Русский Бокондо

ГЛАВА 44

Путешествие к реке Замбези явно затягивалось, вторую неделю фургоны медленно двигались по плоской равнине, покрытой сухой травой. Время от времени встречались цепи низких песчаных холмов, с зарослями колючих кустарников, грязно-белые пятна солончаков и небольшие лужи с соленой водой. Причудливые нагромождения серых обветренных валунов служили ориентирами проводнику каравана — старому морщинистому буру с голубыми, как незабудки, глазами. Он зорко посматривал по сторонам, и от его внимания не укрывались ни действия двух помощников кафров, ни поведение каждого из 60 быков, впряженных в три крытых фургона. Два из них, загруженных мешками и тюками, принадлежали самому проводнику, на третьем ехал молчаливый бур и его худенькая жена с ребенком на руках.

Николаю нашлось место на передаем фургоне, и он с интересом слушал рассказы проводника. Бур с женой держались особняком, и только один раз, заметив обручальное кольцо на пальце у Николая, женщина задала вопрос, почему он едет без жены.

— Осталась в Джоуберге, ждет ребенка, — ответил Николай и, чтобы не показаться невежливым, в свою очередь спросил: — Сколько вашему?

Женщина испуганно взглянула на него, судорожно прижала к себе малыша и прошептала:

— Это наш последний. Двое умерли в концлагере у англичан.

Позднее проводник бросил Николаю:

— Оставь их, у людей горе. Они теперь боятся чужих, особенно иностранцев. Какая семья была, четыре брата, богатое хозяйство. Всех перебили и дома их пожгли, ничего не осталось. Смогут ли эти несчастные на новом месте такое забыть?

Старик Тонтела стал спутником Николая.

Прощаясь на берету полупересохшей Лимпопо Макубата сказал:

— Хозяин, ты могучий и хитрый воин, там на севере свои порядки и обычаи, тебе нельзя появляться без слуги. Тонтела хорошо знает те места, куда вы держите путь. Он будет носить твою сумку с инструментами, позаботится о тебе. Так повелел индуна Мативане.

— Ты говорил, что индуна тоже направился на север. Почему же сам не последовал за ним?

— Мне понравилась городская жизнь. Как только кончится война, смогу наконец-то жениться и заведу много- много детей, — толстые губы Макубаты расплылись в улыбке. — Только я не буду жениться так, как это сделал ты, хозяин.

— Ты что имеешь в виду?

— Тонтела приехал следом за нами, сообщил, что в городе только и разговоров, что о динамитной свадьбе по-русски. Над английскими агентами все смеются, сколько их собралось, а одного человека не смогли задержать.

— Пострадавших много?

— Всего двое. Одному кисть руки оторвало, другому выбило глаз. Но теперь люди врут, будто бы вся улица была завалена трупами.

— Если ты вернешься в город, то тебя власти привлекут к ответу за то, что мне помогал.

— Не беспокойся, хозяин, официально меня в Джоуберге и не было. Видели, что бежать тебе помог какой-то кафр, но белые же плохо запоминают наши лица. Ну, а черные будут молчать. Я действительно служу в конной зулусской полиции. В сельской местности и в черных кварталах англичане без нас как без рук. Если возникнут вопросы, то легко докажу, что все это время находился совсем в другом месте. Как говорят, чтобы маленькая рыба ела досыта, ей надо дружить с большой. Индуна одобрил мое решение остаться, а сам уехал, чтобы стать одним из ближайших советников великого и могучего литунга Леваника.

— Это кто такой?

— Повелитель обширного государства на берегах реки Замбези. Много лет назад его основали наши родичи, которые ушли на север. Может быть, и тебе выпадет высокая честь видеть этого великого вождя.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз. Мне давно уже пора вернуться домой. Пожелаю тебе удачи, за эти годы ты, Маку- бата, стал настоящим воином— Учился у тебя, хозяин. Только дорога домой бывает длиннее, чем из дома.

— Это уж как получится.

— Еще у нас говорят, до старости доживает не носорог, идущий напрямик, а осторожная гиена.

— Я понял, Макубата.

День проходил за днем и миля тянулась за милей. Чтобы не погубить быков, ехали только в прохладные утренние и вечерние часы. Днем солнце палило нещадно, и из близлежащей пустыни Калахари, как из паровозной топки, тянуло нестерпимым жаром. Порой в горячем мареве над горизонтом возникали зыбкие миражи — покрытые лесом горы и светлые озера. Из-за однообразия окружающей местности казалось, что караван совсем не двигается и быки просто месят песок возле одних и тех же кустов.

