Российские Колумбы

ЕГОРЫЧ

Я уже несколько раз упоминал о своем первом проводнике Егорыче, уникальной личности, в роду которого были первооткрыватели Крайнего Севера.

Собираясь в первую экспедицию, я долго подбирал проводника. Нам предстояло выполнить огромнейший объем комплексных геодезических работ в иркутской таежной глухомани, передвигаться надо было на лошадях, а значит, каждый день завьючивать их экспедиционным снаряжением и сквозь густую тайгу удаляться в неведомую даль, выполняя геодезические измерения. Отец постоянно предлагал свои услуги, но из-за его здоровья и возраста это было невозможно.

Однажды отец привел небольшого мужичка лет пятидесяти, щупленького, с негустой бороденкой, с трубкой во рту, которая выглядела гораздо старше гостя. Побеседовав немного с Егорычем, я понял — это для меня находка. Егорыч 30 лет странствовал в экспедициях, вместе с моим отцом работал у Федосеева — они были давние друзья.

Вечером отец рассказал мне о родословной Егоровых. Прапрадед нашего Егорыча Егор Егорович жил в Тобольске и участвовал в экспедиции первооткрывателя Якова Санникова, было это в годы войны с Наполеоном. Много лет проработал он в северных экспедициях, научился так хорошо измерять расстояния для составления чертежей, что его прозвали Ясновидящим: он очень точно мог измерять расстояния на глаз и долго помнить их. Особенно это требовалось при определении ширины реки, высоты обрывов и т.д. У Егора подрастал сын, тоже Егор. Он оказался очень смышленым и научился вычерчивать черновые карты.

Егорка не раз отправлялся в экспедицию на Таймыр. В конце концов он переехал жить на Енисей, поселился в безымянном остроге, на правом высоком берегу Енисея, ниже устья р. Курейки.

Однажды летом в острог приплыли с юга баржи купца Строганова, заполненные товарами. И развернули здесь они огромную торговлю. Весть разнеслась по всему Северу. У приказчика в обмен на пушнину приобретали: порох, дробь, ружья, соль, сахар, муку, мануфактуру и многое другое. Приказчик нанял Егорку, как шустрого местного парня, в помощники. Заканчивалась длинная зимняя полярная ночь. Приказчик заболел цингой и умер — так пришлось Егорке все взять на себя.

Много лет он проработал приказчиком, даже острог был назван его именем — именем Егорки, уже позже название несколько изменилось, превратившись в Игарку. В 30-е годы большое семейство Егоровых сослали в Шушенское. Последний и самый младший Егоров, Евдоким Егорович, и был моим проводником. Евдоким пошел по стопам своих дедов и постоянно работал в экспедициях, кстати, отец его стал приказчиком совсем случайно.

Первые дни моих экспедиционных маршрутов проходили очень напряженно, обстановка была натянутой. Все рабочие были молодыми — проводника они сразу стали называть дедом, относясь к нему как к нахлебнику. Первая наша недельная стоянка находилась на горе Бадан, позади остались река Бирюса и поселок Калтоши.

Место для лагеря выбрали удачно: вершина хребта-перевала постоянно продувалась ветром, поэтому не было комаров, рядом прекрасный родник, много корма для лошадей, а ниже по склонам густой лес с остатками снежных зимних сугробов.

Оставив Егорыча с больной лошаденкой в лагере, мы вчетвером налегке, на лошадях отправились выполнять целый комплекс геодезических работ в тайге на площади радиусом 15—25 км. Рассчитывали провести в тайге 10 дней. Перед нами стояла задача точно находить в тайге опознаки — геодезические точки, оформлять их на местности по инструкции, выставлять на дереве флаг, чтобы можно было с ближайших сигналов измерить координаты. Однако в сплошной тайге отыскать такую точку очень сложно, иногда приходится взбираться на самые высокие деревья — обычно сорокаметровые лиственницы, — выискивать и высматривать необходимую возвышенность в темно-зеленом океане тайги.

Все рабочие (их было трое) оказались смышлеными: они быстро распределили обязанности, и работа пошла. Была проблема не растерять без Егорыча лошадей. Но мы помнили его строгий наказ. Ласточку, на которой я ездил, привязывали ночью на длинную веревку — она была заводилой, а остальных спутывали и подвешивали им на шеи колокольчики, чтобы определять, куда они направились.

Мелких происшествий было множество, но в целом в график мы укладывались. В последние дни нам попадалось много звериных троп, поэтому работу закончили за неделю, хотя по нормам могли трудиться целый месяц. Работали мы от темноты до темноты — с 5 ч утра и до 11 ч вечера. В последний день я провел много времени, занимаясь измерениями с пункта триангуляции, наблюдал с самого дальнего сигнала все установленные за неделю развевающиеся красно-белые флаги над густыми кронами леса, а рабочие уже заседлали лошадей, завьючили остатки продуктов, снаряжение и, довольные, на лошадях отправились в лагерь.

