Русский Бокондо

ГЛАВА 34

Около пушки возился рыжеусый господин с забинтованной головой.

— Кузьма, как ты здесь оказался?!

— Господи! Радость-то какая — и вы здесь! Есть теперь хоть слово с кем сказать! — обрадовался земляк. От избытка чувств громко засопел, вытер глаза тыльной стороной ладони.

— Да расшибли нас англичане, как Бог черепаху! Понача- лу-то мы ихние караулы на железной дороге все разметали, пули от брони как горох отскакивали. Господин Генрих машинисту кричал, шуруй, мол, в полную силу, так до самого Дурбана домчимся! Но драгуны эти, чтоб их всех …, успели- таки рельсы разобрать. Мы остановились и только начали путь чинить, как они и ударили. Мать честная! Меня взрывом в придорожную канаву кинуло, в ушах звон, в глазах огненные колеса! От бронепоезда нашего только клочья летят, паровоз набок завалился. Шутка ли, англичане против нас морские орудия выставили!

— А Генрих где?

— Потом по кускам собирали, похоронили вместе с другими. Как только обстрел закончился, драгуны было сунулись, но только мы, кто уцелел, хотя по оврагам и хоронились, за винтовки взялись, их к себе и близко не подпустили. А немного погодя и конные буры появились, всех нас вывезли. Я вот отлежался, так сюда послали. Сказали, что нужен артиллерист. Но к этой пушке я не знаю, как и подступиться. Выстрел-то сделаю, но вот попаду ли в цель?

— Не горюй, Кузьма. Ты пушку Барановского помнишь? Ну, нашу десантную пушку, что на катера ставят? При выстреле она остается на месте, только ее ствол отдачей отбрасывается назад. Здесь принцип тот же, только французы ее малость подновили и калибр до трех дюймов увеличили. Мы ее с тобой осмотрим, пробные выстрелы сделаем и узнаем, какой норов у этой «мадам».

— Ваше благородие, я ее уже осмотрел — в стволе разгар[25], в казеннике грязь. Кто ее раньше-то пользовал?

— Погибли они, пользовали как умели. Ты же сам видишь, что нет у буров регулярной армии. Здешний генерал сказал, что нам в помощь людей пришлет, так подучи их, чтобы каждый свое дело знал, как и положено номерам в расчете. И еще — не зови ты меня вашим благородием, мы же не дома. Ну, просто Николаем Васильевичем называй.

— Ваше доверие я очень даже ценю и уважаю, но позвольте заметить, потому как мы теперь при орудии и на поле боя сражаемся, то по-другому я просто не могу. Так уж обучены.

— Ладно, пусть будет как ты хочешь. Не забудь осмотреть боезапас, снаряды протри.

— Слушаюсь, ваше благородие!

Гроза пришла в тот же вечер. Всю ночь грохотало сильнее любой пушечной пальбы и лило как из ведра. На следующий день по небу ползли низкие тучи и моросил дождь. Дороги развезло, и военные действия почти прекратились. Противники сидели в окопчиках, превратившихся в канавы, наполненные жидкой грязью, в мокрых палатках, без горячей пищи.

Николай не терял времени даром. Вместе с двумя разведчиками, где прячась за скалы, а где ползком, обследовал позиции, а потом докладывал Лукасу, как можно будет расположить пушку и горные орудия. Выслушал советы и получил согласие.

По его просьбе из лагеря доставили несколько пар колес и бревна, а потом плотники принялись сколачивать грубые макеты пушек. Начальник одобрил идею и место этой работы строго охранялось часовыми, которые, к возмущению некоторых любознательных сограждан, не подпускали туда никого. Даже собственных родных и знакомых. Николай успел провести пробную стрельбу и определить отклонения «мадам» от нормы, которые оказались не слишком уж большими.