Стало трудно с водой. Соленую жижу из луж быки отказывались пить, а люди с отвращением глотали свои маленькие порции вонючей воды из бочонка, которую на стоянках выдавал проводник. Он сокрушался о том, что в нынешнем году уродилось мало диких арбузов, сладкая мякоть которых много раз выручала в прошлых походах. Хуже всего приходилось малышу бура, пить протухшую воду он отказывался наотрез.

На помощь пришел Тонтела. Он долго изучал окрестные заросли и, найдя наконец какое-то ползучее растение, стал возле него ударять камнем по земле. После каждого удара замирал и прислушивался, приложив ухо к самой земле. Наконец издал радостный крик и принялся копать. Вскоре извлек странный клубень размером с человеческую голову и торжественно вручил его женщине. Посоветовал снять толстую бурую кожуру и выжать сок из бледной пористой мякоти. Действительно получилась почти полная кружка мутноватого сока. Предварительно попробовав его, женщина сообщила, что он напоминает яблочный сок, а Тонтела заверил, что этот клубень часто выручает местных охотников.

Однажды во время дневной стоянки один из погонщиков подбежал к проводнику и принялся с жаром что-то говорить. Заинтересованный Николай подошел поближе и понял, что речь идет об опасности, угрожающей каравану. Заметив, что старый бур очень серьезно слушает это сообщение, на всякий случай взял из фургона карабин.

— Что случилось? Патруль? Львы?

— Появился Цанг, — мрачно буркнул проводник. — С самого утра чувствую, что-то должно случиться.

Крепче привяжите быков и все укройтесь в фургонах. Как только спадет жара, уходим из этого места.

— Что это такое? Можно взглянуть?

— Один не ходи, возьми провожатого, и оба быстро возвращайтесь.

К счастью, идти оказалось недалеко. Шедший впереди погонщик остановился и молча показал на низкий колючий куст, на ветке которого неподвижно сидел богомол. Не тощий, похожий на сухой сучок, а крупный, длиной в добрую пядь, ярко-зеленого цвета. Он повернул треугольную головку, и два его больших выпуклых глаза уставились на подошедших людей. Словно в знак приветствия богомол поднял свою переднюю лапку, увенчавшую крючковатыми коготками.

— Цанг велит нам уходить, иначе случится беда, — погонщик потянул Николая за рукав. — Вот, уже начинается!

Воздух над дальними кустами начал густеть и нечто длинное, с развевающимися то ли волосами, то ли перьями, встало, качнулось раз-другой и исчезло. За спиной кто-то прошелестел в траве, негромко зашипел, горячо дохнул в затылок. По ближайшему склону, словно стайка бесенят, скатились и пропали клубочки пыльных вихрей.

В лагере уже были потушены костры, животные стреножены, а люди укрылись под фургонами. Сидя рядом с проводником, Николай спросил:

— Понимаю, что такая сильная жара вызывает движение воздуха и возможна песчаная буря, но причем здесь богомол?

— Бушмены и некоторые кафры это насекомое за бога почитают, зовут Цангом. Верят, что он следит за порядком на земле и в пустынной местности является путникам, предупреждает их о грозящей опасности. Ты не улыбайся, встреча с богомолом — примета верная. Меня она никогда не обманывала. Мы и правда слишком уж близко подошли к краю пустыни. Думаю, что линию патрулей уже обошли. Вот переждем бурю и повернем прямо на север.

Тем временем поднялся сильный ветер и целые стаи пыльных вихрей метались среди зарослей. Они становились все выше и толще и скоро уже массивная желто-бурая колонна песка двигалась мимо стоянки каравана. В высоту она достигала метров пятьдесят, а над ней вращалось грибовидное облако пыли. Извиваясь и покачиваясь, смерч двигался с жутким свистом и шипением, вырывая на своем пути пучки травы и целые кусты.

Внезапно он повернул в сторону и приблизился к фургону, под которым укрылись Николай и проводник. Сверху посыпались песок, мелкие камни, ветки, и фургон встряхнуло так, словно он на полном ходу налетел на какое-то препятствие. Раздался сильный треск, и смерч распался на две колонны меньшего размера. Одна из них рассыпалась, но другая уползла в заросли, оставив на земле кривую борозду.

Смерч наделал бед, сорвал с фургона часть верха и разбросал вокруг тюки с материей и мукой, которые проводник вез на продажу. Лежавшие сверху одеяла унесло, и их пришлось собирать по окрестным кустам. А вот шапка одного из погонщиков совсем пропала. Сам он имел неосторожность в последний момент вылезти из-под фургона, чтобы укрыться от приближающегося смерча под соседним. Но добежать не успел, воздушная волна сбила его с ног и швырнула в кусты. К счастью, бедняга отделался лишь испугом, легкими ушибами и царапинами.

