Рыцари веры

XX МАСКИ СОРВАНЫ

Два дня капитан Ватан почти не показывался. Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе исчезли совершенно. На второй день капитан таинственно явился в отель де Рогана и долго говорил с графиней дю Люк.

О чем они говорили - так и осталось неизвестным. Вернувшись домой, капитан узнал, что Клод Обрио довольно долго пробыл, запершись со своим господином, и затем опять ушел из отеля.

Но, казалось бы, это не беспокоило капитана. Кроме того, солдаты и бездельники Клер-де-Люня исчезли без всякого следа, и все самые храбрые, самые лучшие, наконец, и Клер-де-Люнь, и Дубль-Эпе пропали.

А между тем служба в Монтобане в это время была нетяжелая, солдат хорошо кормили, и делать им было почти нечего.

Странно, что ни граф д’Орваль, ни герцог де Лафорс не тревожились этим. Граф дю Люк тоже как-то странно держал себя; он, казалось, ничего не видел и не слышал, и даже иногда не отвечал на поклоны.

Часто он целыми часами простаивал перед окнами графини дю Люк, не спуская с них глаз и тяжело вздыхая; когда там все темнело, Оливье задумчиво уходил.

Через три дня после описанного нами разговора графа со своим пажом, в осаждающей армии заметили необыкновенное движение; там, видимо, готовились энергично возобновить неприятельские действия, однако решительного ничего не начинали, только канонада да караулы немножко усилились.

Целый день прошел в постоянном ожидании атаки. Наступила ночь, а с нею увеличилось и беспокойство жителей Монтобана.

Соборный колокол пробил девять. Вся вооруженная масса вдруг как-то дрогнула, точно от электрического удара, и опять все смолкло.

У Сент-Антоненских ворот прохаживался взад и вперед молодой офицер, напевая веселую песенку и представляя собой резкую противоположность грустному настроению жителей Монтобана.

Это был Гастон де Леран. Для него не существовало ни осаждающих, ни осажденных, он думал только о том, что его милая невеста придет, как обещала, рассеять скуку бесконечных часов дежурства. Он не заметил, как на валу показался человек, пошел к бивуачному костру, вокруг которого грелись солдаты, но не сел между ними, а опустился поодаль на лафет пушки, куда не достигал свет.

Через несколько минут явился какой-то офицер с несколькими солдатами. Обменявшись паролем с караульным, он подошел к де Лерану и поклонился.

- Здравствуйте, граф! - сказал он.

- А, это вы, капитан Ватан! Здравствуйте, как поживаете?

- Недурно.

- В обход идете?

- Как видите… брр! Вот ночь-то, а?

- По-моему, отличная, капитан.

- Ну, да, вы ведь на седьмом небе, так вам конечно, хорошо. Скажите, пожалуйста, где граф дю Люк? Битых два часа ищу его и не могу найти. Это прескверно.

- Отчего?

- Так как мы одни, я вам могу сказать.

Капитан искоса хитро взглянул на сидевшего поодаль незнакомого человека.

- Скажите, капитан!

- В совете не совсем спокойны; кажется, чуют измену.

- Что вы?

- Да, говорят, сегодня ночью хотят открыть один из городских ворот войскам коннетабля.

- Черт возьми! Да неужели это серьезно, капитан?

- Очень серьезно. Прибавляют даже, что именно те ворота откроют, у которых вы дежурите.

- Нет, кроме шуток, капитан! Ведь это прескверно.

- Да уж я тут не виноват.

- Конечно, но эти болваны могли бы выбрать другие ворота, а я именно…

- Что вы именно?

- Ничего, ничего… Так. Но при чем же тут граф дю Люк?

- Да ведь он командует нашими отрядами.

- А! Так желаю вам отыскать его, капитан.

Они простились, и капитан ушел. Когда он проходил мимо незнакомца, сидевшего на лафете, тот встал и поспешно пошел к нему навстречу.

- А! Это вы, Оливье! - сказал капитан своим обычным насмешливым тоном.

- Я, мой друг; по некоторым причинам, которые объясню вам после, я хочу остаться здесь всю ночь; замените, пожалуйста, меня при отрядах.