Не дремал и Кузьма, пушка блестела как новенькая, а по его команде присланные в помощь бурские парни дружно хватались за лафет и колеса и довольно-таки бойко ворочали ее во все стороны. Мальчишка-ездовой лихо подлетал с шестеркой лошадей и орудие быстро меняло позицию. Все это повторялось раз за разом, и Кузьма терпеливо растолковывал своим подчиненным, как и зачем надо проделывать все эти упражнения. Не скупился на похвалу и на своем немецком сыпал шутками и приеловиями, от которых взмокшие от работы парни хохотали от души.

Не теряло времени и бурское командование. Как только прекратились дожди и вновь засияло солнце, Лукас собрал в своей палатке начальников коммандо. Николай, как старший над артиллерией, тоже был вызван. Присел у края стола, слушал разбор обстановки.

Сообщение фельд-корнета было кратким — согласно данным разведки, англичане подтянули новые части пехоты и кавалерии, усилили их артиллерией и пулеметами. Отмечены специальные инженерные роты, которые готовятся наводить мосты, ремонтировать дороги и даже запускать воздушные тары с наблюдателями. Сейчас на этом участке фронта численность войск противника в шесть-семь раз превосходит бурские коммандо. На батальонных складах накоплены запасы продовольствия и боеприпасов на 15 дней, а склады дивизий и корпусов пополняются непрерывно. Сегодня утром на позициях каждый английский пехотинец получил дополнительно по пятьдесят патронов, мясных консервов на три дня и кусок непромокаемой парусины, чтобы мог ночевать не в палатке, а под открытым небом. В кавалерии лошадям выдали добавочные порции овса, а в конной артиллерии даже расщедрились на ячмень. Все говорит о том, что наступление англичан начнется в ближайшие часы.

Начальники молча выслушали сообщение, только кто-то вздохнул:

— Нам бы хоть часть этого военного добра, а то сидим на норме по два патрона на день на человека.

В ответ Лукас посоветовал стрелять без промаха и не оставлять трофеи на поле боя, а потом велел всем расходиться и хорошенько выспаться. Николаю, как иностранцу, особо пояснил свой план действий, горные орудия велел держать на правом фланге, французскую пушку в центре, а самому находиться при штабе.

Выспаться, однако, не удалось.

— Ваше благородие, вставайте, генерал зовет, — тряс за плечо Кузьма. — Англичане уже двинулись.

В кромешной тьме, под опять начавшимся дождем, едва добрался до какой-то ямы, в которой устроился Лукас со своими ординарцами. Хорошо еще, что двое провожатых вели чуть ли не под руки, а то бы сломал шею на скользких камнях или глаза в кустах выколол.

— Наступают пятью колоннами на наш центр и левый фланг, — сообщил Лукас. — Видимо, хотят внезапно атаковать нас на рассвете.

— Ломятся через кустарник напрямик, как стадо буйволов. Шум и треск далеко слышно, — заметил кто-то.

По голосу Николай узнал одного из ординарцев, с которым совсем недавно облазил все позиции, где тогда обратил внимание на этого быстроглазого и сообразительного юношу.

— Они идут прямо по компасу, но еще не знают, что предстоит форсировать ручей, которого нет на карте. Кто его глубину мерял?

— Я, — откликнулся все тот же ординарец. — После дождей вода поднялась, мне будет по грудь.

— Лукас, мы пошли навстречу, — раздался из темноты негромкий голос.

— Да благословит вас Господь, — прозвучало в ответ.

Как и предусматривалось планом, несколько коммандо выдвигалось вперед, чтобы встретить англичан на склонах холмов, еще на подходе к главной позиции. В непроглядной тьме только по шороху камней под ногами и шумному дыханию поднимающихся в гору людей можно было догадаться, что мимо проходит не одна сотня бойцов.

— Коммандо Грегори пошло, — сказал кто-то.

— Как вы это определили? — удивился Николай.

— Разве не чувствуешь запах выделанной кожи? Он вчера обул всех своих ребят в трофейные английские башмаки. На войне, как и на охоте, обоняние здорово помогает. У кафров некоторые воины, когда в ночной набег идут, чтобы скрыть человеческий запах, обмазываются коровьим навозом или пахучей травой натираются…

— Кончайте болтать, скоро рассвет, — напомнил Лукас.