Двадцатикилометровый путь по тайге оказался очень трудным. Вдобавок, съеденные накануне последние банки китайской тушенки были, по-видимому, недоброкачественными. Я переносил недомогание легче всех, наверное потому, что пользовался серебряной ложкой, с которой никогда не расставался, храня ее в голенище сапога. Досталась мне эта ложка еще от В.И. Ленина, когда он находился в ссылке в Шушенском. Ленин, уезжая, подарил эту ложку моей тете (тетя Паша Мезина-Ященко), два года проработавшей в семье Ульяновых прислугой. Тогда большинство пользовалось деревянными ложками. Тетя Паша отдала ложку моему отцу, а тот всегда брал ее в экспедиции. Отец, вручая ее мне, долго рассказывал о благотворном действии этой ложки на здоровье.

В лагерь мы пришли пешком, ведя лошадей (уже не было сил залезть на лошадь). Утром решили отправиться в деревню, в больницу, и приказали Егорычу готовить лошадей. Наш проводник заварил чай, а потом куда-то исчез. Мы выпили чай, но улучшения не было. Вдруг из-за кустов появился Егорыч с огромным рюкзаком и начал вытаскивать из него какие-то прутья. Сломав их, он наполнил ими ведро, вскипятил его и стал отпаивать нас горьким кипятком. К утру все были здоровы. Оказывается, еще во время первого маршрута он где-то у болота приметил черную полынь и вспомнил о ней сейчас, зная, что только эта целебная трава может излечить страдальцев. Вот так Егорыч в первые же дни стал завоевывать нашу симпатию.

Вскоре появилась новая проблема: после болезни все испытывали отвращение к тушенке, поэтому остальные продукты стали быстрее расходоваться. Маршруты усложнялись, все дальше и дальше мы уходили в тайгу. Прошло уже два месяца, иногда Егорычу удавалось застрелить глухаря или рябчика, но этого было слишком мало. Из-за ежедневных огромных физических нагрузок нам требовалась калорийная пища.

Однажды Егорыч, сидя у костра, предложил мне задержаться на этой стоянке. Чутье ему говорило, что где-то недалеко солончаки. На тропе Егорыч обнаружил следы лосей с остатками белой глины солончаков. На утро мы собрались и уехали на неделю верхом на лошадях, оставив Егорыча одного с основным лагерным снаряжением.

Неделя показалась нам очень длинной.

Надежда оправдалась. Егорыч отыскал солончаки, просидел три ночи в засаде, все-таки выследил огромного лося и из своей старенькой двустволки уложил его наповал. Стрелок он был очень меткий. Подъезжая к лагерю, мы увидели забор, увешанный мясом, нарезанным длинными тонкими полосками. Все это Егорыч делал очень умело. Подсоленное мясо, отделенное от костей, он вешал на тонкие жерди, чтобы оно быстро подвяливалось на ветру, а через три дня мясо становилось сушеным и могло храниться месяц и более. Егорыч сделал пельмени, на следующий день пирожки, причем готовил он без мясорубки, иссекая мясо топором в корыте из лиственницы. Часть свежего мяса Егорыч зарыл под мох и так сохранял его более двух недель, готовя различные мясные блюда.

Однажды, пока мы поили лошадей, Егорыч уже поймал огромного хариуса. Все сразу решили расседлать лошадей и заночевать. Егорыч всегда, даже летом, ходил в шапке, в которой прятал иглы, нитки, разные рыболовные крючки. Мигом наловив ведро рыбы, Егорыч исчез, а мы начали варить уху.

Вечером дед принес охапку тонких прутьев, сделал «морду», установил ее в ручье, а утром у нас было два ведра хариусов. Три дня, пока Егорыч делал месячный запас вяленой, сушеной, копченой, малосольной и соленой рыбы, мы работали наездами.

Через неделю, передвигаясь с завьюченными лошадьми по скалистым берегам реки, мы сильно пострадали. Я шел впереди с компасом и теодолитом, ориентируясь в нужном направлении до следующей стоянки, что обычно занимало весь световой летний день. За мной Коля вел завьюченную лошадь.

Коля вел завьюченную лошадь

Николай любил свою белую лошадь и никому ее не доверял, тайком подкармливал свою любимицу сахаром и сухариками. Он всегда старался меньше загружать ее тяжелыми вьюками. В этот раз он завьючил флягу с рыбой, канистру с растительным маслом, всю посуду, свой спальный мешок и палатку, а весь остальной груз пришелся на других лошадей.