Капитан схватил его за руку и, заставив отойти дальше, к стене, едва слышно скороговоркой шепнул ему на ухо:

- Негодяй Клод Обрио вас выдал; совету все известно, кроме вашего имени, будьте только осторожны, и я за все отвечаю.

- Если так, мне остается только умереть! - с отчаянным жестом сказал граф.

- Это никогда не поздно,- отвечал капитан со своей неизменной насмешливостью.

- О, если бы вы знали, друг мой!…

- Все знаю! - отрывисто сказал капитан.- Что, вы меня за осла, что ли, считаете? До свидания! Мы играем последнюю партию, которую должны выиграть во что бы то ни стало.

- Что такое?

- Ничего, это я по обыкновению сам с собой разговариваю. Так вы останетесь тут?

- Не тронусь с места.

- И прекрасно. Мне легче будет найти вас. Все к лучшему!

Капитан ушел. Граф был сильно озадачен.

Его заставляло призадуматься то, что он видел. У Сент-Антоненских ворот стояли теперь, вместо обыкновенного караула, четыре роты полка д’Орваля, к которым постоянно присоединялись свежие отряды. Измена действительно была известна, по-видимому, во всех подробностях, и меры приняты отличные.

Пробило половина десятого; на валу появились несколько человек и направились к графу де Лерану. Когда они прошли недалеко от Оливье, он разглядел, что это женщины, закутанные в плати и капюшоны.

Граф де Леран, видимо, с нетерпением их ожидавший, бросился навстречу и очень почтительно раскланялся.

Оливье стал внимательно прислушиваться.

- Милый граф,- сказала дама, голоса которой он не узнал (это была герцогиня де Роган),- у вас непростительные требования. В такую страшную погоду вы заставляете дам приходить к вам рассеивать вашу скуку!

- Герцогиня,- отвечал он,- я в отчаянии от этого, но если бы вы знали, как горячо я люблю, вы, такая добрая, простили бы меня!

- Да, и пожалела бы вас, как ты думаешь, Жанночка?

- Не будьте строги к бедному молодому человеку, милая Мари,- отвечал нежный голос Жанны,- вы ведь знаете, что любовь - деспот, требующий повиновения.

Это были подлинные слова письма, которое так недавно читал Оливье; холодный пот выступил у пего на лбу.

- О! - прошептал он.

- Жанна! Ты еще злее меня,- сказала герцогиня, мило погрозив подруге.- Вы не должны бы так говорить, ведь любовные тайны не выдаются.

- О, простите, герцогиня! Я действительно виновата.

- Мне сегодня всех, кажется, приходится прощать!- весело сказала герцогиня.- Ну, миритесь же с этим красавцем, не спускающим с вас глаз, так как ведь от вас зависит его счастье.

Граф дю Люк с отчаянием опустил голову на руки. Он не знал, что и подумать. Неужели же его жена в одно время любовницей и де Рогана, и де Лерана?

Переломив себя, он поднял голову.

Де Леран стоял поодаль, оживленно разговаривая шепотом с графиней дю Люк, возле которой стояла другая дама, вероятно, камеристка, а герцогиня говорила с третьей дамой, тоже, no-видимому, горничной или компаньонкой.

Граф был как на пытке.

Его жена - святая, чистая женщина - упала так низко!

Эта мысль сводила его с ума.

- О нет! - мысленно вскричал он.- Этого быть не может! Это не та женщина, которую я так любил! О, прочь, прочь отсюда!

В эту самую минуту раздался залп из всех пушек на траншеях, захлопали ружья, послышались неистовые крики за стеной:

- В город! Да здравствует король!

- А! Значит, я могу честно умереть со шпагой в руке и своей кровью смыть позор! - вскричал, радостно улыбнувшись, граф и бросился туда, где шум был сильнее.

Со всех сторон горячо бились. Городские стены были ярко освещены огнем.

- Да здравствуют де Роган и наши права! - кричали протестанты. Де Леран смело бился па стене, поручив даму, с которой разговаривал, ее спутницам.