Время тянулось медленно, дождь прекратился и появились звезды, над горизонтом повис тонкий серп месяца. В предрассветной тишине небо на востоке начало сереть, все отчетливее проступали очертания окрестных холмов и вершины далеких Драконовых гор. Обозначилась долина реки Тугела, берега которой упорно защищали другие бурские коммандо, не давая противнику прорваться в южные районы Трансвааля. Светало по-африкански быстро, и с гребня, на котором располагался Лукас со своим штабом, уже отчетливо можно было различить батальонные колонны британской пехоты, продирающиеся через низкий кустарник.

Стало ясно, что во время ночного марша некоторые из них потеряли заданное направление и теперь пытались исправить ошибку. Между потерявшими порядок колоннами суетились офицеры и сержанты, старались развернуть роты в боевую цепь точно по уставу — в затылок друг другу, на дистанцию в шесть шагов одна от другой. Отдельной кучкой сбились старшие офицеры, и от них к колоннам спешили с приказами посыльные.

С первыми лучами солнца ударили все английские батареи, над окопами буров поднялись столбы дыма и пыли. Артиллерия не жалела снарядов, но в ответ не прозвучало ни одного выстрела, немногочисленные стрелки сидели в укрытиях и не подавали признаков жизни. Под ними, на склонах, там, где залегли коммандо, все было неподвижно, лишь утренний ветерок шевелил траву.

Расстрел английских колонн начался с дистанции всего в двести метров. Все холмы внезапно засверкали вспышками выстрелов. Первыми упали офицеры, быстро рассеялась кучка штабных, и санитары уже тащили кого-то в тыл. Солдаты отвечали беглым огнем, но каждая пуля буров находила цель, и поредевший головной батальон не выдержал. Его остатки покатились назад, увлекая за собой и другие колонны.

На помощь пехоте вылетела конная батарея. Видимо, командовал ею храбрый офицер, так как не побоялся поставить свои орудия на короткую дистанцию картечного выстрела. Не испугались картечи и буры, им — засевшим среди камней — она и не могла нанести значительного урона. Но орудия стреляли недолго. Номера расчетов один за другим выходили из строя, вместе с лошадью рухнул и командир батареи. Его помощник махал ездовым, чтобы срочно уводили орудия с этой гибельной позиции. Меткий выстрел сразил и его. Падали убитыми люди и лошади, буры никого не подпускали к орудиям и зарядным ящикам. Ценой больших потерь артиллеристам удалось вывезти только одно орудие, три других пришлось бросить, хотя с них успели-таки снять замки.

Солнце уже поднялось над холмами и даже стало припекать. После долгой пальбы английские батареи замолчали, но много солдат еще оставалось у подножья холмов и, укрывшись в кустах, безуспешно пыталось вести перестрелку с бурами.

— Лукас, можно идти в контратаку. Если займете вон ту вершину, отрежете англичанам пути отхода. Ваши стрелки ни одному из них не дадут уйти за ручей, — предложил Николай.

— Нет.

— До холма же недалеко, а ложбину перед ним можно быстро перебежать. Если даже они откроют огонь, ваши потери будут совсем небольшими.

— Да, потери будут. И будут убиты мои земляки и соседи. Как потом мне смотреть в глаза их родным? — ответил Лукас. — Я простой крестьянин и фельд-корнетом стал только во врерля войны. Посылать своих земляков на смерть, чтобы захватить этот холм, не могу. Запомни, нас, буров, очень немного, если все погибнем, кто будет этой землей владеть? Англичане? Немцы? Может быть кафры?

Из окопов сообщили, что на позициях англичан замечено какое-то движение. Видимо, их командование решило спасать пехоту от полного истребления. Среди холмов появилась вереница пулеметных двуколок, а в небо поднялся воздушный шар, под которым в корзине поблескивали линзами биноклей наблюдатели. Самое современное оружие пустили в дело!

