Рыцари веры

XVIII ПОКУПКА ЛОШАДИ

Прошло несколько дней после описанных нами в предыдущей главе событий.

Условия договора, заключенного между капитаном Ватаном и Дианой де Сент-Ирем, были строго выполнены.

Девушка и ее брат после двадцати четырех часов заключения были выпущены на свободу почти у самых дверей их дома.

Ярость графа де Сент-Ирема не имела границ. К несчастью, похитители так хорошо приняли все предосторожности, что молодые люди решительно не могли догадаться, с кем имели дело.

Врагам их, по всей вероятности, суждено было остаться навсегда неизвестными.

Жак, очень опытный в проделках всякого рода, отнесся бы хладнокровно к неудаче, если бы не случилось другого обстоятельства, какое ставило его в крайне затруднительное положение.

Несмотря на полученное приказание проводить брата и сестру до угла улицы, где они жили, бездельники Нового Моста, знавшие о мешке, набитом пистолями, который хранился у девушки, не могли устоять против искушения отнять его; в самых вежливых выражениях, почтительно извиняясь, Макромбиш и Бонкорбо вытребовали пистоли у Дианы де Сент-Ирем.

Это было очень важно, потому что молодые люди остались без гроша и не имели средств достать денег.

О том, чтобы опять просить их у отца Жозефа, нечего было и думать.

Те немногие пистоли, которыми снабдил их мрачный монах, достались с большим трудом. Убедить его выдать еще было положительно невозможно.

Оставалось прибегнуть к ростовщикам, которых в Париже было тогда очень много.

Диана с глубокими вздохами должна была решиться заложить одну за другою все драгоценные вещи, а Жак со своей стороны прибегал к тысяче разных средств, чтобы как-нибудь достать денег, но все напрасно, ничего ему не удавалось. Положение становилось все более и более отчаянным.

Возвращаясь однажды вечером домой, Жак услышал, что сестра его напевает веселую песенку.

Он остановился и, покачав головой, подумал:

- Ого! Это что? Моя милая Диана не стала бы терять времени напрасно в распевании песенок, если бы не было чего-нибудь более интересного. Ну, я оживаю! Ах, какое счастье! Я слышу запах мяса, и мне, кстати, очень хочется есть!

Несчастный целые сутки ничего не ел. Пение между тем не прекращалось.

«Что-нибудь случилось,- подумал граф.- Мы, вероятно, получили наследство… да, другого ничего нс может быть. О, какая скверная вещь нищета! Как она изменяет людей! Ах, будь у меня пятьдесят тысяч дохода! Но их, к несчастью, нет. Я даже не обедал сегодня, что вовсе не весело. Пойду посмотрю, почему сестра так весело поет. Последние два-три дня я нахожу ее какой-то таинственной. Нет ли у нее… Черт возьми, это очень возможно! Посмотрим!»

Рассудив таким образом, Жак открыл секретную дверь и вошел к сестре.

Диана была одна. Она пела и с детской веселостью подбрасывала два апельсина - фрукт, очень редкий в Париже.

- Вот как! - остановился граф в изумлении.- Что ты делаешь, Диана?

- Забавляюсь, как видишь.

- Да, и очень даже, Скажи мне, в чем дело, сестренка, чтоб и я мог позабавиться. Мне это необходимо; поверь, мне вовсе не весело.

- А мне, Жак, наоборот, очень весело; я никогда не была веселее. Видишь ли, Жак, все вы, мужчины, заметь, я говорю только про самых отчаянных,- не более как глупцы.

- Неужели?

- Да, братец,- это верно.

- Знаешь, Диана, я всегда так думал.

- А я в этом уверена.

- А если ты так уверена, значит, это справедливо.

- Наверно.

- Не буду спорить. Тебе это, очевидно, должно быть лучше известно.

- Ах, как мне хочется есть, а тебе? - спросила она, небрежно закрывая глаза.

- Вот милый вопрос! Ведь я два дня не ел.

Девушка громко рассмеялась.

- Ты смеешься,- грустно сказал он,- но посмотри на меня! У меня остались только кожа да кости, платье болтается, как на вешалке.

- Но, Жак, не будешь же ты плакать!

- Хорошо, оставим этот разговор. Итак, ты сказала, что чувствуешь аппетит, а я ответил, что очень голоден. Что дальше?

- Боже мои, братец, я, право, не знаю, где у тебя голова. Позови Лабрюера; ужинаешь ты со мной или уйдешь куда-нибудь?