Егорыч был, как обычно, замыкающим. Мы вышли к берегу реки Бирюсы, и звериная тропа повела нас по краю обрывистого берега на север в верховье реки.

Идти становилось страшно — уж очень узка была тропа по краю сыпучего каменистого обрыва над пропастью бурлящей реки. Остановились, посоветовались. Егорыч предлагал вернуться обратно, переправиться на противоположный берег и продвигаться там, потом опять через 15 км перейти на этот берег, так как здесь проводились измерения. Река была шириной 200—300 м и глубиной 1,5—2 м.

Решили попробовать пробраться по звериной тропе.

Продвигались медленно. Слева скала, справа обрыв. Вдруг завьюченная фляга задела камень, лошадь не устояла, пошатнулась и провалилась в глубокую бурлящую бездну, издавая оглушающее тревожное ржание.

Коля стоял, держа оторванные поводья, и со слезами на глазах ругал и проклинал всех нас.

Мы сразу же спустились вниз, пытаясь отыскать упавшую лошадь, но грозный гигантский круговорот воды молниеносно сделал свое коварное \ело. Проделывали разные эксперименты, но ничего не удалось найти. Два дня потратили на поиски — и все безрезультатно.

После этого мы изменили маршрут. Несколько дней прошло в гнетущем молчании.

Нам предстояло две недели работать на горе Шаманской и на территории вокруг этой огромной горы, считавшейся ранее священной. Склоны ее покрыты густым лесом, но встречаются выходы каменистых пород в виде останцов разной конфигурации.

Мы много слышали о таинственных пещерах на Шаманской горе. А теперь нам предстояло обследовать каждую пещеру, измерить и нанести ее на новую карту.

Наш караван продвигался к горе Шаманской по берегу реки Бирюсы.

Вдруг из-за поворота показался огромнейший останец под названием Маяк. От Маяка наш маршрут менялся на 90°, мы повернули в сторону Шаманской горы. Много загадочного скрывают эти отдаленные таежные дебри. Когда-то здесь добывали золото, но запасы иссякли и люди ушли отсюда. Несколько десятков лет не ступала нога человека в этих далеких таежных уголках. Тропа заросла, а ведь когда-то была хорошо наезженной: по ней приезжали из далекой Тофаларии. Везли сюда большие вьюки с пушниной.

Останец Маяк

Одно из племен тофов съезжалось один раз в год зимой на гору, названную впоследствии Шаманская. На «священной» горе шаман несколько дней исполнял положенный ритуал. За сотни километров от своего улуса тофы съезжались сюда проводить суглане: после суглане начиналась ярмарка, где охотники продавали годовые запасы пушнины местным купцам.

За 40 лет признаков человеческого присутствия в этих местах почти не сохранилось.

Наконец, мы пришли к Шаманской горе, разбили свой лагерь и приступили к работе.

Чтобы ускорить дело, мы разделились на группы: я взял с собой помощника для геодезических измерений, двоим рабочим дал задание прорубить просеку по берегу реки для нивелирного хода, а Егорыча оставили в лагере заниматься хозяйственными делами, главное, откормить лошадей после утомительного недельного перехода.

Несколько часов мне пришлось потратить для восхождения на гору Шаманскую. Господствующая гора давала возможность проделать большой объем работ, точнее, отнаблюдать опознаки, которые мы устанавливали в тайге в течение трех недель.

Полдня я измерял теодолитом опознаки со скалистого уступа горы Шаманской.

Восхождение на гору Шаманскую

На скалистом уступе горы Шаманской

Летний день длится долго — многое можно успеть. Закончив измерения на вершине горы, мы спустились к ручью. Было еще светло. Рабочие уже прорубили просеку, поэтому проложить завтра нивелирный ход — последнее, что нам оставалось сделать, — можно будет очень быстро.

Смеркалось, мы приближались к лагерю. Увидев нас, Егорыч устроил барабанный гром посудой. Мы остановились, оторопев от удивления, откуда у Егорыча взялось столько посуды. Блестящие медные тазы и тазики, ведра и кружки, тарелки и ножи и даже ложки, только деревянные. Стали пытать деда, но он молча отбивал ложками по огромному медному тазу мелодию какого-то марша. Пряча лукавые глазенки под лохматыми бровями, Егорыч все-таки рассказал нам о таинственном кладе посуды в пещере священной Шаманской горы.