— Ну, теперь они расположение коммандо узнали и начнут поливать свинцом, так что никто и носа не высунет, — заметил Николай. — Лукас, мне пора. Как только сделаю первый выстрел, прикажи выкатывать макеты.

Пулеметы открыли такую стрельбу, что от ударов пуль над скалистыми склонами поднялись облака пыли. Пока одни двуколки вели непрерывный огонь, другие подкатывались все ближе, и под их прикрытием пехота вновь поднялась в атаку.

Николай кубарем скатился в лощину.

— Орудие к бою!

Не зря Кузьма гонял свой расчет, пушку на руках вымахнули на гребень на одном дыхании. Прицел увеличивал расстояние, и двуколки видны были как на ладони. На ближайшей из них чернявый детина ворочал пулеметом как игрушкой. Он сразу же заметил появление пушки и что-то кричал другим, показывая в ее сторону. Николай поспешно выстрелил и промазал. Видел, как взрывом сорвало с чернявого фуражку, а ездовой повис, вцепившись в уздечки испуганных мулов, не дал им сорваться с места. Промазал и во второй раз. Обложил себя последними словами, стиснув зубы, припал к прицелу, ввел поправку.

Понимал, что сейчас добрый десяток англичан рассматривают его самого в бинокли и поспешно вычисляют данные для стрельбы. Хорошо еще, если приняли макеты за настоящие пушки. Краем уха услышал, как на правом фланге захлопали горные орудия. Конечно, дистанция для них велика, но пусть тоже наводят страх.

Спешил и пулеметчик, ему стрелять по находящейся выше него цели было трудно, но пули свистели над самой головой. Сейчас он сделает поправку, возьмет чуть ниже, и «мадам» вновь осиротеет.

Третья фаната легла, точно в цель, на месте двуколки блеснул разрыв, во все стороны полетели обломки. Следующие две расстрелял как мишени на полигоне, на каждую истратил по гранате. Остальные поспешно повернули назад, следом за ними покатилась с горы и пехота. Им вдогонку сделал два выстрела и еще одну двуколку перевернуло вверх колесами.

Совсем увлекся и начал было ловить в прицел следующую, но почувствовал, что Кузьма колотит кулаком в спину.

— Ваше благородие, пора! Сейчас они начнут!

Вновь подхватили пушку и поспешно скатили ее в лощину. Там уже встречал Лукас, обнял, расцеловал.

— Никогда такой стрельбы не видел! Даже и не думал, что из пушки можно так точно стрелять! Вот это мастерство! Но сейчас, пока англичане в себя не пришли, быстро уезжайте отсюда.

Англичане и верно с ответным огнем опоздали. Начали вразнобой, но работали основательно — на том месте, где стояла пушка, всю землю перепахали, а макеты размолотили в мелкую щепу.

В тот же день в сумерках расчет Николая скрытно занял новую позицию на крайнем левом фланге. Место на плоской вершине холма присмотрели заранее и за ночь успели выложить бруствер и укрыть орудие ветвями. Коммандо, которое держало на холме оборону, ушло на усиление центра, оставив для прикрытия орудия два десятка стрелков. Вид с вершины на окрестности открывался великолепный, но, как говорится, на войне что просматривается, то и простреливается. Поэтому, когда на подступах к холму показалась рота англичан, стрелки, им в помощь Николай послал и своих парней, еще издалека встретили противника беглым огнем. Прячась за камни и перебегая с места на место, создали видимость большой силы, но и стреляли довольно точно. Поэтому после первых же потерь рота попятилась. Видно, вспомнили вчерашний разгром.

На левом фланге наступило затишье, но сражение опять грохотало в центре, дальние раскаты артиллерийской стрельбы доносились и из долины Тугелы. Противник непрерывно прощупывал оборону буров, искал в ней слабые места.

Около замаскированной пушки остались лишь часовые, все остальные, чтобы не мозолить глаза английским наблюдателям, укрылись в кустах на обратном скате холма. Здесь все тот же расторопный ординарец Лукаса и нашел артиллеристов. Но пришел он не один, привел четырех тяжело нагруженных кафров-носильщиков.