- Нет, мы будем ужинать с тобой вдвоем у камина, как добрые брат с сестрой; наконец, чтобы съесть кусок хлеба с чесноком, я не вижу необходимости идти распространять зловоние в городе.

- Ну, Жак, друг мой,- сказала она иронически,- ты действительно настоящий мужчина!

- Смею надеяться,- сказал он, выпрямляясь и подбочениваясь,- но почему ты сказала это?

- Потому что ты так же глуп, как все мужчины; позови Лабрюера, пожалуйста.

Лабрюер и Магом, как и их господа, теперь редко завтракали или ужинали.

Первый, от природы очень ленивый и постоянно сонный, проводил всю жизнь, лежа в передней.

Услышав зов, он лениво встал и, переваливаясь, вошел в комнату.

- Возьми,- подала ему Диана два пистоля,- и принеси ужинать.

Слуга стоял с протянутой вперед рукой и изумленно смотрел на монеты.

- Ну что же ты? - спросила девушка.- Что ты глядишь, точно какой-нибудь идиот?

- Не сердись на него, сестра. Этот дурачина отвык видеть серебряные монеты и не верит своим глазам. Ну же, торопись, животное.

Лабрюер схватил наконец деньги и что есть духу бросился вниз.

- Вот как! Значит, мы стали богаты? - спросил граф, смеясь.

- Ну… скажи мне, Жак, давно ли ты видел графа дю Люка?

- Pardieu! Ты знаешь, что я никуда не хожу. Где же я мог его видеть?

- А я видела.

- Да?

- Да, и уверяю тебя, он прелесть…

- Неужели?

- Знает чудные вещи и ничего не скрывает от женщины, которую любит, если только она сумеет заставить его говорить.

- А! - отвечал Жак, выпучив глаза па сестру,- А женщина, которую он любит?…

- Это я, ты не знал? О чем же ты думаешь?

- А, вот как! Начинаю понимать!

- Слава Богу! Немало времени тебе нужно для этого.

- Но подумай же, сестра, любой ум затемнится, если в продолжение сорока восьми часов ходишь с пустым желудком.

- Бедный мальчик! - сказала она, смеясь.-Ты, должно быть, очень голоден!

- Не знаю, сколько мне нужно будет пищи, чтоб насытиться.

- Черт возьми! Пора, значит, и нам иметь деньги.

- О да! Давно уже пора. А! Значит, у нас их достаточно?…

- Нет, пока только несколько тысяч пистолей!

- Как ты это говоришь!

- Я говорю, пока только несколько тысяч пистолей.

- Как пока? Но несколько тысяч ведь не мало!

- Ну да, двенадцать или пятнадцать, я сама хорошенько не знаю.

- Ах, Боже мой! Я падаю в обморок… не знаю, правда, от волнения или от голода, но чувствую себя очень слабым; этот славный подарок тебе сделал, вероятно, граф дю Люк? Действительно, он прекрасный человек! Двенадцать тысяч пистолей! Я, признаюсь, был предубежден против него; это честный человек! Он тебе еще обещал?

- Ну да! Он у меня теперь в руках.

- Главное, не выпускай его больше. Я опытнее тебя, Диана. В наше время великодушные люди очень редки; напротив, мужчины стараются жить за счет женщин. Но как же ты все устроила, расскажи мне?

- Я тебе ведь сказала, что у меня было с графиней. Я хотела ей отомстить, и месть удалась. Госпожа дю Люк обошлась со мной как с куртизанкой, я подняла брошенную перчатку, и на этот раз,- прибавила она с улыбкой,- мщение мое будет полным. Ты знаешь, Жак, чего женщина хочет…

- Того и дьявол хочет, это ясно, я всегда утверждал справедливость этого афоризма. Ах, черт возьми, отлично сыграно! Но смотри, Диана, от меня никогда ничего не скрывай.

- Никогда!

- Ты любишь графа дю Люка?

Лицо девушки исказилось.

- Я? - прошипела она,- Я его ненавижу. Этот человек без сердца, глупец, эгоист; я ненавижу его за все оскорбления, нанесенные мне его женой. Скажу тебе правду, Жак, я не буду счастлива, прежде чем не разорю его, не обесчещу, не покрою позором и не предам в руки палачу. Он бросил шпагу, сказав, что голова моя принадлежит палачу, что если он убьет меня, то совершит воровство; вот мы и посмотрим, кто из нас первый, он или я, погибнет от руки человеческого правосудия.