Но самая страшная свалка шла за стенами города. Оливье бросился вперед, захватив всех солдат, попадавшихся ему на дороге, и, велев отворить ворота, кинулся в битву с громким криком «Де Роган! Де Роган! Наши права!»

Он вовремя подоспел: реформаторы уже изнемогали. Неприятель, охваченный паническим страхом, стал отступать.

Граф принял тогда командование над войсками и повернул обратно к городу.

В эту минуту примчались во весь опор человек сто конных.

- Ну, слава Богу! - произнес их начальник.- Я успел вовремя.

Граф узнал де Рогана.

Герцог соскочил с лошади и, обняв Оливье, почти насильно поцеловал.

- Вы всегда нас спасаете! Ах, благодарю, тысячу раз благодарю вас! Чем я могу вам за это отплатить?

- Тем, что сдержите данное обещание, герцог.

- Хорошо! Vive-Dieu! - с лихорадочным оживлением вскричал де Роган.- Пойдемте! Здесь нам больше нечего делать! Роялисты больше не вернутся.

Войдя в город, герцог пошел к валу.

- Куда же вы? - спросил граф.

~ К madame де Роган; они с madame дю Люк и мадемуазель де Кастельно, моей приемной дочерью, ждут меня тут недалеко, у караула графа де Лерана. Пойдемте, пойдемте, граф!

- Что? Что вы хотите сказать?

- Пойдемте, говорю вам!

Они взошли на вал.

Граф де Леран был слегка ранен, и это делало его счастливым. Он сидел на лафете пушки, и четыре дамы ухаживали за ним, перевязывая рану. За Роганом и Оливье стояла толпа солдат. Одним словом, вал был занят народом.

- На одно слово, герцог, пожалуйста! - сказал граф дю Люк, взяв его за локоть.- Знакомо вам это письмо? - прибавил он, достав из кармана листок бумаги.

- Конечно, граф,- отвечал де Роган, взглянув на обрывок.- Я удивляюсь только, как оно к вам попало?

От множества факелов солдат на валу было светло, как днем.

- Мои паж нашел его у вашего посланного, герцог.

- То есть у одного из моих посланных: потому что я написал три таких письма и отправил с тремя разными курьерами. Это нехорошо с вашей стороны, граф, ведь это письмо к герцогине.

- К герцогине!

- Извините! - сказал чей-то насмешливый голос,- Но очаровательный паж, верно, не отдал вам другой половины письма. Вот она!

Клер-де-Люнь подал графу листок, на оборотной стороне которого, кроме приписки, были следующие слова:

«Madame Мари де Бетюнь, герцогиня де Роган, курьеру, посланному с этим письмом, велено загнать лошадь, чтобы скорей поспеть в Монтобан; ему положено хорошее вознаграждение».

- А теперь, граф,- прибавил с улыбкой герцог,- чтобы у вас не оставалось больше ни малейшего сомнения насчет этого письма… Мари, дорогая моя! - сказал он, возвысив голос.- Подойдите сюда, моя душечка!

- Ах, герцог! Милый герцог! - вскричала герцогиня, бросаясь к нему в объятия.

Роган крепко обнимал и целовал ее.

- Милая Мари,- сказал он, когда утихло первое волнение,- вы получили письмо, которое я написал вам несколько дней тому назад?

- Иначе разве я была бы здесь, милый Генрих? - сказала она.- Ведь мы назначили свидание на валу, чтобы скорей увидеться и чтобы вы скорей уверили этого сумасшедшего Гастона де Лерана в вашем согласии на его брак с Бланш!

- Да, душа моя. Сколько у вас копий этого письма?

- Две, милый герцог. Третьего курьера убили или, скорее, взяли в плен.

- Эти две копии, вероятно, в вашем кошельке, дайте мне их, пожалуйста.

- О герцог! - запротестовал Оливье.

- Нет, нет, милый граф, мне непременно нужно убедить вас.

- Вот что его убедит лучше всего! - раздался суровый голос.- Надо покончить наконец с этими низостями.

Капитан Ватан втащил за собой какое-то существо в мужском платье, но с лицом женщины.