— Это вам фельд-корнет в подарок за вчерашнюю стрельбу посылает, — сообщил он. — Наши за траншеи ходили, два исправных пулемета подобрали, а винтовок и патронов набрали без числа. Там все кусты солдатскими ранцами, офицерскими сумками и другим добром завалены.

— Как там на главной позиции?

— Англичане обстрел ведут непрерывно и окапываются, но пока не наступают. Мы узнали, что во время вчерашней атаки погиб их генерал, командир бригады, раненых и убитых офицеров оказалось 70 человек, а солдат около тысячи.

— Быстро у вас разведка работает.

— Стараемся, — усмехнулся ординарец. — Вы тут будьте начеку, к англичанам новые силы подходят, могут атаковать внезапно.

Караулы усилили, но пока все было тихо, и гарнизон на холме отдавал должное полученным подаркам. После надоевшего вяленого мяса и черствых лепешек лакомились английскими мясными и фруктовыми консервами, ароматными кексами.

Одно было плохо, ближайший родник находился в самом конце заросшего оврага, и добираться до него приходилось не меньше часа. Правда, ординарец оставил одного из своих носильщиков и приказал этому, уже седому, но еще бодрому на вид человеку заняться доставкой воды.

Так и коротали долгую дневную жару, а ночами грелись у небольшого костра. Николай чередовал наблюдателей, часто и сам лежал в камнях, изучал местность в бинокль. Кузьма заявил, что от такой жизни и чая с клубничным джемом его голова пошла на поправку, и снял повязку. Скуки ради расспрашивают седого водоноса о его житье-бытье, но беседа не клеилась. Больше объяснялись на пальцах, знакомых обоим слов оказалось мало, а буры не желали принимать участия в разговоре. Тоже скучали. Некоторые было попросились в лагерь на побывку, но Николай не пустил. Чтобы расчет не бездельничал, придумывал работы — лошадей почистить, снаряды протереть.

Часы и дни тянулись нескончаемо долго.

Шальной снаряд ударил в склон оврага и еще не рассеялся зеленоватый дым разрыва, как на склоне показался леопард. Пятнистое желто-белое тело хищника четко выделялось на темных камнях. Оглушенный, он выскочил из своего ночного укрытия и застыл, еще не придя в себя от близкого взрыва. Один из номеров расчета поспешно схватился за винтовку, но еще быстрее отреагировал старый водонос. С громким криком он выбил винтовку из рук бура. Все оцепенели от такого его поступка, но прежде чем последовала расправа, кафр уже стоял на коленях перед Николаем. Что-то быстро говорил и целовал землю.

Тем временем леопарда и след простыл.

— Ваше благородие, да он со страху спятил, — предположил Кузьма.

— О чем он говорит? — спросил Николай. В сбивчивой речи понял лишь отдельные слова. Что-то о брате-леопарде и каких-то невидимых «туа». Однако буры слушали все это внимательно, с самыми серьезными лицами. Один из них перевел.

— Кафр говорит, что в тылу у нас скрывается группа бушменов. Их называют «туа» или «люди-невидимки» за способность спрятаться даже на голом месте. Этой ночью они хотели угнать наших лошадей, но испугались леопарда, которого кафр считает своим братом. Все это он узнал сегодня утром, когда рассматривал следы по пути к роднику. Думаю, что на ночь надо выставить добавочных часовых.

— Молодец, старик, — похвалил Николай. — Вы, ребята, дайте ему банку компота, а о том, что он за винтовку хватался, забудьте. Лучше ответьте, откуда здесь бушмены взялись?

— Говорят, в этих краях они еще и до поселения кафров охотились, потом стали у них же скот воровать. Порой и к нам на фермы заглядывают.

— У нас в тылу появляются не в первый раз.

— Здесь, верно, без англичан не обошлось.

— Ваше благородие, я что-то не понял, — вполголоса поинтересовался Кузьма. — Как это зверь кафру родней приходится?