- Слава Богу! Диана! Вот какой я хочу всегда тебя видеть. Милосердный Бог устроил так, что люди и животные только для того и живут, чтобы делать друг другу зло. Будем же делать зло. Мы одиноки в этом обществе, которое нас отталкивает и презирает. Оно объявило нам войну, будем же воевать без сожаления и страха. Мы только отплатим тою же монетой. Когда будем богаты, будем любимы и уважаемы всеми, нас не спросят, откуда у нас богатство и не запачканы ли наши руки в крови. Помни, сестрица, золото смывает все; могущество оправдывает все.

- Я вижу, Жак, ты все тот же верный друг, на которого я могу рассчитывать в данную минуту.

- О да, и днем, и ночью, и всегда. К тому же,- прибавил он с улыбкой,- я кровожаден, когда голоден, и в эту минуту, не будь у меня денег, я продал бы душу сатане за одну простую котлету… лишь бы она была побольше!

- Мне это полезно знать! - сказала она, погрозив ему пальцем.- Вот признание, которым я сумею вовремя воспользоваться.

- О чем ты говоришь?

- О том, что ты сейчас сказал.

- О я несчастный!… - вскричал он комическим тоном.- Я выдал самую громадную тайну; вот что значит не есть двадцать четыре часа; голову совсем потеряешь. Да послужит тебе это уроком, Диана, чтобы ты не задумала когда-нибудь поморить меня голодом. Чтобы я был вполне надежен, я должен хорошо поесть.

- Ты очень мил, Жак; умеешь смеяться и шутить при самых затруднительных обстоятельствах. Зато я тебя в самом деле очень люблю, мой милый брат!

- А я? Не составляем ли мы вдвоем всю нашу семью?

- Это правда, и очень выгодно для нас обоих.

- Да, потому что части наши будут больше, когда придется делить состояние.

- Э! Да ты ничего не забываешь.

- Нужно все помнить, Диана; это лучшее средство не дать себя обмануть. Твоя правда!

В эту минуту в комнату торжественно вошел Лабрюер и громко доложил, что кушать подано.

Граф подал руку сестре, и они пошли в столовую в самом приятном расположении духа.

Ужин длился довольно долго.

Девушка ела немного, зато граф уплетал за троих и, казалось, никак не мог наполнить пустого желудка; если бы сестра не заставила его встать из-за стола, он остался бы там до утра.

Но у Дианы были свои планы, о которых она нс забывала.

- Ну,- сказал он, вставая и выпрямляясь,- теперь я себя чувствую гораздо лучше. Как странно, что немного пищи совсем изменяет расположение человека! Нужно испытать это на себе, чтобы понять.

Войдя в комнату сестры, он расположился в мягком кресле как человек, предполагающий отдохнуть.

Девушка искоса следила за всеми его движениями, но не сделала никакого замечания.

- Вот как! - вздохнул он.- Пусть молния теперь убьет кого хочет, я пальцем не пошевелю для его спасения.

- Жак,- засмеялась Диана,- оглянись на часы.

- Ах, мне так хорошо! Видишь ли, Диана, я, как змей: после еды мне нужно спокойно сидеть; так хорошо поел, что нуждаюсь в отдыхе.

- Не будем шутить, Жак; я говорю очень серьезно.

- Ах, Боже мой! Не укусил ли тебя тарантул, моя бедная сестра?… Не думаю, чтобы ты хотела заставить меня встать раньше, чем через три или четыре часа. Если бы ты знала, как мне хорошо тут сидеть!

- У тебя ли еще Крез? - спросила девушка, не обращая на его слова никакого внимания.

- Крез - моя лошадь?

- Да.

- Ах! Бедное животное, мы уже давно его съели.

- Съели?

- Увы! Да, и с седлом. Чем же я кормил бы бедное животное? Я не имел достаточно и для себя самого.

- Эго правда? - развеселилась Диана.- Ну, ты купишь себе другую лошадь, вот и все.

- Благодарю тебя, Диана. Вот это мило с твоей стороны; будь спокойна, есть одна лошадь, за которою я уже давно слежу. Завтра моим первым делом будет ее покупка.

- Нет, не завтра,- отвечала сестра.

- Но ты понимаешь, если я опоздаю…

- Теперь не больше двух часов…

- О! Это все равно…

- Иди же и купи ее сейчас.

