Рыцари веры

XIV РАЗГОВОР С ГЕРЦОГОМ ДЕ РОГАНОМ

В ратуше заседал совет. Председатель, герцог де Роган, сидел за зеленым столом на эстраде; два кресла, справа и слева возле него, были не заняты. Он приветливо принял графа дю Люка, посадил его возле себя и специально для того, чтобы вполне ознакомить его с положением дела, снова начал речь, которую прервал, когда граф вошел. Он объяснил в этой речи, что положение их выгодно, что у короля нет такого войска, которое могло бы окружить город со всех сторон, и следовательно, с восемью тысячами партизанов, набранных им в Севеннах, он будет в состоянии противодействовать герцогу Ангулемскому и заставит короля сделать уступки; затем они предпишут ему условия и возвратят протестантам привилегии, данные Генрихом IV.

Речь его была встречена громкими рукоплесканиями и благодарностью.

Совет кончился: буржуа и министры разошлись. Оставшись один с Оливье, губернатором и офицерами своего штаба, де Роган извинился перед ними, прося подождать минуту, пока он переговорит наедине с графом, и перешел с ним в соседнюю комнату.

- Милый граф, нам с вами необходимо объясниться,- откровенно и дружелюбно сказал он.

- Да, герцог,- серьезно отвечал Оливье, удивляясь непринужденному тону де Рогана.

- Во всяком деле, граф, лучше всего выяснить все сразу. Выслушайте меня. Вы считаете меня виноватым перед вами, тогда как я ни в чем не виновен.

- Герцог,- высокомерно сказал граф,- слова тут излишни; шпага докажет, на чьей стороне правда. Я и так слишком много терпел.

- Однако, милостивый государь, позвольте вам заметить, что и я тоже слишком терпеливо вас слушаю.

- Вы? - горячо вскричал Оливье.

- Конечно! В этом деле и моя честь затронута клеветой, которую неизвестно для чего распустили. Как! Я, товарищ по оружию вашего отца, пятидесятилетний человек, полностью занятый политикой, преследуемый, как дикий зверь, приговоренный к смерти, воспользовавшись гостеприимством, оказанным мне в вашем доме, отплачу за это таким низким обманом? И что же употреблю для этого? Письмо от герцогини де Роган к ее монастырской подруге! Да ведь это отвратительное преступление!

- Однако вы явились в мой замок под чужим именем!

- Мне иначе нельзя было поступить; я не свою личную безопасность оберегал, а не хотел скомпрометировать вас, граф. Я ждал вашего возвращения, чтобы сказать вам все наедине; графиня сама удержала меня; я послал Лектура в Париж к герцогу де Лафорсу и ждал ответа. Как только он вернулся, мы сейчас же уехали. Когда Бассомпьер спас меня, дав возможность бежать, переодевшись солдатом, я прямо поехал в Моверский замок. Разве я мог поступить таким образом, если бы сознавал себя виноватым в том, в чем вы меня обвиняете? Имя де Роганов всегда было и будет честно. Во всем этом, граф, кроется какая-то тайна, чьи-то козни, которые надо обнаружить. Я нахожусь не под влиянием страсти и сужу хладнокровно и здраво.

- Что вы хотите сказать, герцог?

- То, что, если бы в подобном же случае герцогиня де Роган дала мне вполовину меньше доказательств, нежели дает их вам графиня, я бы давно на коленях молил ее о прощении.

- О графине нам с вами, герцог, нечего говорить; упоминая ее имя, вы только усугубляете свою вину против меня. Все ведь можно отрицать; это давно известно. У меня столько доказательств вашего обмана, что всякий разговор об этом будет пустой тратой времени. Только кровь смоет оскорбление, которое вы мне нанесли; неужели вы откажете мне в этом?

- Нет, граф, хотя мог бы отказать, так как совесть ни в чем не упрекает меня. Но убивать сына моего друга или самому рисковать быть им убитым в такое время, как теперь, я считал бы слишком нелепым. Я буду с вами драться, граф, но при одном условии: чтобы дуэль состоялась не раньше, как по окончании настоящей войны.

- О, герцог!…

- Да, граф. Ваша смерть не повлечет за собой таких последствий, как моя; я ведь представитель протестантской партии и не имею права из-за ребячьей вспышки губить людей, которые мне доверились.

Граф с минуту стоял, опустив голову, бледный, весь дрожа и судорожно сжимая в руке рапиру.

Герцог смотрел на него, гордо откинув голову и нахмурив брови.

- Вы правы, герцог,- тихо, но твердо сказал наконец Оливье.- Извините меня, теперь наша личная вражда должна уступить место интересам религии. Когда мы будем драться?

- Тотчас по окончании войны, когда я добьюсь от короля и коннетабля выгодных условий для протестантов.

- Даете слово?

- Даю честное слово, граф де Мовер, я сам приду к вам, не ожидая вторичного вызова с вашей стороны. А теперь не станем показывать никому нашей обоюдной неприязни и вернемся к нашим друзьям.

Они вышли в залу совета.

- Господа, нам пора ехать,- сказал герцог.- Я возвращаюсь в Кастр и как можно скорее жду вас, милый граф, с вашими партизанами; вы мне будете там нужны.

- Меньше чем через три дня ваше приказание будет исполнено, герцог.

Де Роган уехал, а граф отправился на квартиру губернатора, где ему заранее были отведены комнаты.

Но, выйдя на улицу, Оливье напрасно искал своего пажа; Клод Обрио поручил его лошадь одному из солдат губернатора, а сам куда-то пропал.

Через минуту Оливье увидел его; он опрометью бежал, спеша поддержать ему стремя.

- Простите, господин граф,- сказал он,- я задержался в трактире с солдатами.

Оливье только молча пожал плечами, и они уехали.