— Обычай у них такой, у кого в родне слон, у кого лев, — улыбнулся Николай. Вспомнил, что в свое время и Макубата утверждал, что происходит от леопарда. — Понимаешь, верят они в это. Считают за честь от сильного зверя свой род вести.

— Англичане появились! — раздался сверху крик часового.

Темная лента конной колонны, словно змея, извиваласьсреди камней. Ползла в обход позиции к дальнему перевалу. Видимо, ее командиры отлично знали, что за ним начинается долина, через которую лежит удобный путь в тылы буров, к единственной железной дороге, соединяющей фронт с Преторией. Шли открыто, были уверены, что вооруженный только винтовками малочисленный гарнизон на холме помешать не сможет, а другие коммандо не успеют прикрыть перевал.

Не напрасно Николай часами изучал окрестности, намечал ориентиры. Пуля до колонны недолетит, а вот снаряд из трехдюймовки достанет. Сейчас следил в орудийный прицел, как колонна подходила к примеченной ранее лощине. Надо, чтобы в нее втянулись, и вот когда поравняются вон с тем плоским камнем… Да их тут не меньше полка! Кто это — драгуны, гусары? Раньше-то по лампасам да разноцветным воротникам сразу можно было определить, а сейчас все в одинаковом «хаки». Форму сменили, а вот двигаться по-новому не научились, едут как на параде, тесной колонной, по трое в ряд.

На вершине холма ни движения, ни звука, только на склоне буры вылезают из своих окопчиков, чтобы получше рассмотреть конных. Но это даже и хорошо — пусть английские наблюдатели за ними и следят.

Не оборачиваясь, спросил:

— Кузьма, сколько у нас шрапнелей?

— Восемь, ваше благородие. Все из одной партии, лягут кучно, — прозвучало из-за ближайшего камня.

— Очень хорошо, приготовь к подаче. На позиции никому не появляться. У орудия встанете по моей команде.

Все! Головной разъезд свернул в лощину! За ним последовала и колонна…

Что-то шевельнулось в груди, комок подступил к горлу. Это что же сейчас сделается? Господи, прости меня грешного!

Голова колонны поравнялась с плоским камнем.

— Заряжай!

Первая шрапнель лопнула точно над передними всадниками, и началось — лязг орудийного замка, оглушительный выстрел, звон выброшенной гильзы. Восемь выстрелов сделали всего за минуту, и опять наступила тишина.

Над лощиной в жарком небе медленно расплывалась ровная цепочка белесых дымков от шрапнельных разрывов, а в самой лощине было все неподвижно. Только несколько обезумевших от страха лошадей пытались выбраться по крутым склонам. Одна волочила за собой сбитого всадника. Остальная часть колонны, потеряв всякий строй, вскачь уходила с места побоища.

Весь расчет вылез на бруствер, замер от увиденного. Первым пришел в себя Кузьма.

— Да никак целый эскадрон положили!

Взглянул на побледневшее лицо начальника, все понял:

— Ничего, ваше благородие, отмолимся!

На этот раз англичане с ответом не запоздали, пристрелочная граната разорвалась довольно близко.

— Лошадей!

Мальчишка-ездовой вихрем вылетел с упряжкой на позицию, вел в поводу коня и для Николая. Орудие и зарядный ящик поспешно облепили номера, помчались вниз по склонуОстался один седой водонос. Как сидел на камне с банкой компота в руке, так и застыл, оглушенный близкой пушечной пальбой.

Николай свесился с коня, схватил старика за пояс, бросил поперек седла.

— Лежи смирно!

Уже позади услышал сплошной грохот разрывов, засвистело и загудело над головой. Горячим ветром дохнуло в спину, острая боль отозвалась во всем теле, что-то теплое потекло по левому боку.

Своих нашел уже за грядой холмов, куда снаряды не доставали. Люди и лошади, все в поту и пыли, приходили в себя после бешеной скачки. Ткнул водоноса в бок:

— Слезай, приехали. Вы, ребята, все целы?

— Николай Васильевич, вы же весь в крови!

Только после этих слов почувствовал, что все тело сводит от боли и что сейчас вывалится из седла. Все поплыло перед глазами.