На следующее утро караван резко повернул на север.

Прошло еще несколько дней пути и местность заметно изменилась. Кончились заросли кустов и песчаные поляны, все чаще стали встречаться деревья, которые, словно в парке, стояли друг от друга на почти одинаковом расстоянии. Многие из них сбросили листву на время сухого сезона и не давали никакой тени. Их вершины сливались в однообразную серую ленту, которая скрывала горизонт и не позволяла смотреть вдаль. Старый бур пояснил, что началась саванна, и уверенно вел караван от одного источника воды до другого. Жажда уже не донимала путников.

Каждое утро в сопровождении Тонтелы Николай отправлялся на охоту. Теперь на пути встречались не только немногочисленные стада жирафов, плавно скользивших сквозь заросли, но и какие-то крупные антилопы с длинными кривыми рогами. Сухие заросли кончились, и на травянистых полянах зверья было предостаточно. Раздобыть дичь не составляло особого труда. Тонтела неплохо разбирался в следах, а Николай редко давал промах.

Правда, первая охота началась с большого конфуза. Николай не торопясь подходил на верный выстрел к стаду мелких светло-рыжих антилоп с белыми боками. Тонтела неслышно крался позади, сжимая в руках ассагей, с которым теперь не расставался. Негромкий, словно пистолетный, выстрел раздался справа, и фонтанчик пыли брызнул совсем рядом.

Реакция у Николая была хорошей всегда, а за время войны он научился действовать мгновенно. Метнулся за ближайший ствол дерева и дважды выпалил по кустам справа. В ответ щелкнуло откуда-то сверху, и третий выстрел сделал навскидку в переплетение древесных ветвей. Только тогда и сообразил, что человек не может скрываться среди этих тонких сучьев и что последний выстрел сделал в чистое небо. Осмотрелся по сторонам и увидел, как из-за соседнего дерева показалось испуганное лицо Тонтелы.

— Маета, ты здоров?

— Что это трещало?

— Это лопаются стручки дерева «миомбо», в сухой сезон пришло время их созревания. Белые люди называют его «стреляющим деревом».

Словно в подтверждение слов Тонтелы, громкий треск раздался с другой стороны и крупные семена, словно картечь, шагов на двадцать разлетелись вокруг. Но теперь этот звук уже не казался похожим на выстрел.

Николай плюнул с досады. Чтобы как-то исправить неловкость, пошутил:

— Это, наверное, ваш Цанг меня сбил с толку.

Но Тонтела к этим словам отнесся весьма серьезно.

— В этих краях Цанг уже не властен. Здесь верят в великого Молимо, который принимает вид змея или слона. С первой добычи ему лучше оставить часть, а то он может наслать такую жару, что человек сойдет с ума.

На том и порешили. После удачной охоты оставили в кустах для Молимо голову антилопы.

Чем ближе подходили к долине Замбези, тем больше становилось животных. Большие стада самых разнообразных антилоп встречались постоянно. Проводник и Тонтела называли их породы, но Николай даже и не пытался запомнить, у кого из них какие рога, какие пятна на шкуре и какие повадки.

Зебры, кабаны, страусы, буйволы и другая живность паслись повсюду, в иных местах берега озер и ручьев казались белыми от собравшихся там пеликанов и цапель. В тени деревьев, которые не сбросили листву, кормились слоны, высоко задирали хоботы и целыми охапками обрывали молодые побеги. Иные из них бивнями срывали кору с приземистых пузатых баобабов, чтобы полакомиться их мягкой и сочной древесиной. Неподалеку дремало семейство львов, переваривавших свою ночную добычу.

Но по ночам к лагерным кострам львы приходили целыми стаями. Два могучих риджбека, с которыми всю дорогу не расставался проводник, только глухо рычали при виде вспыхивавших в зарослях чужих глаз. Псы отлично понимали, что силы слишком неравны и от фургонов не отходили. Николай взялся было за карабин, но проводник остановил его.

— Не трать патроны зря, всех их не перестреляешь.

— Так нападут же, вон как грозно ревут!

— Это голодные львы в кустах страдают, а на добычу идут вожаки-самки. Ты подожди, пока какая-нибудь из них не осмелится выйти на свет костра.