- Что? Что такое? - вскричал он, вскакивая с места.- Что ты говоришь? Пожалуйста, не шути…

- Ты знаешь, Жак, что я никогда не шучу, когда речь идет о серьезных вещах,- сухо отвечала девушка.

- Ого! - воскликнул он, широко открывая глаза,- Значит, мы опять дошли до серьезных дел?

- Увы! Да, мой бедный Жак! Ты думаешь, что люди, которых ты знаешь и которые снабдили нас деньгами, сделали это из одного внимания и расположения к нам?

- О! Я никогда этого не думал, Боже сохрани!

- Так чему же удивляться? Ведь ты знаешь так же хорошо, как и я, что мы всегда должны быть готовы?

- Увы, да! Итак, ты думаешь?…

- Что ты должен торопиться…

- Но куда же, Боже мой?

- О, будь спокоен, я пошлю тебя недалеко!

- Но все-таки нужно ехать?

- Разумеется.

- Куда же?

- В Сен-Жермен. Слушай хорошенько, брат, потому что, повторяю тебе, дело очень серьезно.

- Хорошо, хорошо, не нужно предисловий, признаюсь, они меня очень пугают.

- Изволь, я скажу коротко. Весьма важно, чтобы отец Жозеф получил письмо, которое я напишу, до пяти часов. Это письмо будет заключать в себе важную государственную тайну. Не забудь, что, исполнив это поручение, ты можешь получить богатство.

- Ладно! - согласился он с недовольным видом.- Сколько раз бегаешь за богатством, а его все не поймать.

- Сейчас верь тому, что я говорю, Жак; от тебя будет зависеть его схватить.

- Хорошо, увидим.

- Иди покупай лошадь и, главное, возвращайся скорее.

- Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

- Нет. Я напишу письмо, пока тебя не будет дома.

- Увы! Мне было так хорошо.

Он встал, взял свой плащ и вышел, но сейчас же вернулся.

- Мне вспомнилось,- сказал он,- для покупки лошади нужны деньги.

- Разумеется.

- А у меня их нет.

- Это правда, я и забыла, прости меня, добрый Жак. Боже мой! Как я рассеянна!

Открыв шкатулку, она достала сверток золотых и подала брату.

- Вот, возьми.

- Что это?

- Двойные пистоли.

- Сколько?

- Сто.

- О! Тогда…

Он горделиво вышел, напевая вполголоса куплет какой-то гривуазной ³⁸ песенки.

Двадцать минут спустя граф де Сент-Ирем входил, высоко подняв голову и звеня шпорами, в дом Дубль-Эпе.

Хозяин очень кстати был дома.

- Эй ты! - крикнул граф, обращаясь к слуге.- Поди скажи хозяину, что граф де Сент-Ирем делает ему честь своим посещением.

Слуга почтительно поклонился и исчез.

Почти в ту же секунду явился Дубль-Эпе.

- Друг мой,-сказал ему граф,- мне говорили, что у вас есть лошадь на продажу, серая в яблоках.

- Да, есть, господин граф. Султан, испанский жеребец трех лег. Желаете вы его видеть?

- Я его знаю, мне хотелось только спросить…

- К вашим услугам, ваше сиятельство. Не угодно ли вам попробовать славного испанского вина?

- Ничего не имею против, мой милый. Дела делаются глаже и лучше, когда их поливают. Только я должен сознаться, что предпочитаю португальские вина.

- У меня есть и португальские, ваше сиятельство; один херес де ла Фронтера, который я был бы счастлив вам предложить как знатоку; я уверен, что вы останетесь нм довольны.

- Вот как! Херес - отличное вино. Посмотрим его, попробуем!

Дубль-Эпе сделал знак; слуга побежал и через минуту вернулся с тремя запыленными бутылками и двумя хрустальными стаканами, поставил все это на стол и вышел из комнаты.

Хозяин и посетитель уселись за стол друг против друга.

- Гм! гм! Прекрасное вино, метр Дубль-Эпе. Я всегда говорил, что у вас лучшее вино во всем Париже.

- О! Ваше сиятельство льстит мне…

- Нет, черт возьми! Я говорю истинную правду. Ну, поговорим теперь о нашем испанском жеребце. Во-первых, хороший ли он скакун? Предупреждаю вас, что мне нужен именно такой. Понимаете?

- Отлично понимаю, ваше сиятельство. Я продаю эту лошадь с полным ручательством.

- Это отлично, честное слово!