В себя пришел уже в темноте. Лежал у костра на чем-то мягком, вся грудь туго стянута бинтами. Попросил пить.

— Слава Богу, очнулся! — донеслось воркование Кузьмы. — Вот испейте. Квасок кисленький, бабы в лагере из апельсинов намяли. Наш ездовой за ним специально гонял. Лекарь все как следует сделал, сказал, что утром в бричке прямо в госпиталь доставит. Там, говорит, милосердные сестрички куриным бульоном поить будут, быстро на ноги поставят.

— Где орудие?

— Не извольте беспокоиться, наша «мадам» на новой позиции стоит, тут неподалеку. Часовые при ней, все как полагается. Генерал наведывался, очень жалел, что вы из-за кафра так пострадали. Он и Раджу своего оставил для вашей охраны.

Услышав свое имя, из темноты выступил громадный рыжий пес, лизнул Николая в щеку, угловатую голову положил ему на колени, сочувственно вздохнул. Был этот Раджа ростом с теленка, а шириной груди не уступал иному мужику.

К костру подходили буры, степенно кланялись, от души желали поскорее поправиться. Внимание было приятно, Николай немногословно отвечал, но Кузьма ревниво ворчал, не давал затеять долгий разговор.

Но исключение пришлось сделать для лекаря, невысокого худощавого господина, который решительно прогнал всех посторонних, осмотрел раненого и впридачу обругал Кузьму.

— Что это он у тебя пластом лежит. Найди что-нибудь, подложи под голову, чтобы было повыше.

Из сумки достал что-то, развернул.

— Вот принес, настоящая «балаклава», из мягкой шерсти связана. Голову, шею и плечи закрывает. Примерь.

Николай с сомнением взглянул на вещь.

— Как дышать в такой? Только нос да глаза, торчат наружу. Жать не будет?

— Одевай, одевай. Ночь будет прохладной, а ты много крови потерял. Замерзнешь. Да не сомневайся, англичане не зря своих офицеров и солдат снабжают этими «балаклавами».

— Давайте помогу натянуть, — предложил Кузьма и уже по-русски добавил: — Службу я в Балаклаве начинал, красивое место. Но не знал, что там такие вещи вяжут.

— Это вещь английская, — ответил Николай. — Они когда Севастополь штурмовали, сильно мерзли во время крымской зимы. Вот и придумали такие шлемы, а хранили их на вещевых стадах, которые находились в Балаклаве. Оттуда и название пошло.

Внезапно пес поднял морду и тихонько взвизгнул. Словно извиняясь перед Николаем, ткнулся холодным носом в ладонь, радостно тявкнул и прыгнул в темноту.

— Это он хозяина почуял, — объяснил лекарь. — Лукас едет.

— Давно вас спросить хотел, — не унимался Кузьма, — что это за порода такая? Грива от ушей до хвоста тянется, и волос в ней к голове торчит, совсем не так, как у других собак. Такого пса и не погладишь.

— Это местная порода, называется «риджбек». Отличные сторожа, а при охоте на львов и другую крупную дичь просто незаменимы. К своим добрые и ласковые, но к чужим беспощадны. Говорят, есть в них кровь гиен, потому и грива волосом к носу растет. А Радже еще щенком в корм сухих пауков добавляли.

— Зачем?

— В наших краях есть такие пауки, что за добычей прыжками гоняются. Старики уже давно от кафров узнали, что если пса с раннего возраста порошком из этих пауков подкармливать, то он потом не будет знать страха. Если прикажут, в огонь бросится, один на леопарда пойдет.

Из темноты появился Лукас со своими ординарцами. Раджа ни на шаг не отставал от хозяина, словно привязанный трусил у его стремени.

— О Питер! Ты уже можешь сидеть! Как самочувствие? — Лукас слез с коня, присел у огня.

— Спасибо, держусь.

— Лукас, ты его не очень-то своими разговорами занимай, ему покой нужен, — вмешался лекарь.