Оставшись один в лагере, Егорыч с собаками отправился осматривать пещеры. В одной из пещер собаки начали заливисто лаять, но Егорыч при ее осмотре ничего не заметил, однако собаки продолжали настойчиво лаять, пытаясь отковырнуть огромные глыбы камней. Тогда Егорыч стал разбирать камни и наткнулся на березовую кору, под корой находился деревянный ящик, в котором хранилась посуда, тщательно упакованная холщовыми отрезами и какими-то листьями. Все прекрасно сохранилось и выглядело как новенькое.

Мы обследовали все пещеры и останцы

Некоторые останцы были очень привлекательны

Егорыч рассказал, что ему приходилось принимать участие в суглане, где купцы устраивали большой пир, поэтому посуда и хранилась для такого пиршества на священной Шаманской горе. Мы обследовали все пещеры и останцы. Ничего более существенного, чем посуда, не нашли. Некоторые останцы были очень красивы.

Обследуя пещеру, расположенную у самого ручья, наши собаки с лаем бросились внутрь, но с визгом и лаем выскочили оттуда взъерошенные, испуганно озираясь. Мы вооружились и отскочили от каменистого проема, понимая, что в пещере находится кто-то, очень опасный.

Неожиданно из пещеры выскочили два медвежонка и молниеносно, подгоняемые озверевшими собаками, вскарабкались на высокую лиственницу. Озираясь, они стали оттуда наблюдать за происходящим. Одна собака тревожно взвывала, зализывая рану, а другая убежала к лагерю. Николай долго держал под прицелом медвежат на дереве.

Недалеко, в зарослях, взревела медведица, и взволнованные медвежата, мигом спрыгнув с дерева, умчались в заросли на ее зов.

Николай долго держал под прицелом медвежат на дереве

Закончив работы вокруг горы Шаманской, мы с караваном двинулись на юг. Через два дня предстояло разбить лагерь у следующей горы и проработать там дней десять.

День был пасмурный, я шел впереди по компасу, ориентируясь по заданному азимуту. У ручья сделали короткий привал. Наступал вечер, пора было думать о ночлеге. Ручей был очень красив. Ко мне подошел Егорыч, сел рядом и сказал, что здесь мы сегодня уже были, целый день ходим вокруг одной горы. Вынув компас, я показал его ему: стрелка указывала 60°, а значит, мы шли строго по маршруту. Я был неопытен, Егорыч же всю жизнь работал в экспедициях, и он привел мне несколько примеров, когда теряли дорогу и с компасом.

Тогда решили заночевать у ручья. Утро оказалось очень солнечным, и по солнцу я убедился, что компас мой ошибается. Когда я установил на штативе теодолит и сориентировал инструмент по буссоли, оказалось, что и буссоль показывает неверные, но идентичные показания с компасом. Пришлось идти по солнцу — это самый надежный метод в ориентировании, особенно в непролазной тайге.

Вечером, когда мы добрались до нужной нам горы, я вновь стал выверять инструмент по буссоли и по солнцу, а ночью проверил по звездам. Стрелки буссоли и компаса показывали правильное направление.

Три года спустя мне удалось разгадать магнитную загадку. Когда мы, закончив карту, вычертили ее и передали геологам, те пошли по нашей карте и обнаружили большие запасы железной руды в Шаманской горе. Известно несколько случаев в наших экспедициях, когда огромные скопища запасов железной руды сбивали с пути наших геодезистов. Некоторые заканчивались смертельным исходом.

Ручей был очень красив

Утром, рано встав, я направился к костру. Егорыч уже занимался делом — чистил у костра хариусов, готовил завтрак. Остальные спали после трудного перехода. Мне нужно было оформить дешифровочные записи, которые я делал в процессе маршрута, и подготовить материалы для предстоящих измерений.

Вдруг Коля с душераздирающим криком выскочил в одних плавках из палатки, а за ним и Александр. «Змея, змея в спальном мешке!» — кричал Николай, подбегая к Егорычу. Егорыч схватил палку и ринулся в палатку. Через несколько минут дед стал медленно выходить из палатки, двигаясь задом. На палке он нес двух убитых змей.

Мы перетрясли спальные мешки и все наше снаряжение. Расчистили лагерь от травы и кустарников. Егорыч отвязал от седла своей лошади волосяную веревку и уложил ее плотно к земле вокруг наших палаток. По его словам, через волосяную веревку не посмеет перелезть никакая змея.

Только теперь мне стало понятно, почему Егорыч все лето возил эту веревку, хотя я доказывал ему, что у нас имеются прекрасные капроновые фалы. За десять дней работы мы повстречали у ручья, а особенно на горе множество змей, почти в каждой муравьиной куче можно было увидеть остатки змеиных туловищ.

Горе на новой карте мы дали название Змеиная.