоя инициация была назначена на октябрь.

Вааи сделал шаг назад, почти растворяясь в ослепительном свете, утягивая парня за собой. Солнце вспыхнуло на пальцах Чиёна. Он зашипел, одёрнул руку. Мужчина рассмеялся.

— Представь, что растению тоже больно, когда его подрезают, чтобы пошли корни, или когда прививают ветку к дереву. И последний день — двадцать второе июля — самый солнечный день в году. Лишь тот, кто переживёт его от полуночи до полуночи, сможет получить невероятную силу Теней. Но риск сдаться или умереть от боли, слишком велик. Слабаки его не переживут.

— Так что же надо делать? — прошипел Чиён, зализывая волдыри.

— Полностью раздеться и стоять сутки без навеса, воды и пищи под солнцем. — Вааи всплеснул руками над головой и покинул тающий столб света.

— Глупости! С чего ты это взял?

— Был у меня друг в детстве из вашего племени, на восемь лет старше. Готовился к инициации как раз, вот и рассказал. Я потом и у других Теней спрашивал, они подтвердили.

— И что ты предлагаешь?

— Определись, какую судьбу ветки ты предпочтёшь. И если захочешь расти, выбери день в октябре или в июле.

— Пожалуй, дождусь зимы, — фыркнул Чиён, обманывая себя.

— Как будет угодно. Но учти, что с этого октября твоя сила, скорее всего, начнёт угасать и к зимнему солнцестоянию пропадёт вовсе. Станешь простым человеком, удобрением.

— Это же абсурд! — горячо воскликнул парень. — Зима — самое тёмное время года…

— Ты же ничего не помнишь? — усмехнулся Вааи.

— Не помню, но знаю! — Чиён рубанул ладонью воздух, отсекая вопросы. — Если зима — время Теней, то разве не должна она давать нам силы⁈

— Цы-цы-цы. — Мужчина покачал выставленным указательным пальцем. — Зима — колыбель Теней. Она даёт, она забирает. Она растворяет в себе ваши силы под покровом темноты. Но есть одна хитрость… Хочешь узнать?

— Спрашиваешь⁈

— Если отправишься на другую часть света, противоположную нашей, то там, пока у нас лютует зима, будет лето. И наоборот: в разгар нашего пекла там будут морозы. Я не знаю, возможно, это поможет оттянуть твою инициацию. Захочешь проверить — ищи корабль.

— Вот ещё! Бегать от судьбы — для слабаков! Я возьму всю силу, что мне причитается! Я стану самой сильной Тенью и установлю те порядки, что будут устраивать меня!

— Порядки? — фыркнул Вааи. — Это почти что создание нового мира. А ты, себя не помнящий, хочешь менять мир, не зная его⁈

— Я отправлюсь в путь и узнаю, увижу этот мир своими глазами! И тогда решу, как поступить с ним и своей жизнью. Я больше не буду подчиняться глупым приказам! — выпалил Чиён и зажал рот руками.

Перед глазами потемнело. В голове вспыхнули обрывочные образы: огненная плеть, город с высоты крыши, много людей, чёрно-жёлтый хвост болта в теле соплеменника, золотые рога, глумливый шёпот, мальчишка рядом, пышный приём, подвал, разбитое стекло. В ушах стучали чужие слова: «Приказы! Приказы! Приказы!».

Лицо обожгла пощёчина. Вааи сидел над учеником, держа руку под его головой, глядя встревожено, но в то же время весело. Будто издевался.

— Ты как? Вспомнил что?

— Нет… Не знаю…

Видения хрустящим крошевом осыпались, стоило их ухватить, в голове зазвенела пустота, в животе вновь поселился холод. Не в первый раз Чиён поймал себя на мысли, что лучше жить как есть, не вспоминать о забытом, но шрам через грудь и плечи саднил и кусал, говоря о том, что без прошлого не будет и будущего. Вааи вглядывался в парня, хмурился. Тот дёрнулся от неловкости. Мужчина предложил:

— Давай сегодня без стрельбы. Отсюда по берегу быстро доберёмся в грот, где вы вчера с Мауной плавали. Тебе явно надо освежиться и попить. Там есть источник пресной воды.

Он поднял Чиёна как пушинку, поставил на ноги. Тот на миг зажмурился, а когда открыл глаза, увидел лежащий в траве арбалет и два болта с винтовыми наконечниками и чёрно-жёлтым опереньем. К горлу подступила тошнота, ноги затряслись. Парень не упал только благодаря Вааи, который держал его за руки. Тень сглотнул, медленно задышал, прислушиваясь к себе. Ощущение вины за глупые, не выбранные им поступки, глодало изнутри. А что за поступки — не помнил. Нет, боялся вспоминать.

— Пойдём?

— Да…

Вааи отпустил одну его руку — Чиён встал ровнее, вторую — и парень с отвращением подобрал арбалет, сунул болты в рукава. Мужчина взял с камня своё оружие, закинул за спину и указал на неприметную тропку, за которой плескалось море.

Бой колокола настиг их на подходе к гроту. Ученик и учитель наскоро напились воды и заторопились в город. Беда пришла. Чиён знал, как знал, что зима темна, что колокол звонит по беде.

Мару

С вершины старого маяка открывался потрясающий вид. Зеленоватое вблизи, вдали море окрашивалось сталью. Белые серпы волн у берега и на мелководьях скрывались под стаями крикливых чаек. Низкая хмурая туча надвигалась на город, гоня впереди тёмный корабль.

Мару требовались покой и одиночество. А ещё возможность размяться. Тело без ежедневных тренировок с неугомонными Пильчаком и Соржентом ломило от безделья. Да и поразмыслить было о чём.

Перед уходом из Скрытой деревни бабуля шепнула Мару: «Это он — такой же, как ты. Время пришло. Сделай, как было завещано нашими предками».

Ничего так не убивало, как ожидание. Особенно, если нужно ждать исполнения древнего пророчества. Отказаться — никак. Это знание поселилось в Мару, и оставалось только принять участие в надвигающейся… Нет, не катастрофе. Если всё сделать правильно, если принести кровь земли в жертву в городе Солнца, то Эньчцках не разгневается после пробуждения и не испепелит всех детей своих. Но ведь есть ещё и Кэньчцкху, который непременно явится на защиту жены. И как тогда быть? Но нужно было разузнать поподробней, на юге есть подсказки. Нужны ключи. А пока никто не должен узнать правду. Рано. Даже тому, если вернётся, нельзя всё выложить, как есть: он юн и не готов. В лучшем случае не поверит, в худшем — сбежит.

— Сложно!

Тёмные пальцы с обкусанными ногтями вцепились в косички на голове. Надрывный крик бессилия заполнил маяк и затух. Вдали зазвонил колокол.

— Плевать. — Тихий шёпот, и нутро маяка озарилось пламенем.