— Не буду. Приехал только взглянуть на Питера и еще раз поблагодарить за отличную стрельбу. После нее англичане из окопов боятся и нос показать, но усилили наблюдение. Даже второй воздушный шар с наблюдателями подняли. Надо думать, скоро опять начнут атаки.

— Не извольте беспокоиться, — отрапортовал Кузьма. — Орудие на новой позиции, замаскировано и охраняется. Пусть хоть завтра приходят — встретим, как полагается!

— Как на других участках фронта? — спросил кто-то.

Увидев, что подъехал командир, люди стали подходить отсоседних костров.

— Здесь у нас, на южном фронте, нормально. Англичане наступают от Дурбана, но в горной местности во всю силу развернуться не могут. А вот на западе хуже, там местность более ровная и от Кейптауна ведет прямая дорога. Там нашим парням из коммандо Оранжевой Республики приходится туго.

— А что же Германия? Ведь кайзер обещал нам помочь!

— Кайзер внук британской королевы Виктории. Родные между собой всегда поладят. Да и другие державы ради наших дел не хотят с Англией портить отношения, больше говорят красивые слова о сочувствии и осуждают Лондон. Нам надеяться приходится только на самих себя. Да еще на тех волонтеров, которые не побоялись с оружием в руках прийти нам на помощь.

— Правда, что англичане хотят сменить своего командующего?

— Только что сменили. Теперь главнокомандущим всеми британскими войсками в Южной Африке назначен фельдмаршал Фредерик Робертс. Старый вояка, сражался в Индии, Афганистане, Бирме, Абиссинии. С нами же у него еще и личные счеты — на берегах Тугелы недавно смертельно ранили его сына. Отважный был лейтенант, отход своих прикрывал до конца. А вот нашему соседу повезло: достались десять исправных пушек и столько других трофеев, что обещал и с нами поделиться.

С яростным лаем Раджа сорвался с места. Схватив оружие, буры молниеносно растворились в окружающей тьме. На освещенной площадке у костра остались лишь Николай, Кузьма и лекарь. Ночную тишину разорвал дикий визг, а затем яркая вспытка озарила все вокруг и послышался громовой раскат взрыва.

— С «мадам» беда! — заорал Кузьма и бросился на позицию.

— Что случилось? — мучаясь от собственной беспомощности, Николай попытался встать.

— Лежи тихо, — лекарь с силой прижал его к земле. Зашептал в самое ухо: — Мы с тобой у огня как две мишени, из темноты пулей или копьем любой достанет. Притворись мертвым, пока наши не вернутся…

Они вернулись, но уже издали по громким проклятьям Кузьмы можно было понять, что случилось худшее.

— Ваше благородие! Что же это такое! Обоих часовых зарезали, а у пушки ствол разворотили. И кто сделал — мальчишки-кафры. Что б их всех!..

— Это не кафры, а бушмены. Они все низкорослые, — поправил его Лукас. — Ничего не скажешь — прирожденные охотники. Часовых сняли без шума и динамитную шашку успели в ствол заложить, но пес их издалека почуял. Одного успел загрызть, а второго у самой пушки подмял, но тут фитиль догорел и рвануло. Погибли все.

— Раньше англичане бушменов только в разведку посылали, а сегодня и динамитом снабдили, — сказал один из ординарцев. — Видно, «мадам» им поперек горла пришлась.

— Немедленно скачи в лагерь, бери людей и собак. Утром начинайте прочесывать местность, чтобы к вечеру ни одного живого бушмена поблизости не осталось, — жестко приказал Лукас.

— Орудие в каком состоянии? — негромко спросил Николай.

— Ваше благородие, в дульной части вот такая трещина, — Кузьма показал на пальцах. — Ствол разворотило, он теперь, как труба у граммофона.

— Это ничего, «мадам» еще подаст голос. Отвезите ее в Преторию, к французским инженерам, к Леону или Грюнбергу, они такой ремонт уже делали. Одной гаубице ствол укоротили всего на несколько сантиметров и она опять работает… Кузьма, накрой меня еще чем-нибудь. Знобит.