Немного погодя одна из львиц действительно выступила из темноты. Псы яростно взвыли, заволновались стреноженные быки, но проводник выстрелил без промаха. Утром он отрубил голову львице, содрал с нее шкуру и все это укрепил на крыше одного из фургонов. Так потом и ехали, сопровождаемые тучами мух и запахом падали. Но теперь по ночам львы не подходили к лагерю близко.

Самыми активными охотниками в саванне были пятнистые собаки. Большеглазые, с широкими ушами, они неустанно следили за всем происходящим. Их шкуры, покрытые белыми, желтыми и черными пятнами, позволяли внезапно исчезать и так же внезапно появляться среди густой травы и кустов. Несколько раз можно было видеть, как они выслеживают отставших от стада антилоп и зебр, а потом быстро расправляются с ними.

Глядя на их охоту, Николай только головой покачал — действуют точно по учебнику тактики: разведка, погоня, засада…

На проходивший мимо них караван звери, казалось, не обращали внимания, но все же с дороги уходили и держались на приличном расстоянии. Проводник и сам порой останавливался, чтобы пропустить идущие на водопой стада буйволов. Тем более, что грузные быки, словно боевые патрули, окружали самок и телят и весьма недружелюбно посматривали на всех встречных. Пережидали и слонов. Эти шли плотным строем, уверенные в своей силе и неуязвимости, но старались и сами не приближаться к людям. Только один раз трое слонов преградили путь фургонам, встали поперек дороги, грозно растопырив уши. Средний из них вытянул хобот и громко завизжал.

— Спокойно, не надо бояться, — сообщил проводник. — Это слонихи-девчонки, им лет по десять — двенадцать. Они просто шалят, нас пугают. Сейчас сами уйдут.

Из-за кустов бесшумно появилась серая громада с длинными кривыми бивнями — видно, кто-то из вожаков стада. Осуждающе хрюкнула, и озорницы исчезли в зарослях.

— На этих равнинах места всем хватает, между собой звери умеют ладить. Хищники нападают, только если они голодны, да и то убивают больше больных и старых. Люди здесь почти не бывают, предпочитают селиться поближе к Лиамбье или «Большой воде». Она же Замбези, но так ее чаще называют англичане и другие поселенцы.

— Ну вот когда города и дороги здесь построят, то зверям места и не останется. Будут фермеры землю пахать, а в саванне пасти коров и овец.

— До этого дойдет не скоро, — проводник хлопнул себя по колену, а затем раскрыл ладонь. — Смотри, вот самая опасная тварь в этих местах. Если бы не она, то местные племена давным-давно и сами бы эти земли заселили.

Николай увидел довольно крупную бурую муху с поперечными желтыми полосами на брюшке. Догадался.

— Это и есть муха це-це?

— Она самая. Из-за нее нам и приходится петлять, обходить болота и низины, а через ручьи переходить только в прохладные часы. Иначе от ее укусов все наши быки давно бы передохли, да и мы сами могли бы тяжело заболеть.

— Есть от нее какие-нибудь средства?

— Европейские врачи ищут, а африканские знахари смешивают коровий навоз с жиром льва и обмазывают быков. Говорят, что некоторым помогает. Но лучше всего просто обходить стороной все низины, где обитает эта муха и к тому же иметь запасных быков. Вот когда построят железную дорогу, можно будет до Замбези добираться быстро и безопасно.

— Нам-то долго еще до нее добираться?

— Думаю, завтра и начнем спуск в долину.

На следующий день утро было ясным и с перевала открылся чудесный вид. Цепи поросших лесом гор — зеленых, синих, голубых, — словно морские волны, уходили вдаль и сливались у самого горизонта. Спуск к «Большой воде» прошел нормально и через некоторое время уже можно было различить странное белое облако, неподвижным столбом вставшее над долиной. Не дожидаясь вопроса, проводник ткнул кнутовищем в его сторону.

— Это облако брызг и водяной пыли над водопадом. Его видно уже за сорок километров. Сейчас в верховьях Замбези идут дожди и вода в реке стоит высоко. Когда будешь рядом с этим водопадом, от его шума не услышишь собственного голоса. Местные племена считают, что в нем обитает грозное божество, молятся ему и жертвы приносят. На их языке этот водопад называется «Моси-оа-тунья», что значит «дым, который гремит».

— Первый раз слышу это название.

— Теперь его все чаще именуют водопадом Виктория. Его открыл английский путешественник Давид Ливингстон. Лет пятьдесят назад он одним из первых европейцев добрался до этих мест, а потом описал водопад в своей книге. Назвал его так в честь британской королевы Виктории.