- Мы знаем, с кем имеем дело, ваше сиятельство!

- Очень хорошо. За ваше здоровье!

- И за ваше, господин граф. Итак, вам нужно хорошего, надежного скакуна. Я думаю, моя лошадь подходит, именно к вашим условиям. Она пробежит не менее пяти лье в час и может скакать шесть часов без малейшего признака испарины.

- Ах, знаете, вы говорите мне прелестную вещь! Удивительно, как в этих бутылках мало вина!

- О граф, их можно заменить другими.- И он откупорил еще одну бутылку.

- Ваша лошадь мне нравится все больше и больше; если только сойдемся в цене, я ее покупаю. Но предупреждаю вас, я ее испытаю через какой-нибудь час; мне как раз нужно попасть скорее в Сен-Жермен, чтобы быть там до пяти часов.

- А! - заметил Дубль-Эпе, нахмурив брови.- Вы совсем не пьете, господин.

- Ваше вино превосходно, но оно слишком горячит.

- Это правда, но вам, я думаю, не в диковину крепкие вина.

- Да, могу согласиться.

- Итак, вы едете в Сен-Жермен?

- Да,- сказал Жак, закручивая усы,- я очень хорошо принят при дворе; у меня есть очень важное послание к монсеньору епископу Люсонскому.

- Вы должны торопиться?

- Да, дело очень спешное.

- В таком случае, граф, возьмите мою лошадь, я отдам ее вам за сто двадцать пистолей; вы знаете, разумеется, что лошади привыкают к известным седлам и мундштукам; я вам отдам ее со всеми принадлежностями за сто шестьдесят пистолей. Согласны?

- Я не люблю торговаться, соглашайтесь за сто пятьдесят, и дело в шляпе.

- У меня не хватает смелости вам отказать; идет, за сто пятьдесят, но за наличные.

- Pardieul Я иначе и не покупаю.

- Пока будут седлать лошадь, мы допьем эту бутылку вина, которое вам, видимо, очень нравится. С вашего позволения, пойду распорядиться.

- Хорошо, а я пока отсчитаю деньги.

- Отлично.

Дупль-Эпе вышел из комнаты.

Отдав приказ седлать лошадь, он вошел в свой маленький стеклянный кабинет, живо написал несколько слов на листе бумаги, сложил его и постучал в стену.

В ту же минуту перед ним очутился какой-то человек.

Дубль-Эпе отдал ему записку.

- Неси сейчас же капитану Ватану. Ты его найдешь на улице Тикетон в гостинице «Шер-Ликорн» с графом дю Люком и Клер-де-Люнем. Беги, Бонкорбо, даю тебе десять минут.

- Будет исполнено,- ответил тот и вышел.

Дубль-Эпе вернулся к графу Сент-Ирему.

- Лошадь оседлана, ваше сиятельство,- доложил он.

- Пистоли отсчитаны.

- Последний стакан? Вы поблагодарите меня за сегодняшнюю покупку.

Через четверть часа Жак, получив от сестры письмо и подробные инструкции, скакал в Сен-Жермен.

Султан был действительно великолепное животное.

Дубль-Эпе вовсе не преувеличивал его достоинств. Жак мог за час доехать на нем до Сен-Жермена.

К несчастью, в полумиле от Парижа с обеих сторон дороги раздалось по выстрелу; граф упал с лошади, как пораженный молнией.

В то же время два человека бросились на него, отняли врученное ему сестрой письмо и деньги, лежавшие в кармане, и собирались просто-напросто зарезать графа, как вдруг вдали послышался топот скачущей лошади; бандиты бросили жертву.

Скакавший всадник был Магом.

Диана де Сент-Ирем, по предчувствию ли, или сомневаясь, что брат удачно выполнит поручение, так как он, видимо, был очень разгорячен вином, вслед за отъездом его послала к отцу Жозефу Магома с таким же письмом, как и то, которое поручила брату.

Увидев лежащего Сент-Ирема, Магом поспешно соскочил с лошади.

Граф не умер еще, но был близок к тому.

Слуга бережно приподнял раненого, положил на лошадь и шагом довез до ближайшей гостиницы.

Вручив хозяину десяток пистолей, обеспечивавших хороший уход за больным, он велел послать за доктором и, обещав вернуться часа через два, спустился в конюшню, сел па Султана и вскачь понесся в Сен-Жермен.

Чтобы преданный Магом поступил так, данное ему поручение должно было быть очень серьезно и важно.