Робеспьер

"Смертельная бледность"

10 термидора (28 июля 1794), между двумя и тремя часами утра, канониры и вооружённые солдаты входят в Национальный дворец, бывший Тюильри. Они несут импровизированные носилки, на которых покоится кажущееся безжизненным тело Робеспьера; ему тридцать шесть лет. Они кладут его на большой стол в приёмном зале Комитета общественного спасения.

В XIX веке, сцена была множество раз изображена в скульптуре, в живописи, в литературе, либо для того, чтобы растрогать, либо для того, чтобы уличить "тирана", страдание которого становится искуплением. Момент странно двусмысленный; разве могут одни и те же фразы, одни и те же формы породить противоречивые чувства?

В своих "Исторических заметках" член Конвента Бодо описывает сцену словами, позаимствованными из доклада 1795 г.:

"Сосновый ящик, содержащий несколько образцов солдатского пайкового хлеба, посланных в Северную армию, был положен ему под голову и служил ему своего рода подушкой. Он оставался в течение более часа в состоянии неподвижности, которое позволяло думать, что он перестал существовать. Наконец, по завершении часа, он начал открывать глаза. Кровь обильно текла из раны, полученной им в нижнюю челюсть слева. Эта челюсть была раздроблена, а его щека продырявлена выстрелом. Его рубашка была окровавлена. Он был без шляпы и без галстука; он был в небесно-голубом фраке, нанковых кюлотах, в чулках из белого хлопка, спустившихся до пят. Около трёх или четырёх часов утра мы заметили, что он держал в руках маленькую сумочку из белой кожи, на которой было написано: Великому монарху, Лекур, полировщик на службе короля и его войск, улица Сент-Оноре, рядом с улицей Пули, в Париже; и на обратной стороне сумки: А М Аршье. Он пользовался этой сумкой, чтобы вытереть запёкшуюся кровь, которая вытекла из его рта. Окружавшие его граждане наблюдали за всеми его движениями, некоторые из них даже дали ему чистую бумагу (за отсутствием ткани), которую он применял по тому же назначению, пользуясь только правой рукой и опираясь на левый локоть. Робеспьер дважды или трижды был подвергнут бурному словесному оскорблению со стороны некоторых граждан, особенно со стороны канонира из его края, упрекавшего его в вероломстве и злодействе. Около десяти часов утра, хирург, находившийся во дворе Национального дворца, был призван, чтобы его перевязать. Он ему осторожно вставил инструмент в рот; он обнаружил, что раздроблена челюсть слева; вырвал ему два или три зуба; перевязал ему рану, и поместил рядом с ним таз, наполненный водой. Робеспьер ей пользовался время от времени, и вытирал кровь, наполнявшую его рот, обрывками бумаги, которые он для этой цели складывал в несколько раз, только правой рукой. В мгновенье, когда меньше всего об этом думали, он сел, подтянул свои чулки, внезапно соскользнул со стола, и поторопился разместиться в кресле. Едва сев, он попросил воды и чистой ткани. В течение всего времени, что он оставался лежать на столе, когда к нему вернулось сознание, он пристально смотрел на всех, кто его окружал, и особенно на всех служащих Комитета общественного спасения, которых он узнавал; он часто поднимал глаза к потолку, но, кроме нескольких судорожных движений, в нём постоянно видна была большая бесстрастность, даже в момент перевязки раны, которая должна была ему причинить острые страдания. Цвет его лица, обычно желчный, был смертельно бледным".

Робеспьер знает, что ему осталось жить не более нескольких часов. Он не заговорит больше. Он закончил свою последнюю речь такими словами:

"Я создан, чтобы бороться с преступлением, а не руководить им. Ещё не наступило время, когда порядочные люди могут безнаказанно служить родине; до тех пор, пока банда мошенников господствует, защитники свободы будут лишь изгнанниками"[333].

Это было 8 термидора.