- Граф дю Люк, вот ваш паж Клод Обрио! Узнаете?

Он грубо толкнул этого полу-мужчину-полу-женщину, который, пошатнувшись, остановился в двух шагах от графа.

- О! - воскликнул с ужасом и бешенством Оливье,- Диана де Сент-Ирем? Возможно ли?

Девушка откинула голову и презрительно посмотрела на графа.

- Да, я Диана де Сент-Ирем,- сказала она,- или ваш паж, Клод Обрио. Теперь, когда все знают, что вы изменник, я могу умереть: я отомщена!

- Он изменник! - вскричала Жанна, бросаясь к мужу.- Он, Оливье! Ты лжешь, презренная! Он спас всех нас.

- Да, сударыня,- с достоинством прибавил герцог,- мы обязаны ему тем, что королевские войска не вошли в город.

- О графиня! - вскричал Оливье, подойдя к Жанне.

Она с улыбкой подала ему обе руки.

- Девушка,- сказал герцог,- все ваши козни, благодаря Богу, рушились. Вы не женщина, с вами и поступят не как с женщиной. Если знаете какую-нибудь молитву, молитесь! Через час вы умрете!

- Герцог! - вскричала Жанна, складывая руки и залившись слезами.- Будьте великодушны, прогоните эту презренную, она обличена и не может больше вредить.

- Графиня, ваша честь, честь вашего мужа и моя собственная требуют, чтобы она умерла!

- О, недоставало только сострадания этой дурочки!- вскричала со злой улыбкой Диана.- Да, я адское созданье, я хотела погубить всех вас, возведя на каждого небывалую клевету… это правда! Я все ставила на карту, чтобы выиграть, но проиграла - и плачу. Но я не одна сойду в ад, из которого вышла!

Быстрее молнии выхватив спрятанный на груди кинжал, она кинулась на графа. Но капитан Ватан знал Диану и следил за ее движениями.

Он быстро загородил собою Оливье, удар пришелся ему прямо в грудь, но в то же время он успел разбить ей череп рукояткой кинжала.

Оба упали.

- О! - вскрикнула с бешенством Диана.- Вы всегда возле него, чтобы спасти его!

- Как ты,- с усилием проговорил капитан,- всегда была против него, ища его гибели!

- Возьмите эту тварь и сейчас же повесьте! - приказал герцог.

Пять минут спустя труп Дианы де Сснт-Ирем качался на самой высокой башне Монтобана.

Капитан чувствовал, что силы быстро оставляют его и смерть приближается.

Оливье, Жанна, герцог и герцогиня плакали, стоя на коленях вокруг него.

- Э! - слабо прошептал он, стараясь улыбнуться.- Я умираю, как солдат, с оружием в руках. Благодарю Бога, что он послал мне такую прекрасную смерть! Будьте счастливы, дети, я очень любил вас!… Фаншета,- едва внятно прибавил он, обращаясь к трактирщице,- поклянись мне… что она никогда не узнает… никогда… слышишь?., что я был ее отцом!

Поднявшись вдруг, он сел, обвел всех каким-то странным взглядом и громко, ясно крикнул:

- В дорогу! Бьют сбор!

И упал навзничь. Все засуетились около него, но все было напрасно. Капитан Ватан умер!…

Попытка роялистов овладеть Монтобаном, придуманная Дианой де Сент-Ирем, была последней.

Как известно, заразные болезни подкосили армию коннетабля, он вынужден был снять осаду, и с реформаторами заключили мир.

Через десять дней после снятия осады граф Гастон де Леран обвенчался с Бланш.

Граф дю Люк излечился от своей ревности, как говорят мемуары, послужившие источником нашему роману.

Странная вещь! Клер-де-Люнь, вернувшийся в Париж и продолживший свои сомнительные операции, не был повешен!

Дубль-Эпе женился. Клер-де-Люнь отказался от звания начальника бездельников Нового Моста, переехал к своему бывшему адъютанту и нянчился с его детьми, которым, вероятно, внушал некоторые из прекрасных правил, руководивших им всю жизнь.